Сказания далекого мира. Книга 1. Божественный век / #Wattys2016

Сказ о втором желании Серафиуса

  Когда умер Кин-Хладир, шел дочери его, Маир, двадцать шестой год, и не имела она ни разу мужа, отказывая всем желающим, коих являлось свататься немало, и тайно находя желанное тепло в объятиях верховного жреца, Серафиуса. Пока король-отец был жив, потакал он капризам дочери любимой и не обременял деву замужеством. Однако когда брат старший занял место покойного, вознамерился Кин-Хадор упрочить свою власть, выдав сестру за одного из чиновников. Много мужей влиятельных – и молодых, и старых, – невзирая на возраст невесты, явилось просить руки красавицы, да только славившаяся своей прозорливостью Маир с легкостью избавлялась от всех претендентов, прося их в знак подтверждения любви своей то отправиться в странствие в далекую северную страну на поиски цветка, обладающего необычайно притягательным ароматом, листья которого созданы самой Всевидящей из хрусталя, то уйти в морское плаванье, чтобы найти остров никем ранее невиданный, где безобразные девы с головами рыб охраняют руно, что не горит в огне, то еще невесть куда скажет направиться – искать очередную небылицу. Гибли одни женихи, гоняясь за выдумками, других же, предпочитавших пойти на хитрость, высмеивал в итоге весь императорский двор – с такой легкостью разоблачала их обман сестрица императора.
- Ах, отчего же не можешь ты стать моим супругом? – тяжко вздохнула как-то поздним вечером Маир, лежавшая в покоях своих, в объятиях Серафиуса, еще не отбывшего с воями в земли дикие.
- Вам прекрасно известен ответ, госпожа, – ответил ей с улыбкой грустной Ала.
И действительно, была известна деве причина: непозволительно было жрецам иметь жен да детей, а если подобное случалось, предавались они позору и лишались сана.
- Ах, если бы не твое положение!.. – разочарованно воскликнула Маир, и слова ее позволили Серафиусу осознать, как собственная жажда власти сыграла с ним злую шутку: ведь та, которая могла с легкостью приблизить его к желанному трону, лежала у него в объятиях, готовая вся отдаться ему одному, а глупый свод правил был раздражающей помехой. И пускай Ала был верховным жрецом, мастером слова и уловки, но даже он не осмеливался пошатнуть вековые устои жречества, страшась заронить недовольство в круг последователей.
«Если бы только нас сблизило что-то такое, что приблизило бы меня к трону», – с досадой подумал Серафиус, и рассмеялся Бог чудес, наблюдавший за ними откуда-то издалека.

Пару лун спустя Маир с сияющими от счастья очами сообщила в одну из вечерних встреч Ала, что отныне носит их дитя. Изумился ее словам Серафиус, ибо ведомо ему было – не могут они иметь с людьми детей, – и хотел было усомниться в верности девы, но была она так довольна, что жрец верховный только изобразил притворную радость.
Следующим днем в храме, во время кровавого жертвоприношения, Ала выронил ритуальный змеевидный кинжал – так сильно дрожали его руки. Жрецы, бывшие там, ничего не сказали, но сочли данное дурным знамением.

Тогда Ала впервые испытал страх. Его ужаснуло могущество того, кому некогда вверил он свое первое желание, погубившее Кин-Хладира того, кто, Серафиус был уверен, исполнил его второе.
Нерожденное дитя было таковым.