О том, кого считать настоящим другом. Когда я читала в книгах фразу: "Дальше всё происходило как в тумане", то не верила написанному. Какой этот туман? Совершенно не говорящая характеристика. Разве возможно позабыть события, действия, слова? Глупости! Оказывается, я была неправа. Всё смазалось как мазки на холсте под нетвердой рукой. Я помнила снег. Он стекал каплями по щекам и заползал за шиворот съехавшей куртки. Ветер задувал под одежду, путался в юбке платья... Очертания размылись до пятен. Кто-то усадил меня на лавку. Кто-то говорил на повышенных тонах, тряс за плечо и что-то спрашивал. А я и оглохла, и ослепла, и потеряла дар речи. Потом перед глазами прояснилось. Свет заходящего солнца невыносимо слепил. Женский силуэт превратился в Вику. Но она же была заперта? Или мне приснилось? Та перебирала мои волосы, бормотала успокаивающие слова. Укутала своим шарфом, нацепила на макушку теплую шапку. В нос забрался персиковый запах её духов. Вдалеке заревела сигнализация, ей ответили заливистым лаем дворовые псы. И меня с оглушительным хлопком вытолкнуло из пустоты, выбив последнее дыхание. Как будто тонула, но справилась и вынырнула из морской глубины. -- Очухалась! -- причитала мертвенно-бледная Вика. -- Я уже скорую собралась вызывать! Сгорбилась, шатаешься и молчишь. Уставилась в одну точку. -- Ты ведь сидела дома... -- Приехала с папой, -- объяснила она. -- Он так ругался... Вика невесело фыркнула и с состраданием посмотрела мне в глаза: -- Как самочувствие? Я повела плечами. Как у лимона после встречи с соковыжималкой. Да и внешний вид отвратительный: на колготках стрелка длиной сантиметра в три, коленка разбита, низ платья пропитался бурыми пятнышками. Подозреваю, что щека после пощечины распухла и налилась краснотой. Но это мелочи. -- А что с Пашей? -- с дрожью в голосе. Вика почесала кончик носа, поправила на мне шапку, потеребила застежку сумочки. Точно скрывала какую-то важную информацию... -- Да куда он денется? Папа говорит: жив-здоров. -- Папа? Он выходил? Оказалось, что Викин отец при помощи перепуганного Артема уже произвел "задержание" (на деле -- обезвредил амбала и дождался его дружка), а теперь, вместе с другом из отдела, разбирался с бандитами. Артем перед началом "операции" долго ныл и умолял оставить его, после - трясся и сбежал при первой возможности. Ну а Паша остался давать показания. Подобное предстояло и мне, но позже. Викин отец милостиво разрешил вначале прийти в себя, а уж потом -- объясняться в безрассудстве. В голове перекручивались бессвязные мысли, пульсировали и давили на темечко. Противно зудело в висках, как перед началом сильной головной боли. Вика, покопавшись в сумочке, достала пачку обезболивающих. Я выдавила одну таблетку, подумала и добавила к ней вторую. Чтоб наверняка. Приземистый, но крепкий мужчина в черных брюках и зеленой рубашке, неуловимо похожий на Вику чертами лица, вскоре подошел к нам. Его волосы были даже светлее, чем у моей напарницы -- золотисто-пепельные. Глаза серо-голубые, уставшие; под кожу залегли тени. Драповое пальто перекинуто через плечо. Он покачал головой, обратившись ко мне: -- Ну что нынче за дети? Раньше крутизну заполучали, если учителю хамили. А теперь?.. -- Я хотела помочь следствию... -- Безусловно. -- Отец вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и выбил одну штуку, продул её. -- Комаров Борис Аркадьевич. И протянул мне широченную ладонь. Я боязливо пожала её. -- Никитина Диана Константиновна. -- Очень приятно, Диана Константиновна, -- громыхнул он, закуривая. -- Ладно, сейчас твоего друга отпустим, и езжайте домой. Диана, ты свободна, к расследованию отношения не имеешь, никуда не лезла и нос не совала -- чтоб лишней канители не было. Усекла? Купите торт, отпразднуйте удачный исход мероприятия. Виктория, держи на сладкое. Борис Аркадьевич, усмехнувшись, вручил дочери тысячу рублей. Мне показалось, что всё наладилось, и деньги означали перемирие, но Вика, заслышав своё полное имя, напряглась. Она тяжко простонала и заканючила: -- Папуль, ну прости нас! Пожалуйста! -- Семнадцать лет дылде стукнуло, а, как маленькая, лезет во всякие "расследования", -- голос наполнился недовольством. -- Ладно, обсудим попозже. -- Папочка, но мы... Ведь благодаря нам обезврежена опасная группировка. Или как их там? -- Два сопляка вами обезврежено. -- Па-апочка... -- Борис Аркадьевич, -- перебила я её. -- А как Паша? -- Да чего случится со здоровым парнем? В лобешник получил пару раз, когда сопротивляться попытался. И всё. Эти-то, -- он безлично махнул в сторону соседнего подъезда, -- крутыми выставлялись, а в итоге струсили и к членовредительству не перешли. За что я им, конечно, благодарен. Вика насупила брови. -- Я, по-моему, выстрел слышала... Когда ты уже внутри был. Вот что она скрывала. Мамочки... Я перепугалась, как бы Викин отец не приукрашивал действительности. Паши-то не видно; вдруг он пострадал?! -- Да преступнички ваши, -- Борис Аркадьевич скривился, -- травмат прикупили. И запрятали тот у самой входной двери. Главный их заверяет: сделали, как в боевиках. Какие боевики в наших-то условиях? В общем, этот главный, как понял, что попался, принялся угрожать, что пристрелит кого-нибудь. В итоге я его скрутил, а он запоздало пальнул в воздух. Вот что значит: тело раскачал, а мозг совсем усох... Тут Викиному отцу позвонили и он, извинившись передо мной и пообещав дочери скорую расправу, отошел. Осталось дождаться Пашу, убедиться, что он цел. Отдать телефон, в конце концов. Перед глазами проигралась недавняя картинка: слезы, страх, побег, зависший экран. И во мне засел мерзопакостный червячок непонимания. С отправителем "анонимных" сообщений разобрались. Варианта два: или Паша с самого начала подшучивал надо мной, или... Испытывал симпатию? Если первое, то он -- негодяй и подлец. А если второе? Но как же Вика? -- Викусь, -- я начала издалека, -- а вы с Пашей давно встречаетесь? Она оторвалась от созерцания слякотной лужи и удивленно уставилась на меня. -- В смысле? С чего ты взяла? -- Ну... В кафе, помнишь, когда познакомились. Ты сказала, что знаешь Пашку, потому что вы встречаетесь. -- Да ты с дуба рухнула! -- нараспев произнесла напарница. -- Мы год назад встречались, я это и пыталась сказать. -- Почему расстались? Интересно, не обидится ли Вика за допрос? Но, судя по всему, нет. -- Да ну его, -- она махнула перчаткой. -- Целыми днями то дома спал, то на тренировках пропадал, то в ноутбуке засиживался за игрушками. В итоге я предложила общаться без всяких обязательств. Ты б видела его радость. Будто мешок сладостей вручила, а не прекратила отношения. -- А ты как отреагировала на разрыв? До сих пор любишь его? -- напирала я, подергивая левой ногой. В шапке и шарфах вдруг стало невыносимо жарко. Я стянула Викин и, покрутив в пальцах, передала хозяйке. На руках остался всё тот же сладковатый запах фруктов. -- Не, -- Вика намотала шарф на запястье. -- Он мне когда-то нравился, собственно, по моей инициативе и замутили. А после даже не сожалела. Как друг Паша куда лучше, обязательнее, что ли. Никому подобного МЧ не пожелаю. Я зарделась. Надеюсь, она предвзята. Впрочем, Паша мог всего-навсего издеваться. "Принцесса", -- я попробовала слово на вкус, покатала его на языке, как глоток вина. Вкусное. В любом из его оттенков. И в тот момент, когда слово медовой каплей расползлось по душе, я приметила фигуру Паши. В расстегнутой куртке и с растрепанными волосами он выглядел таким смешным. Чем-то напоминал нахохлившегося воробушка. Вязаные помпоны шапки торчали из кармана и раскачивались в такт шагам. -- Пашка! -- покорившись порыву, выкрикнула я и рванула к другу. В макушке отдалось ударом, но боль стихла, тошнота через мгновение исчезла. Я добежала до Паши и застыла в шаге от него. Что дальше-то? Похлопать по плечу или чмокнуть в щечку? Поблагодарить? "Спасибо, что спас мою жизнь!" -- как звучит-то... Напыщенно. Паша вначале отстранился, но затем порывисто обнял меня. И зачем-то начал ощупывать. -- Эй! -- я отпихнула ладонь. -- Чего? -- оскорбился Паша. Чуть выше его правой брови расплылся фиолетовый синяк -- и точно, получил в лоб. Я хихикнула. -- Проверяю, здорова ли ты. -- А я за тебя волновалась, -- честно призналась я и прикусила губу. -- Нифига себе волновалась! -- Вика подлетела к Паше и отвесила ему пинок под коленку. -- Чтоб больше всякими глупостями не занимался. У Ди из-за тебя, придурок, шоковое состояние началось. Или как его там? Короче, совсем ей поплохело. Еле откачала. -- Если б не я, -- Паша выпятил грудь, -- она б сейчас находилась в плену у врага. Я, между прочим, и Диану спас, и дело не провалил. -- Что ты вообще потерял в той парадной? -- Я вспомнила, как фигура Паши исчезла в заслоне из снега. -- Ты ж обозвался и сбежал. -- Как истеричка, -- поддакнула Вика. -- Так я следил за тобой. План-то убогий, а ты -- нет, хочу в супергероя поиграть. Ну и что оставалось? Вначале, признаюсь, вспылил, но сразу одумался и устроил слежку. Ты в парадную, я -- туда же. Так вот чье присутствие чувствовалось на лестнице. Интуиция не обманывала. -- Вошла, я ухом к скважине. И сразу же слышу, как ты молотишь в дверь, вопишь, плачешь. Ясно, что накрылась твоя идея. А у меня даже мобильника нет с собой. Ну я и... Глупо, конечно... -- Да вообще по-кретински, -- вновь согласилась Вика. -- Кстати. -- Пошарила по карманам и передала Паше телефон, на мгновение замешкавшись. -- Я... Нечаянно прочитала последнюю исходящую смс-ку. Пыталась номер набрать, а он переключился на сообщения и завис. И зажмурилась. Момент истины настал. -- А, ну, значит, догадалась уже, -- бесстрастно отозвался друг. Вика затеребила меня за плечо, вопрошая, что произошло. А я не стала раскрывать тайну. Больше времени потрачу на объяснения. Потом расскажем -- если понадобится. -- И как это понимать? -- только и сумела выдавить я, не разлепив век. Кожа на щеках от напряжения заныла. -- Что ты мне симпатична, -- абсолютно спокойно, точно заказывал гамбургер, а не признавался в чувствах. -- Давно ещё, задолго до встречи в кафе. Но номер-то узнал только через объявление, тогда и решил разукрасить твои будни этакой таинственностью. Плохо разве? Я часто заморгала. Вика ахнула. Охнула. И весело присвистнула. Затвердила что-то про любовь, про счастье и про то, что из нас получится клевая пара. Рановато она с выводами. -- Кое-что не сходится. Котенок и шарф, -- я дотронулась до мягкой "змеи", обвивающей шею, -- твоих рук дело? -- Целиком и полностью. -- Но ты в тот день, когда мама нашла коробку, был со мной. Мы ехали на дачу к Артему. -- Друга попросил, он днем занес. Делов-то. Котенка я в среду взял -- в магазине кошка разродилась, а котят девать некуда. -- Допустим. А почему постоянно пытался отказаться от совместных походов? Я наоборот думала, что неприятна тебе. -- Да я стеснялся, знаешь, оставаться наедине. Как-то оно в новинку; вдруг ляпну чего или натворю? Диан, я не обманываю: ты мне очень-очень симпатична. Но... -- Паша осекся. Так и знала, есть подвох. -- Не станем торопить события. Может, лучше сходим в кафешку? Все вместе, разумеется. Отпразднуем удачное завершение дела. Или вначале в больницу? -- Он потрогал мое колено. -- Подлатаем руководителя? Я шутливо ткнула его в бок. И мы побрели на остановку. А провожал нас белоснежный вихрь снежинок. Ветер завывал печальную песню. Мрачный, словно вымерший, дворик погрузился в привычное безмолвие. Да, нынче я стала объектом внимания. В витрине разглядела свое отражение: волосы всклочены, как пучок змей, лицо в потеках крови (впрочем, его я оттерла влажной салфеткой), куртка заляпана, низ платья превратился в половую тряпку. Наверное, прохожие думали, что меня избивали. Мы выбрали первое симпатичное кафе, встретившееся на пути, в котором заказали три коктейля и пиццу, еле влезшую на стол. Каждый оторвал по кусочку, неторопливо пожевал. Я задумалась, наблюдая в окно за прохожими, Вика включила игрушку на мобильном. Беседа не клеилась. Паша опустил взгляд в бокал и помешивал трубочкой лед. Я боялась обращаться к нему, потому что знала о сообщениях, о его геройстве; а в голове прокручивалось: "Ты мне очень симпатична, но..." Противные "но" вечно портят хорошие фразы. А Вика, решив, будто мы хотим остаться наедине, всё порывалась сбежать. Я трижды останавливала её. Перекусив и попросив запаковать остатки пиццы, мы с Викой направились в уборную. Напарница хмыкнула: -- Попудрить носики. Скорее - посплетничать, а заодно оценить масштаб ущерба. Я-то понимала, что мне для превращения в приличного человека надо не нос попудрить, а полностью обмакнуться в тональный крем. Заперлись в туалете, включили воду в раковине. Немногословно поговорили о сообщениях, я показала их Вике. Та удивилась и спросила: -- А тебе самой-то он как? Нравится? Пожала плечами. Не определить. Чем-то - да, но ведь это Паша. Знакомый, понятный, вечно голодный Паша. С которым мы попрощались на развилке около школы. Без поцелуев или приятных слов. Даже не улыбнулись напоследок. С Викой разошлись минут через пять. Едва она помахала мне рукой, как я сменила медленный шаг на быстрый и понеслась домой. Мама меня убьет. Обошлось. Мама оставила записку: "Я уехала до завтра к бабушке", и я принялась спешно заметать следы: забросила одежду в стиральную машинку, почистила сапоги, намазалась каким-то регенерирующим кремом -- а то щека вспухла и покраснела. С Иркой созвонились поздним вечером. Телефон затрезвонил в самый неподходящий момент -- я смазывала коленку зеленкой. Ту жгло, и я фырчала, дула, прикладывала к краям царапины тряпочку. Мобильный поставила на громкую связь. А подруга, вместо того, чтобы поздравить и похвалить, вылила на меня ушат грязи. -- Ты подвергла Темочку опасности! -- безапелляционно заявила она. -- Хоть представляешь, как я переживала?! Более чем. И что-то подсказывало, что за Пашу я волновалась куда сильнее, чем она -- за Артема. Наверняка ограничилась коробкой конфет, мелодрамой или шопингом. -- Не кричи, -- попросила я, -- и без тебя тошно. -- Ах, тошно?! Если бы он погиб в перестрелке?! -- Или бы его задавило танком. Мы ведь перечисляем фантастические развития событий? -- Я торопливо завинтила колпачок, заодно перепачкавшись в зеленке. Лучше поспешить, потому как к заветной баночке подкрадывался Пушист, и это грозило куда большими неприятностями, чем позеленевшая кожа. Ирка замолкла. Но, кажется, скрежетала зубами. -- Ты думаешь только о себе, -- вдруг выдала она. -- Как и ты, -- поддержала я. -- Знаешь, что? Раз мы такие эгоистки и негодяйки, то, может, прекратим бесполезное общение? С заданием я справилась, пятьсот рублей отработала; получается -- полностью свободна. Ищи себе другую подругу. Я отчеканила это с полной серьезностью, громко и твердо. -- Вот и найду, -- вспыхнула Ирка. -- Тогда пока-пока, -- и насмешливо добавила: -- В понедельник не забудь принести все учебники. Нажала на "отбой" до того, как бывшая подруга успела придумать язвительный ответ. Откинулась на кресле. То заскрипело. Смазать бы. Нет, лень. Почищу зубы и спать. Пусть на часах ещё всего восемь вечера, но лучше усну, чем буду проигрывать сегодняшний день в деталях. Вспоминать, дрожать, хмуриться. Завтра -- выходной, продрыхну до полудня без зазрения совести. Перспективы были манящие. Я развесила простиранные вещи на бельевой веревке, попутно отмахиваясь от бегающего по квартире Графа и лезущего к нему на спину котенка. Умяла парочку вчерашних котлет. Умылась. Раздалось оповещение о пришедшем сообщении. Наверняка Ирка. Накатала целую обличительную поэму имени меня. Но экран сиял: "5 сообщений от: Паша". Вот так расписался! Сердце перевернулось восьмеркой и юркнуло под ребра. А после того, как я прочитала послание, оно и вовсе опустилось к пяткам. "Ты мне, действительно, нравишься. Жаль, что узнала так... Когда-нибудь потом я бы признался сам. Честное слово, было приятно удивлять тебя, заставлять улыбаться и разгадывать эту нелепую загадку с поклонником. Но я не собирался предлагать встречаться. Понимаешь, опыт показывает, что отношения всё портят. Давай останемся друзьями? Прости, принцесса". Без точки. Без окончания. Будто я сорвалась и упала в чернеющую пропасть. Почему так плохо и тоскливо? По душе заскреблись когти. Голова закружилась. Я присела на край кровати. Слезы заливали лицо, скатывались по щекам и уголкам губ. Почему-почему -- очевидно же! Сделала тяжелый вдох. Сглотнула. И выдохнула, признаваясь самой себе: -- Я люблю Пашу! Как учила Плюшка. Удивительно, но разом полегчало. Точно булыжник спал с легких. Дышать стало проще. Больше не подташнивало от печальных мыслей о конце не начатых отношений. Смирилась? Нет, всё ещё невыносимо одиноко. Позвонить бы Ирке, пожаловаться. Но теперь поздно. Я робко, не надеясь на понимание, набрала номер Вики. -- Алло, -- проворковала та. -- Вик, у меня трагедия... -- Какая? -- разом насторожилась. -- Я влюбилась в Пашу... -- Уже одеваюсь, -- без объяснений поняла Вика и повесила трубку. И через час мы, потратив "гонорар" от расследования, поедали ужасно вредную картошку-фри с огромными чизбургерами и запивали их приторно-сладкой кока-колой. В духовке подогревалась пицца. И нам было невероятно уютно. А ближе к полуночи в дверь позвонили. Настойчиво, долго. Мы с Викой открывать боялись, но все-таки решились. Вика, прижавшись к стене, сжимала в руках чайник, чтобы огреть им преступника (а кто ещё шастает ночами?), я посмотрела в глазок, но лестничная клетка пустовала. Надо бы уйти, но я, как истинная дурочка, распахнула дверь. Пустота. Осмотрелись. Повела плечами. Пальцы потянули за ручку, но тут из-за угла вышел... Паша. Да не один, а с одинокой розочкой, повязанной бантом. Он потупился, протянул мне цветок и тихонько сказал: -- Я сообщение отправил и только потом понял, как сглупил... Прости... Хотел добавить что-то ещё, но не успел -- я кинулась ему на шею. Остатки пиршества мы доедали втроем, благо набрали -- как на пятерых. Неделя заканчивалась. Остался всего один день. Самый лучший. Выходной. За что я люблю понедельники? Они ведут к очередному воскресенью.
