Ширина разума

Глава 13

Было превосходно ясно, что нас ожидает разговор. Трудный, долгий разговор.
Разговор, ради которого я приехал. Который таился в моих мечтах. По причине которого я не волен ехать домой, а должен оставаться в деревне.
Тогда, после пожара, я уже не думал, что любил когда-то Доминику. На мою голову свалилось сознание того, что я любил её образ, увиденный прежде.
Теперь она не сильно изменилась. Но тут ясно чувствовалось - прошло семь лет. И я, иногда безуспешно, иногда с некоторым выигрышем, находил её недостатки - один за другим. Что на меня нашло? - я так и не понял.
Однако в свои тридцать лет я влюбился, а теперь - в тридцать семь - ребячился. Хотел ли я забыть Доминику и полностью углубится в воспитание дочери? - нет; Доминика стала слишком родным человеком, чтоб снова её потерять, и я даже задавался вопросом - «а что, если бы она действительно умерла?». Желал ли я понять, что со мной происходит? - безусловно. С чем я это сравнивал? - вернее будет сказать «предполагал»; я предполагал, что так и проходит любовь.
Но последствии решения этих вопросов, я не удовлетворял свою жажду любопытства к другим. Как так получилось, что она жива? Что произошло за это время? Кто врал в этой ситуации? - все эти вопросы оставались без ответа. Без моего ответа. И я надеялся получить ответ Доминики.

Тогда, когда пожар кончился и люди разбрелись, ахая и охая, Доминика молча забрала у меня спящую девочку и пошла по дороге в неведомом мне направлении. Я же не стал спрашивать, ибо пустота внутри меня не позволяла её наполнять. Я молча пошёл за ней.
В итоге мы оказались в доме Доминики; он был старым, но годным для жилья. С коврами на стенах и на полу, одной большой печкой и небольшим количеством комнат с содержимым равным лишь одной кровати и, быть может, шкафчику к ней. Хозяйка дома безмолвно оповестила меня о местоположении моей комнаты, комнаты Ани, дарованной ей на некоторое время, и о местоположении кухни; всё сопровождалось вполне нормальным молчанием и махами рук в сторону той или иной комнаты.
Доминика не была грустна, она была уверена. Однако лицо её не выражало радости тоже, она была спокойна, будто ничего не произошло. Быть может внутри неё также обосновалась пустота.
А может, ей есть, что сказать.

И вот, теперь, я сижу на кухне, ногами упираясь в ножку деревянного стола и обосновавшись на деревянной скамейке. В кухне душно, потому что душно и на улице. Я ждал Доминику и желал, чтоб она пришла скорее - тогда моё сознание переключится на разговор и про духоту я забуду. А пока я пытался вдохнуть больше воздуха, чтоб кислорода в лёгких оказалось больше.
Доминика не заставила себя долго ждать; она пришла и уместилась напротив меня - на такой же деревянной скамейке. Девушка убрала прядь тёмных волос с плеча, закинув их за спину, положила свои руки на стол и сжала в один маленький кулачок.
«Момент истины близок», - подумал я про себя. И тоже положил руки на стол.
- Я жду-с, - сказал я и мне показалось, что фраза получилась слишком грубой. Но значения я этому не придал и попытался сконцентрироваться на опущенных глазах Доминики.
В мгновение она подняла голову, посмотрев на меня, и столкновение двух взглядов стало неизбежно. Один взгляд был сердитым и разбушевавшимся - он принадлежал мне; за второй - взгляд Доминики - выступал полный горечи и сожаления. Доминика не изменилась внешне. Но она прибавила уверенности в свои действия - вот её измена. А нравилось ли мне это? Я понятия не имел и решил отложить вопрос подальше, в самый укромный уголок памяти, чтоб разобраться с ним позже.
- Говорите, Доминика.
- Можно на «ты»?
Я удивился, но кивнул. Когда она стала столь смелой? И это меня явно раздражало. Я не осмелился просить этого раньше и теперь, а она спросила - вот так, легко и просто.
Доминика отвела взгляд к окну и начала:
- Давно, - Она нахмурилась, размышляя о чем-то и что-то высчитывая. - Лет... семь назад... - Доминика произнесла это тихо, будто думала раньше, что не прошло и года; будто это было самым большим удивлением в её жизни.
- Будем по делу.
- Будем. Лет семь назад, когда я... умерла... Когда тебе пришли сведения о том, что я умерла, я на самом деле была жива.
- Я уже догадался.
- Конечно, - согласилась она, - а я скажу сразу главное - не её вина. Не вина Иды.
- Не вина Иды? - я вопросительно поднял брови. - Может быть. И чья?
- А теперь мой рассказ перейдёт на самое начало... Если ты позволишь.
Меня забавляла новая форма нашего разговора. Разговор на «ты» меня забавлял. Но я решил, что обдумаю это позже, а пока ответил:
- Позволю.
- Самое первое письмо... - Она опустила голову. - То письмо, которое я отправляла тебе из Тулы. Которое, я думала, прочёл Игнатий. Которое он потерял... В нём говорилось... Ох, Николай, - Доминика выдохнула и прислонила свои сложённые в кулак руки ко лбу.
- Не поверишь, - оборвал её рассказ я, - но я знаю, что в нем говорилось. И помню до мелочей.
Девушка настороженно подняла голову и взглянула на меня, выражая в некоторой степени испуг или страх и тревогу.
- Да-да, Доминика. Я читал его. Когда был убит твоей смертью. Я когда-то был убит твоей смертью!..
- Был убит моей смертью... - шёпотом произнесла она, снова прислонив кулак ко лбу и зажмурившись.
Когда она открыла глаза, мне показалось, будто слезы наполнили их, но она сумела их сдержать - глаза были красными.
- Ты любила меня, Доминика, - продолжал я. Она снова закрыла глаза и кивнула. - А любовь - нечто такое, за что надо бороться. А ты не боролась. Ты просто поплыла по течению.
- Да... - хриплым от нескрываемых уже слез голосом произнесла она.
- Мама? Твоя мама запрещала? А что теперь, Доминика? Мне было бы легче знать, что ты мертва. Найти где-нибудь могилу с тем же именем, что у тебя и успокоится - поверить в то, во что я верить не хотел. Тогда бы я жил лучше. Лучше, чем с тобой.
Девушка закрыла лицо ладонями и я услышал всхлип.
- Почему ты плачешь, Доминика? - грубо говорил я. - Тебе обидно за свою же глупость? Или ты жалеешь, что придётся снова меня обмануть? Не жалей, - Я уже готов был говорить, что и без неё проживу не хуже, но она меня перебила.
- Моя мать умерла, - сказала Доминика, убрав руки с лица и вытерев слезы.
Я осекся. Как я мог? Да что на меня нашло?
Я ударил себя по лбу и закрыл глаза. Я полный идиот...
- Сочувствую.
Мне показалась, будто она кивнула. Наверное, так она и сделала.
- Прости, - произнёс я почти неслышно. Только банальное «прости»... всё, на что я способен!
- Николай... Коля! - прикрыв рот рукой и плача, говорила она, - Прости меня... Прости.
Я поднял свой взгляд, столкнувшись им с её.
- Кто, Ника, был выдумщиком смерти?
Она посмотрела на меня с испугом.
- Не вини меня...
Я, Коля. Тогда, когда Ида приехала в Рязань... Ты помнишь?
Я кивнул.
- Ида приехала в Рязань и мне немедля сообщила об этом мама, живущая в Рязани. Я понятия не имею, откуда она узнала. Но до этого она совершенно чётко объяснила мне, что надо бы ввести тебя в заблуждение. Прости, - последнее слово прозвучало тише, но она продолжала: - И я послушалась её. Я написала письмо ещё в деревне, оттуда и отправила. Потом приехала в Рязань и встретилась с Идой... Ида была совершенно не настроена меня слушать, я её еле уговорила.
С каждым моим словом её удивление росло, как росла и неуверенность. К концу нашего разговора она пыталась отговорить меня от этой идеи (но, по правде говоря, слабо пыталась. Она тебя любила, Николай, да?).
- Сейчас не об этом.
- ...но Ида в конце-концов согласилась... Она пообещала, что передаст. Пообещала, что не пустит тебя ни в Разянь, ни в Тулу, ни в деревню, адрес дома в которой был обозначен в последнем письме.
Она ненадолго замолкла, но вскоре продолжила:
- Она пообещала, что обеспечит мне свободное перемещение по городам, вне страха за то, что я вдруг встречу тебя...
- И обеспечила, - в полном сретении мыслей произнёс я.
- Спустя примерно год мыслей о тебе стало меньше, я не так часто читала твои письма... Но ты оставался грустным отпечатком в моей жизни, который часто всплывал в памяти.
Тогда, когда Ида собралась покинуть место нашей встречи, она повернулась ко мне и произнесла до боли лживые слова: «Ты его не любишь, Ника, а он мучается. И зря!». Я любила тебя, Коля...
- Что произошло потом?
- Прошёл год. Второй. Я встретила прекрасного человека...
«Ах человека, - гневно и отчетливо я произнёс про себя. - Ах, прекрасного!». Но вслух ничего такого не сказал, хотя был уверен, что выражение лица выпадает всё несказанное.
- ...он посчитал меня хорошей женщиной, он что-то нашёл во мне. Но он не был похож на тебя, он слишком солидный человек, кандидат наук...
- А я, Ника, значит я простолюдин! Крестьянин!
- Нет, Коля, - произнесла тихо Доминика. - Дай мне рассказать.
- Я слушаю.
- Я сказала, он совсем не был похож на тебя. Он был совсем другой. А я искала в нем тебя. Хотела найти твои черты хоть в ком-то!
Но мама настояла на продолжении общения с ним. Я любила думать, что он просто друг, хотя из его уст часто звучало что-то совсем непохожее на дружбу.
- Что, например?!
- Например... Например, признание в любви... - Она опустила голову.
- Ты знаешь, Ника, что любящим мужчинам такое не говорят?!
- Прошу, послушай до конца.
- Я весь во внимании.
- Он часто приходил к нам домой. И мама... Мама говорила с ним, подталкивала к браку...
- К браку?!
- Не перебивай меня, пожалуйста.
И он сделал мне предложение. Это было три года назад. И я тянула, не соглашаясь.
Знаешь, Коля, я любила свою мать, даже если она и была женщиной с характером и человеком, любящим решать все чужые проблемы, не касающиеся её.
Поэтому, когда два года назад из её уст услышала завещание, которое могла выполнить лишь я, конечно, согласилась. А завещание (или предсмертная просьба) состояло в том, чтобы я дала согласие на брак с этим человеком, Коля.
Я стал тяжело дышать, безысходность обвилась вокруг моей шеи и душила меня.
Я всегда боялся безысходности, а теперь она предстала передо мной во всем своём ужасе.
- И ты дала? - еле вытащив из себя эти слова, тихо произнёс я.
Она вновь накрыла лицо руками и кивнула.
- И сразу?
- Что сразу, Коля? - спросила Доминика, посмотрев на меня.
- Сразу ты вышла замуж?
- Нет. Сначала я была в трауре. Я замужем лишь год.
- Год... - произнёс я еле слышно.
- Но ведь и у тебя есть дочка, Коля! Ты ведь тоже не жил, убиваясь мечтами обо мне.
- Жил!
Я на секунду замолк.
- Жил, Ника. Но убивался.
- И я, Коля... И я убивалась...
На мгновение воцарилось молчание. Каждый думал о том, о чем думал другой.
- Доминика?
- Да? - робко отозвалась она.
- Ты и теперь меня любишь?
Доминика встретилась взглядом со мной.
- Я и теперь тебя люблю.
- И что ты собираешься делать?
- Я не знаю... Я приехала сюда под предлогом продажи дома. Я действительно намереваюсь его продать.
- Значит твой... - Я тяжело выдохнул, - муж не знает обо мне?
- Нет, не знает.
- И как ты собираешься ему сказать?
- Я собираюсь ему сказать..?
- То есть, ты не собиралась ему говорить? - удивленно произнёс я, хотя догадывался, что она не собирается.
- Я не знаю... К чему это приведёт, Коля? Каков финал этого спектакля?
- По крайней мере, мы сможем быть вместе.
- Я... не знаю. А как же Миша? - спросила она.
- Это твой муж?
- Да.
- Тогда называй его Михаилом.
- Почему? - Доминика впервые за нашу встречу улыбнулась.
- Так будет официальней.
- Зачем мне называть его официально?
- Так ты создашь впечатление бесчувствия к нему. Что вообще значит «зачем», черт возьми? Я захотел - затем.
Доминика весело засмеялась.
- Мне его жаль, Коля.
- Совершенно правильно. Потому что он теряет тебя.

Так и началась наша новая любовь - более осознанная, более продуманная, раскрытая. Прежняя скрытная любовь потонула в небытие, мы посчитали её только влюбленностью. А теперь, когда мы пережили долгое расставание, мы плевать хотели на все преграды.
Началась взаимная любовь, которая была лучшим вознаграждением.