Хроническая усталость течет по венам медленно, тягуче, как патока, в купе с безграничными познаниями о насущном, дает начало априори ненавистной спутнице - бессоннице.
Изо дня в день, растворяясь в ней, слабеешь, перестаешь контролировать пущенную на самотек дисперсию ума.
Медленный распад.
Шуга знает, но.. не спешит бороться.
Ему нравится.
В рассветных лучах элитная Treasurer, идет хорошо, пряный дым дорогого табака мягко стелется, оседает на коже.
В этой комнате не он один проклятый лунатик, жертва собственных мыслей.
Совершенно точно ощущается, как второе наваждение в этих стенах, коротко распыляет взгляд по затылку. Жжется. Пальцы разжаты: окурок в позолоченной бумаге предан ветру.
Юнги знает наперед, оборачивается.
Глаза в глаза. У обоих по-кошачьи сощурены, скулы напряжены до выступивших желваков, в воздухе магнитят раскаты молний.
Огненно-рыжая челка сливается с языками пламени раннего солнца, оно метко впивается в черные зрачки, разжигая в них костры - похоть.
Чимин. Его грацией невозможно насытиться, плавный и гибкий, как пантера: его шаги растворяются в воздухе. Жар тел сублимируется у окна, плечи обоих целованы солнцем.
На ощупь. Подушечки пальцев вязнут в подтаявших покровах кожи, им нужно ближе, теснее.
У бестии припухшие губы, наверняка он до этого их искусал, теперь скалится, елозит языком по нижней, испытывает блеснувшим украшением. Юнги порывается укусить, но тщетно.
- Не целуйся без любви, да? Юнги-я. - парирует Чим, мурлыча о взаимности, бесстыжая сущность.
Юнги не понять. Его всегда забавляла ментальность младшего, и он без раздумий кивает.
Их влажные рты сцепились в поцелуе намеренно. Привкус табака и серебряный шарик на языке Чимина.
Юн вплетает пальцы в затылок, оттягивает, ловит зубами украшение и недвусмысленно намекает, посасывая холодный металл.
Пульс учащается, послание передано и обработанно. Чим дышит через раз, липнет ладонями к голому торсу и ластится всем телом, впитывает осевший на коже дым.
До подъема остальных не больше получаса, в момент, Чимин оседает на колени. Влажные дорожки от поцелуев лоснятся по всему стройному телу Юнги. Он запрокидывает голову и прикусывает клыком губу, когда рыжий стаскивает с него нижнее белье. Чимин хороший растворитель, он обволакивает собой, буквально наслаждаясь расслоением Шуги.
Какой нелепый диссонанс ощущений: металлическое украшение касается головки, и кожа вмиг покрывается мурашками - контраст холодного серебра и жаркого, ненасытного рта.
Юн пропускает стон, с нажимом цепляет макушку, заставляя вбирать глубже. Ловит на себе всепоглощающий взгляд снизу и ухмыляется. Чимин ритмично двигает головой, почти профессионально втягивает щеки, краснеет и сбивается. Он отстраняется едва на миг, собирает двумя пальцами из уголков рта растекшуюся смазку со слюной и жадно облизывает.
Смотрит рысью - у Шуги от этого взгляда подрагивает член, - он воплощение содомского греха. Ему дарованно чувство собственного превосходства.
Чима ловят за растрепанные пряди и тянут на себя, тот хватается ладонью у основания и дразнит металлом напряженные венки. Юнги близок к пределу, он в плену иллюзий, а из груди рвутся глубокие стоны. Чимин берет глубоко, почти задыхается, позволяет Мину испачкать себя изнутри.
Белесая ниточка, как напоминание о недавней связи, Чим наматывает ее пальцем, рвет и облизывается. Сейчас он больше похож на шлюху, нежели на парня, щебечущего об искренних чувствах.
Он не знает, но.. Юнги любит шлюх.
Солоноватый поцелуй, Шуга не противится, облизывает алые губы, скользит вглубь рта, тянет ближе голодное тело, совращает.
Они порочны до омерзительного, их диссолюция обречена быть жертвой инквизиторов, но даже в последнем вздохе они будут зависимы от собственных падений.
Чимин устало роняет голову на худое плече, ему самому не справится и времени уже нет. Через 5 минут заявится Джин-хён будить тех, кто одержим ночным безумством. Отсутствие сна им ни по чем, ведь в венах, под кожей навеки вытатуирована - хроническая усталость.
