Обычные будни необычного дьявола.

от заката до рассвета.

pov.Джефф

  Тишина. Всепоглощающая, глубокая, холодная тишина. Право ее нарушать имеют лишь сухие листья, разбивая ее треском своих прожилок под натиском моих быстрых шагов. Дрожь гуляет по всему телу. Чертова осень со своими отрицательными температурами. Мое негативное к ней отношение подтверждает пар изо рта, вылетающий небольшими туманными клубами и тут же рассеивающийся во влажном воздухе. Чтобы не превратиться в льдышку, активно растираю ладони и ускоряю шаг, выжимая из себя последние силы.

Парковая аллея. Когда я был совсем ещё маленьким, мы с мамой и Лью часто ходили сюда после школьных занятий. В памяти всплывает мамино розовое пальто и наши с братом забавные серые комбинезоны. Все объекты, попадающиеся мне на глаза, терзают мысли и вызывают массу воспоминаний, что я с таким упорством пытался спрятать далеко в уголках своего мозга. Вот площадка, на качели которой мы с привычными детскими визгами и радостными улыбками до ушей бежали, спотыкаясь и хохоча, едва поспевая друг за другом. Наше соревнование всегда кончалось вничью, и мы оба, довольные, словно выиграли миллион долларов, плюхались на широкие качели вдвоём, болтая ногами и обвиняя друг друга в недостаточности усилий для набора большей высоты раскачивания. Вот ларёк с некогда яркой и цветастой, а сегодня невзрачной и облезлой надписью. Память снова воспроизводит детали. Вдоволь накачавшись на огромных качелях и передравших со всеми дворовыми мальчишками за место у большого раскидистого дуба, самого лучшего места для игр, я и Лью несемся к ларьку и, запыхавшись от вечной беготни, заказываем два сливочных рожка, бесцеремонно рассыпая мелочь на кассу. Продавщица, полная женщина с доброжелательным лицом, одаряет нас своей лучезарной улыбкой и даёт нам прохладительное спасение. Она треплет своей пухлой рукой мои взъерошенные и мокрые от бега волосы, приговаривая, что я замечательный мальчик и обязательно вырасту самым прекрасным человеком на свете. Ой, как она ошибалась тогда, пророча мне столь светлое будущее... Я упустил все это... Все своё счастье и покой. Они прошли сквозь мои пальцы у меня на глазах, как песок, и нет больше шансов отмотать время назад. Но мое сердце не сжимается от жалости. Вы никогда не увидите моих слез. Я сам сделал данный выбор. Я - санитар этой проклятой Вселенной, где все люди - предатели. Они - грязь и мерзость этого мира. А я очищаю свой мир от этих паразитов, гнилых и нечистых червей, насквозь проевших этот белый свет. Я - единственный чистый. Это мое истинное предназначение. Мой долг. Моя работа. А в своей работе я должен быть лучшим.
Мой внутренний монолог прервали отдаленные, но, тем не менее, быстро приближающиеся звуки шагов. Опомнившись от нахлынувших воспоминаний, я облокотился с обратной стороны близлежащего дерева, которое, к счастью, сумело скрыть мое исхудавшее тело своим древесным занавесом. Девушка?... Так ещё и одна? Как мне сегодня везёт! Чувствую учащение собственного пульса и покалывание где-то внизу живота. Руки крепче сжимают рукоять верного заточенного спутника моих деяний. Шаг, еще шаг... Пропуская жертву чуть вперёд, внимательно изучаю ее. Нападать со спины не в моем стиле, тем более на особь женского пола.
— Уважаемая, вы что-то потеряли! - мой громкий тон пугает ее и в сумме с эффектом неожиданности заставляет сильно вздрогнуть.
— А? Что потеряла? - растерянно переспрашивает она, все ещё не понимая, перед кем она стоит.
— Страх, говорю, потеряли! Маленьким девочкам полагается спать по ночам, а не по паркам разгуливать! Так ведь можно и на меня ненароком наткнуться.
Где-то на середине фразы глаза моей подопечной принимают размер, сравнимый с площадью небольшой тарелки. Да, выжженные веки и разрезанные щеки дают свой неслабый эффект. Улыбка расползается по моему лицу, обнажая зубы и отзываясь слабой болью в ещё не до конца затянувшихся порезах.
— Ты? М-м-маньяк! - взвизгивает она, делая два шага назад.
— А-ха-ха, ты моя догадливая! - больше не сдерживаюсь, окончательно теряя голову и заливаясь звонким смехом, - Плохих девочек, не желающих ложиться вовремя, я укладываю самостоятельно!
Следующие действия жертвы довольно забавны. Она вытягивает левую руку вперёд, будто бы у неё там воздушный щит и теперь я бессилен и не смогу приблизиться к ней. А второй... Поздно спохватившись, понимаю, что правой рукой она достаёт из сумочки перцовый баллончик, и, соответственно, получаю за свою невнимательность сполна. Моя, как оказалось, не совсем беззащитная и вполне расторопная гостья применяет своё орудие по прямому его назначению. Благо, есть у людей такая особенность, именуемая дрожью в теле, которая не позволяет ей прицельно попасть по объекту, то есть по мне. Хоть левый глаз и оказался поражён, чувствовалось явное смещение вниз, на щеку, так как порез начал неистово жечь. С диким криком девушка, то ли от ужаса, то ли от тупости швыряет своё спасительное орудие мне в грудь и пускается в отчаянное бегство, да с такой скоростью, что позавидует любой спринтер.
— Сука! - раздраженно бросаю ей вслед, сильно зажимая левый глаз ладонью.
Но медлить нельзя. Боль - болью, жертва - жертвой. Моментально срываюсь с места, пускаясь вдоль аллеи, и пытаюсь сфокусировать здоровый глаз на мишени, дабы не упустить ее из виду. А она достойный соперник! Как знала, одела на прогулку повседневные кроссовки. Но и физическая форма хорошая, благодаря только обуви так долго не смогла бы держать дистанцию. Анализируя все это, осознаю, что бежим мы уже не по аллее, а по знакомым только мне лесным дебрям. Зачем она сюда свернула?! Думала скрыться в ветвях? Второй нелогичный поступок за нашу встречу. Хотя лес действительно старается ей помочь. Ветви, раскидистые и густые, словно паучьи сети, царапают мне лицо, преграждают обзор. Могучие великаны-деревья стараются спасти невинного человека. Как жаль, что все это напрасно. Я ведь всегда побеждаю.
— Ха-ха-ха, предсмертная пробежка?! - язвительно кричу я, повалив бедняжку на холодную землю и рухнув сверху, прижимая ее своим телом.
Она пытается спихнуть меня всеми известными способами, но ее попытки освободиться так же тщетны, как и мои шансы стать нормальным человеком. Хотя, стоит признать, парочку сильных ударов в живот она все же смогла мне нанести. Теряю форму... Начинается период слез, соплей и мольбы о пощаде. Вот знаете, терпеть не могу, когда люди, оказываясь в ситуации, когда я уже завершаю своё дело, выливают на меня свою слабость и трусость. Да, ты умрешь, и да, ничего, увы, не изменить. Так что ж ты себя ведёшь, как скот?! Умоляешь, ноешь, унижаешься. Кто знает, может, не веди они себя подобным мерзким образом, моя рука бы дрогнула, и все человеческое, что осталось в моем черством сердце, уговорило бы меня не делать этого. Ладно, вы меня раскусили. Мы же все знаем, что такого никогда не случится...
Закрываю ей рот ладонью, плотно прижав ее, чтобы эта особа не нервировала меня, и я мог без напряжения голосовых связок озвучить свою традиционную фразу, которую я удосуживаюсь говорить всем, кому посчастливилось встретиться со мной.
— Тшшш... Все кончено, успокойся. Твоя жизнь подошла к концу. А теперь, будь так добра, закрой глазки и засыпай!
Нож резко входит в горло, открывая проход для множества сочащихся кровавых ручейков, которые неспешно омывают мою руку. Последний всхлип, последующее затишье, отсутствие движений. Так быстро?... С некоторой грустью надавливаю на нож, стараясь хоть как-то продлить экстаз от закончившейся игры. Тот входит глубже, более медленно и тяжело. Наслаждаюсь хрустящим звуком рвущихся связок. Вытаскиваю моего помощника. Боже, как же красив цвет крови. Не слушайте тех, кто называет этот цвет красным, они дураки. Это вовсе не красный, не бардовый, не любой другой. Это вообще какой-то особенный цвет, не указанный в обычной палитре. В нем слились разнообразные оттенки, не позволяющие причислить его ни к одному из известных цветов. В нем сочетаются и пламенный закат летнего жаркого солнца, и граненый рубин в колье мамы, которое она носила на праздники, и огонь. Жаркий огонь у меня внутри. Он такого же цвета.
Я медленно подношу кровавые руки к лицу и рассматриваю их. Кровь тёплая, она даёт согревающий эффект, но, увы, ненадолго, да ещё и с побочным действием. Ведь когда она остывает, ладони вновь ощущают холод, даже с большей степенью. Как будто слыша мои мысли, ветер ежеминутно порывисто дует, развевая спутанные волосы и поднимая вихрь из сухих листьев. Как же хочется элементарного тепла! Увы, осенью убийцами быть невыгодно...
Нужно идти. Поднимаюсь с колен, чуть качнувшись в сторону. Последний раз бросаю взгляд на убитую. Глаза. Они такие стеклянные, напоминают мне кукольные. Забавно, что ещё каких-то пару часов назад они испытывали широкую гамму эмоций, в них отражались радость, грусть, удивление или гнев, а сейчас эти же глаза смотрят на меня мертво и обездвижено. Ещё на рассвете они увидят совершенно новые картинки - изумленных людей, криминалистов с блокнотами, может быть, даже прессу. Осталось совсем немного, пару часов.
Мое пристанище находилось далеко от парка, основного места моих кровавых развлечений, чтобы не привлекать внимание подозрительных полицейских. Конечно, оно было временным. Места обитания приходилось довольно часто менять, что добавляло в мою жизнь динамичности. Сейчас, к примеру, таковым являлось заброшенное маленькое сооружение в два этажа на северо-западной границе леса. Честно, ума не приложу, чем оно было ранее и как служило людям, потому что сейчас абсолютно ничего нельзя сказать о его функциях. Может, оно было каким-то служилым помещением для работающих близлежащей фабрики. Может, это склад или какое-то лесохранилище для сбора древесины. Без разницы. Сейчас это мой дом.
Проделав довольно длинный путь, не меньше часа ходьбы в быстром темпе, я оказываюсь на пороге безымянного здания. Если бы вы это видели, ни за что не поверили, что там могут жить нормальные люди. Но мне это удаётся за отсутствием последнего критерия. Ветхое, облезлое, темно-серое здание, надежно скрывающееся в пучине елочных ветвей и сосновых макушек. Вместо окон - кирпичные маленькие отверстия, конечно же, ничем не застекленные, об этом даже говорит не стоит. Поэтому тепло в доме не задерживается и бывает лишь временным гостем в летнее время года. Первый этаж захламлён. Здесь вы найдёте все, что душе угодно: мешки с мусором, прогнившие доски, старые дырявые шины, обломки раритетной мебели времён Елизаветы второй и многое другое - сами продолжите, а то на меня уже тоска напала всю эту дрянь перечислять. На второй этаж нет лестницы, я ее сделал сам, приложив более крепкие доски к стене и приставив туда же пару поломанных тумбочек.
Взбираюсь на самодельную лестницу, цепляюсь руками за пол второго этажа, подтягиваюсь, и, прильнув животом к сырому цементу, оказываюсь в своей спальне. Мало кому она покажется уютной, какой видится мне. Здесь нет ничего, кроме старого порванного матраца, сырого на сквозь от длительных осенних дождей и непросыхающего ни на одну ночь, и небольшого точильного камушка, который я приволок из какого-то оврага, расположение которого уже позабыл. Собственно, больше нечего отметить... Разве что, оконное отверстие, уже упомянутое ранее. Но я доволен этим сполна. Многого и не требуется, когда ты целыми ночами пропадаешь на убийствах, а здесь лишь спишь или ожидаешь окончания светлого времени суток.
Но есть в этом доме одна особенность, делающая его не таким уж и отвратительным. Это крыша. Осторожно высовываюсь в предполагаемое окно, попутно цепляясь руками за выступающие кирпичи и прохудившееся покрытие здания. Опять собираю последние силы в кулак и подтягиваю своё тело наверх. Очутившись на уровне верхушек деревьев, ползу пластом до более-менее крепкой части крыши. Наконец, сажусь. Здесь очень красиво, если развернуться лицом к южной стороне, где ветви лесных громадин более редкие, и виднеются пологие опустевшие холмы, расположившиеся вдали от города. Выдохнув, ложусь на покрывало сухих листьев и пожухлых иголок, так радушно нападавших сюда прямо для меня. Слушаю природу. Лес качается, стонет, скрипит от порывов упрямого ветра. Шумят раскидистые лапы елей. Тихие звуки, издаваемые сонной природой, сменяются более слышимыми, набирая свою извечную силу с восходом солнца. Приподнимаюсь, чтобы взглянуть вдаль. Наступает рассвет. Небо нежно желтеет холодным лимонно-белым цветом. Появляются мелкие клочковатые облака, похожие на кудрявых барашков... Мы с братом часто играли в игру "угадай, на что похоже это облако!". Думаю, все дети в неё играли. Лёжа на зеленеющем парковом газоне, мы рассказывали друг другу свои фантазии, приукрашивая свои действительные видения всем, чем только можно и нельзя, а иногда и вовсе отшучивались всякими неприличными мыслями, после чего встречали на себе недовольный взгляд мамы. Солнце прерывает мои зудящие воспоминания, обрызгивая меня своими холодными лучиками света. Нехотя ложусь на живот и ползком добираюсь до конца крыши, после чего, спустив подошвы ботинок на кирпичную кладку, заменяющую мне подоконник, прыгаю в комнату. Обессилено падаю на матрац, ощущая неприятный холодок от сырости. Смотрю на свои руки. Кровь обсохла, превратилась в тонкую пленочку. Быстрыми движениями потираю ладони друг об друга, и кровь, скоро сдавшись, скатывается в катушки и падает на пол. Устало зеваю, начинаю медленно, но верно проваливаться в сон. Хороший был день, несомненно. Спокойной мне ночи.