Стайлз Стилински стоит перед зеркалом в одних боксерах. Отражение кривит губы в горькой усмешке, отражение неловко и неуверенно скользит тонкими — сожми покрепче, переломятся — пальцами по худой груди, по впалому животу, по рёбрам, которые запросто можно пересчитать, добирается до лица. Некрасивый, лягушачий рот, слишком большие глаза непонятного оттенка, а ещё эти дурацкие родинки по всему телу. Стайлзу хочется разбить зеркало к чёрту — или хотя бы отвернуться. Только бы не замечать собственного уродства, собственной болезненной, неправильной худобы. Иногда ему кажется, что ещё чуть-чуть — и кости прорвут тонкую белую кожу, вылезут наружу, застыв некрасивыми окровавленными обломками. Наверное, даже тогда он не будет выглядеть хуже, чем выглядит сейчас.
Многие омеги — а Стайлз именно омега, и это он в себе тоже ненавидит — мечтают похудеть, сбросить пару-тройку лишних килограммов, убрать ненужный слой жира. У Стайлза жира нет совсем. Кожа да кости. Только он почему-то совсем не чувствует себя счастливым. Скорее неправильным. Он не может быть нормальным даже в этом, даже в этом он отличается от других омег.
Стайлз вспоминает своих одноклассников и одноклассниц (он в выпускном классе, ещё совсем немного — и колледж, а Стайлз выглядит, болезненно худой и бледный, лет на пятнадцать). Эллисон Арджент — девушка его лучшего друга, Скотта Маккола, красивая брюнетка с тёплыми карими глазами и очаровательными ямочками на щеках. Эллисон не толстая, вовсе нет, она худенькая, но почему-то не выглядит ходячим скелетом. Лидия Мартин — первая красотка школы, рыжеволосая бестия с полными алыми губами и великолепной фигурой. Она, может быть, слегка полновата по меркам современной моды, но она чертовски красивая.
Стайлз смотрит на себя в зеркало и ненавидит то, что в нём видит — острые локти, худые коленки, детская угловатость и неуклюжесть фигуры и движений. Он кусает губы — эти уродливые, огромные губы, кажущиеся слишком чужими на бледном лице — и всё-таки отворачивается. Боже. Боже. Боже.
Он приходит в школу через полчаса, одетый, как и всегда, в джинсы и безразмерный свитер. В этом свитере можно спрятать нездоровую худобу — жаль, что круги под глазами так не спрячешь, жаль, что не спрячешь так лицо его, уродливое, некрасивое лицо.
— Ты опять не спал всю ночь, — говорит Скотт, когда Стайлз подходит к своему шкафчику. Это звучит не как вопрос, а как утверждение. Стайлз, честное слово, ненавидит лучшего друга за эту излишнюю проницательность. — Ты должен спать, Стайлз! Выглядишь ужасно.
— Я всегда выгляжу ужасно, чувак, — отвечает Стайлз и криво ухмыляется. Скотт Маккол — альфа, Стайлз Стилински — омега. При этом Скотт ни единого раза не смотрел на лучшего друга так, как альфы должны смотреть на омег. Ещё один пункт в список «Чем ущербен Стайлз Стилински».
Стайлз не привлекает альф. То есть вообще — он может прийти в школу в самый разгар течки, и в тот самый момент, когда сам Стайлз будет гореть внутри и сходить с ума от скребущего под кожей желания переспать хотя бы с кем-то, альфы будут проходить мимо, не замечая его, как будто Стайлза вообще не существует. Он даже подавители не принимает - а зачем? То ли Стилински и правда дефектный, то ли так и должно быть, но никто не ощущает его запаха. Возможно, впрочем, его запах просто слишком отталкивающий для того, чтобы хоть кого-нибудь привлечь. Стайлз не знает.
Стайлз знает, что он уродлив. Он читает это в собственных глазах каждое утро. Каждое утро Стайлз подходит к зеркалу и долго-долго вглядывается в собственное отражение, будто пытаясь отыскать хоть что-то, хоть какую-нибудь изюминку. Ну, Боже, что-нибудь, что могло бы сделать его хотя бы не таким уродливым! Стайлз никогда ничего не находит.
Сегодня в школе нездоровый ажиотаж — ещё бы, сам, мать его, Дерек Хейл, грёбанный секс-символ Бейкон Хиллс, который когда-то учился в этой школе и был капитаном сборной по лакроссу, пришёл, чтобы сыграть в финальном матче вместе с ребятами и, возможно, даже научить их паре хитростей. «Это так здорово», — говорит Скотт. «Он такой клёвый игрок», — говорит Скотт. «С ним мы точно выиграем», — говорит Скотт.
Стайлз смотрит на Дерека Хейла, который как раз проходит мимо, и на долю мгновения их взгляды встречаются. Стилински вздрагивает, как будто его кто-то ударил, и опускает голову; ему почти до слёз обидно за то, что Дерек — высокий, широкоплечий, атлетически сложенный — увидел его — некрасивого, худого, глупого Стайлза. Он закусывает губу с такой силой, что ощущает во рту едкий металлический привкус крови. Поделом, Стайлз, поделом.
— Ты в норме? — спрашивает Скотт, и Стайлз болезненно кривит губы. Конечно, он не в норме. Совсем не в норме. Но он не может сказать об этом Скотту, не может — это слишком сложно, и вряд ли Маккола действительно интересует, каково сейчас Стайлзу. Так, наверняка спрашивает из вежливости.
— Я пойду уже на химию, не хочется опаздывать, — говорит Стайлз, замечая, как к Скотту уже направляется, довольно улыбаясь, Эллисон. Очаровательная, добрая, красивая Эллисон, которая всегда так незаслуженно мила со Стайлзом. Он не хочет мешать и быть третьим лишним, поэтому отправляется в класс химии, садится за парту и опускает голову на гладкую деревянную поверхность. Облегчения это не приносит.
Наверное, потому, что запах Дерека Хейла — пряный и мускусный — всё ещё заставляет голову Стайлза кружиться. Наверное, потому, что Стайлз Стилински отчётливо осознаёт — его тянет к этому мужественному, взрослому альфе, тянет с той непонятной, иррациональной силой, которая зовётся инстинктами и иногда — природой. Стайлз настолько ужасен, настолько отвратителен самому себе, что он тихонько скулит и прячет лицо в ладонях.
Когда Скотт с Эллисон заходят в класс, Стайлз сверлит равнодушным взглядом окно.
