- Фа диез! Фа!!! - неслось из-за двойных дверей репетиционного класса. - Привяжу тебе сейчас этот палец к указательному, чтобы не соскакивал!!! Через неделю отчетный концерт, через две - конкурс, а у нас, оказывается, пошли импровизации! Знаешь что, Моцарт мой, не вздумай расстроить отца, который, если мы не займем места в первой тройке, открутит башку за это не только тебе, но и мне!!! Ты же знаешь, как для него важна твоя победа. Знаешь ведь?
Ответа слышно не было, как Дерек ни вострил дальше уши. Волчий слух позволял многое, но тихого шепота незадачливого виртуоза он так и не услыхал. Наверно потому, что Моцарт-неумеха ничего учителю не ответил.
- Не слышу! - подтвердилась из-за дверей догадка невольно подслушивающего Дерека. - Скажи, что понимаешь свою ответственность, Стилински. За свою, а главное, за мою несчастную голову.
- Понимаю, - отчетливо прозвучало звонко-юношеское, а Дерек, замерший в ожидании у дверей, даже почувствовал, как дохнуло из класса обидой, досадой, отчаянием.
"Вот зачем себя так насиловать? Если игра не даётся?" - подумал он и пошагал было дальше.
В двадцать седьмом кабинете нужно было настроить директорский рояль, а Дерек Хейл был знаменитым на весь город настройщиком. Лучшим. Не тем, кто подступается к инструменту с дрянной электроникой. Он слушал вибрации и звуковые волны своим волчьим, а потому идеальным слухом, и настраивал вживую. Родившись оборотнем, он мог выбрать и другую, более денежную, а главное - престижную, профессию. И вроде бы хотел. Но с самого рождения звучащая в голове неслышимая нота "соль" - чистая, верная, она не оставляла ему выбора. Мама отдала его в класс скрипки, и получалось у Дерека неплохо.
Переходный возраст испортил всё.
Дерек был альфой. Очень сильным. А данная сила всегда нуждается в контроле. В общем, контроль полетел к черту, когда ему исполнилось пятнадцать, а сосед из дома напротив, омега Шон, стал бесстыдно разгуливать по своей комнате в одних тонких брифах, и даже шторы не думал при этом задергивать.
Скрипка разлетелась на кусочки после второго неудачного занятия, разодранная внезапно полезшими когтями, когда накануне ломака-провокатор отказался от предложенного свидания.
Вторая последовала за ней спустя месяц.
И Дерек музыку бросил.
А вот красивых омежек - нет. Шона он трахнул, трахнул очень хорошо, мстя за погубленную карьеру и смерть двух скрипок. И потом целый год встречался с ним, пока не разъехались оба по разным колледжам.
Музыка привязывает накрепко: Дерек окончил курсы по настройке и ремонту инструментов и уже второй год, учась заочно скучной, на его взгляд, психологии в другом университете, параллельно стажировался настройщиком в лучшем музыкальном колледже на западном побережье, куда слетались самые талантливые мальчишки со всей страны.
Там Дерек долго не присматривался. И с некоторой фобией обходя скрипачей стороной, остановился на пианистах. Ухоженные мальчики, все в основном омежки, ладно порхали по черно-белому полотну клавиш тоненькими пальчиками, такими нежными, изящными, ласковыми. И Дерек раз за разом убеждался в этом уже в постели, затаскивая очередного первокурсника под одеяло.
Ему нравилось кусать их фарфоровые запястья с выступающей косточкой. Или же властно удерживать оба одной своей рукой, пока член ходил поршнем в упругом задке пианиста. И все эти желанные прелести, так легко доступные красавчику-врачевателю роялей, лишь подтверждали правильный выбор ремесла. Как оказалось, Дерек любил не только классическую музыку, но и её исполнителей, которых было так удобно раскладывать на глянцевых крышках ворчащих от свершающегося святотатства инструментов.
Крики строгих учителей, частенько несущиеся из кабинетов, его не тревожили. Приманивали, наоборот. Все преподаватели были разными, а этот, ненормальный, которого звали за глаза почему-то Пирожок, крикун был еще тот. И как же Дерек его любил! После пирожковых оров утешать расстроенных омежек было так просто, да и срывать недрогнувшей рукой все их девственные прелести доводилось Дереку при правильном подходе к ситуации прямо в классе, что он особенно любил, чувствуя, как под спиной полуголого музыканта гудят струны, спрятанные в черном коробе фортепиано. Жаль только, что кажущаяся чистота маленьких Моцартов была чистейшей воды фикцией. Шестнадцатилетние дети, так вдумчиво игравшие многоголосые фуги Баха, были весьма испорчены, и Дерек, с высоты своих двадцати шести, иногда только изумленно поднимал брови, замечая у некоторых за налетом невинности опыт и умение угодить любовнику. И после такого секса Дерек почему-то сразу остывал и отношений заводить не торопился. Мальчишки не обижались: интрижки студентам были ни к чему, всех их ждала карьера великих музыкантов, а мудрый Хейл и не собирался разубеждать некоторых в том, что лишь единицы из выпуска вспыхнут звездами.
В общем, директору никто не жаловался на любвеобильного настройщика, поэтому и в этот раз, едва Пирожок пулей вылетел из класса, оборотень смело распахнул в него дверь, решив, что такому расстроенному омеге точно понадобится плечо и платочек. Плечо у Дерека имелось, и очень, к слову, мускулистое. А до платочков дело никогда не доходило, хотя он всегда думал о том, что носить их с собой надо бы - утирать, нет, не слезы на лице учеников, а сперму и смазку с их прелестных попочек, которые страдали в процессе утешения больше всего.
Но зайдя в класс, на этот раз слёз он не увидел. Омега: чернявый, тоненький, белокожий - все как надо - в панике глотал, слизывая с руки, горсть таблеток. Резной и изящный пюпитр не скрывал свершающегося действа, а раскрытые ноты валялись на полу, так некстати сброшенные с подставки гневной рукой преподавателя.
Таблетки, это тебе не слёзы, с зависимыми от какой-нибудь дури Дерек старался не связываться, да в колледже таких и не было. Наркотик был у всех один - музыка. И эта кощунственная картинка лишила его дара речи, превратив сладкую утешающую улыбочку в волчий оскал.
- А... Вы кто? Это не... - залепетал омега, оцепенев от внезапного вторжения и давясь маленькими горошинами, - я не...
Дерек, с животной стремительностью оценив ситуацию, и уже пожалев маленького врунишку раз сто, нахмурился. Даже клыки вылезшие не стал убирать.
- Так, - сказал тяжело и обличительно.
Прозвучало это явным приговором, и пианист съежился. Сил ему хватило только на то, чтобы жалко просипеть:
- Вы не так поняли. Это лекарство...
- Действительно? - строго поинтересовался Дерек. - Тогда вам нечего, вероятно, бояться.
- А я и не боюсь, - чуть не с зажмуренными глазами выкрикнул лживое горе-пианист и покраснел.
И если бы не стоящая горделиво баночка с пилюльками в углу клавиатуры, Дерек, наверное, не стал бы стращать дальше и так насмерть перепуганного мальчишку, которого даже не знал, не видел никогда: ни на репетициях, ни на концертах, и тут же подумал, что зря. Мальчишка был прелесть. Дрожащий, уже немного потный от страха - ноздрями Дерек зацепил и это. И пот его пах вкусно - нетронутой юностью. Неужто девственник, еще подумал тогда Дерек, тут же замечая эту злополучную склянку и решая в момент, что глупо было бы не воспользоваться, да и не глянуть, что же такого нынче употребляют золотые детки.
- Дайте мне пузырек, молодой человек, - сказал он еще строже, - отнесем его в медкабинет, и если там подтвердят, что это действительно лекарство, уйдете с миром. Только мне кажется, что принимая аспирин, люди так посторонних не пугаются.
Мальчишка совсем поник и еле слышимым шепотом ответил:
- Не надо...
- Что "не надо"? - переспросил Дерек, уже ощущая себя, к чёрту, настоящим гестаповцем.
- Не надо в медкабинет, - омега схватил пузырек, сжав его в руке, - это... и вправду лекарство... Я не наркоман. Только никому не говорите. Пожалуйста.
Логика у парня хромала. Тут явно было что-то не так.
И как Дереку взбрело в голову припомнить крики Пирожка, когда тот грозил пианисту отцом, только факт - угроза эта подействовала на омегу, как бомба. Хотя угрожать Дерек вовсе не хотел, так, попугать немного.
Поэтому ляпнул:
- Отцу бы твоему рассказать...
- Только не отцу, только не ему!!! Не надо! Пожалуйста, пожалуйста... - омега крутанулся на стуле, чуть не упал, и Дереку даже показалось, что тот сейчас бухнется ему в ноги.
Он понял - надо заканчивать, у парня действительно суровый родитель, если он так боится и трясется при упоминании его имени.
- Да я не... - только начал он, уже бросив думать о приятном, что могло последовать за его немного жестокой игрой.
Но омега поднял на него глаза, всмотревшись в лицо пристальнее - красивое лицо - и будто припомнил что-то, что могли рассказать ему однокурсники-омежки; натолкнуть на мысль, каким способом заставить замолчать красавца-оборотня.
- Если хотите... я могу... - бодро начал омега и скис после двух фраз так явно, что уж теперь у Дерека сомнений не осталось - и в том, что именно хотели ему предложить, и почему предложение это повисло в воздухе.
"Девственник, точно."
- Ты девственник? - спросил он мальчишку грубо, прямо, нелогично, и этот вопрос почему-то заставил его голос завибрировать.
Будто он вот все два этих года ждал именно такого - испуганного, беспомощного недотрогу с такими же тонкими пальцами, как и у всех, но неиспорченного, не заляпанного прикосновениями чужих альф. Лишь только со страстью к музыке в сердце, пусть и напичканного какими-то сомнительными таблетками.
- Я... нет. То есть, да. И... это не проблема, - начал несчастный музыкант и, решив что-то внутри своей омежьей головенки, выпалил, - я могу ртом!
- Девственник, значит, - почти ласково прорычал оборотень, пока не обращая внимания на заманчивое предложение, и сделал шаг, встав поближе.
Раздул ноздри, вдохнул - испуг, обиду на судьбу и... любопытство. Не страх перед сильным, уверенным самцом, который мог сейчас безнаказанно сорвать самую сладкую вишенку с торта, а именно проклятое любопытство.
Обуяла смешная досада - ах, вот как, чернявый малявка его, значит, не боится! Отца - да, а страшного волка - нет.
И надо было уйти, пожурив, потрепав по голове легонько, впитав в свою ладонь сладкий запах темноволосой макушки, чтобы потом вынюхать её всю, запомнив, и если память отпускать не захочет - начать положенное традициями преследование "жертвы".
Но Дерек уйти не смог.
- Ртом? - переспросил, иронично приподняв бровь. - И что же ты сможешь сделать своим ртом, мальчик?
- Это, - замялся мальчик и отчаянно проговорил явно ему не идущие слова, слышанные, наверное, в каком-нибудь немудрящем порно, - пососать смогу. Хочешь? И потом я ухожу, а ты никому ничего не рассказываешь про таблетки.
Дерек только сейчас сообразил, что перешли они на "ты" - легко и непринужденно - и торгуются, как на панели. Только шлюха его будущий пылал праведным гневом за такой грязный шантаж, и еще - сиял уже отчетливо видимой невооруженным глазом своей невинностью, которую Дерек отбирать таким образом не очень-то планировал.
- Я умею, - прервав размышления и принюхивания Дерека, вымолвил омега неуверенно, и сразу стало ясно - ни хрена не умеет.
Враз захотелось научить. Нежно положить на высунутый розовый язык тяжелую, уже налившуюся кровью головку, похлопать плотью по плоти, смешав слюну со смазкой, поерзать на горячем ложе и, распялив пальцами рот, упереть ствол в нёбо, заставив сосать. Потом за голову насадить до узла, который наверняка набухнет от запаха этой омежьей неподдельной чистоты, уже так явно растворенной в воздухе, и вытрахать послушный рот до обморока и удушья.
- Ладно, - хрипло согласился Дерек и зачем-то спросил, - как зовут?
- Стайлз.
- Ладно, Стайлз, - повторил оборотень и щелкнул замком на двери. Нежничать не стал. - Отсасываешь. До конца сосешь только. Глотаешь. И дрянью химической больше не балуешься, понял?
"Понял", - беззвучно кивнул омега.
А Дерек, вернувшись к роялю, стал перед пианистом и облокотился ягодицами на черный глянец закрытой крышки.
Вжикнул безо всяких прелюдий молнией на джинсах. Чуть не засмеялся от ошарашенного взгляда смущенного такой стремительностью омеги и даже доставать член не стал - он сам, напряженный и готовый, вывалился из приспущенного белья, тяжело склонившись чуть влево. Стайлз, умничка, не отшатнулся, а то знаем, как некоторые, непривыкшие к минету, нос воротят.
Дерек любил, чтобы его вылизывали - волчья натура в сексе побеждала, и альфа, грызущий его изнутри, требовал подтверждения своего статуса от покрытого им партнёра. Поэтому небрезгливая реакция девственника обрадовала. Тот наклонил голову, следуя изгибу толстого пениса и осторожно его лизнул. Потом еще раз. И еще.
- Чёрт, детка, - разочарованно простонал Дерек, чувствуя себя каким-то тренировочным образцом, - прекрати уже щекотать уздечку. А не умеешь больше ничего - давай научу.
И научил - так, как представил себе, нафантазировал минуту назад.
Медленно провел головкой по влажным ярким губам Стайлза, обвел их контур, запачкав смазкой, и чувствительным нюхом определяя степень силы терпкого аромата своих же гениталий. Мускус разлился в воздухе, покрывая поверхности невидимым, но стойким амбре волка, и Дерек успокоенно констатировал, что не очень-то и воняет, вполне сносно. Вспотел, конечно, за утро; немного запачкал боксеры выступившей смазкой от двух спонтанных эрекций, но нотка свежести от раннего душа еще витала в трусах, значит, Стайлзу не должно было быть невкусно. И поразившись тому, с какой вдруг нежностью и заботой только что подумал об этом незнакомом мальчишке, о его чувствах, его ощущениях от первого своего минета, Дерек тут же с этой внезапной нежностью решительно покончил.
- Теперь бери глубже, горло расслабь, - сухо проинструктировал он омегу и плавно толкнулся. - Хорошо. Губами обхвати плотнее. Язык прижми. Да, так. Соси, детка, соси давай, не останавливайся...
Стайлз послушно выполнял все указания. Глаза длинными ресницами прикрыл и втянул щеки. А когда Дерек стал легонько толкаться ему в рот, даже обхватил бедра оборотня руками. Немного удерживал его, не пуская глубже, с непривычки срыгивая набитым в глотку воздухом, и принимался снова старательно работать шеей, двигая головой в заданном Дереком темпе.
Дерек схватил вцепившуюся в своё бедро руку и положил нежные пальчики Стайлза на свою кое-как высвобожденную из белья мошонку.
- Поласкай яички, погладь, сожми легонько, - направлял он его, - сделай так, как делаешь себе...
Омега послушно мял поджавшиеся яйца неожиданно сильной кистью, перебирал пальцами скользящие под кожицей овалы. Сделал так сладко, что Дерек в истоме навалился всем весом на инструмент - рояль стал гудеть и елозить на ножках, посаженных на колесики. Скрип его помог заглушить едва сдерживаемые стоны волка, но когда и Стайлз, может от усталости и напряжения, тоже выдохнул горячее "О-о" прямо на напряженные яйца альфы, тот не сдержался.
- Расслабь, расслабь, говорю, горло, - в приказном порядке принялся учить омегу брать глубже и жестко обхватил затылок его всей ладонью. - Будешь давиться - это нормально, давись: у меня большой...
И отпустив себя, вогнал член в горло до основания. Оттрахал захлебывающегося слезами и слюной Стайлза до хрипоты, до икоты. Но омега, странно, не возражал. То ли боялся, то ли...
- Иди-ка сюда, - приказал ему Дерек, вдруг догадавшись о причинах податливости, когда уже прекратил размазывать по лицу Стайлза свою остывающую сперму.
Рывком поднял его со стула - ослабевшего, трясущегося - и, придерживая рукой за талию, другой нашарил между ног твердый бугор. Убедившись в эрекции, с талии руку опустил на задницу, ой, круглую, и с таким же удовольствием размазал в пальцах у себя вязкую омежью смазку, пятном проступившую на джинсах Стайлза, и которая теперь благоухала на весь класс ядрёно-сладеньким. От оргазма у Дерека привычно отключились все органы чувств, чтобы спустя секунды снова начать усиленно сканировать пространство и объекты в нём. В ушах звенело неслышимой человеческому слуху вибрацией струн потревоженного рояля, а в нос шибало. Вот этим вот - возбужденным, нетронутым, кроме как им, Дереком, омежкой. Таким же сладким, как и все, и все-таки - другим.
Ухаживать за таким надо было, вдруг горестно подумал Дерек. Нежить в руках, ласкать, а не это...
Но после такого он, разумеется, подступаться бы даже не стал - слишком все неправильно у них произошло изначально. А вот выяснить - что же все-таки глотал маленький девственник, показалось необходимым.
Он аккуратно, по пальчику, чтобы, не дай бог, не сломать тонкие тростинки фаланг, расковырял кулак мальчишки, который тот сжимал с убийственной упертостью, и ухватил взглядом на этикетке пузырька название - "Адерр..."
Остальные буквы стерлись, так и оставив волка мучиться неизвестностью. Стайлз же, не убоявшись грозного взгляда своего инквизитора, руку с бутыльком засунул в карман и на вопрос о лекарстве отчаянно замотал головой.
Беззвучно.
- Ты чего, онемел от минета, что ли? - с добрым смешком спросил его Дерек, подумав о своих немаленьких размерах, которые могли бы лишить дара речи опытного любовника, повидавшего разные члены, но с этим-то что случилось, чего таращится и молчит?
И тут до него дошло.
- Ну-ка, - хищно произнес Дерек и взялся пальцами за красиво выступающие скулы мальчишки. Потребовал: - Рот открой.
Стайлз, мученически закатив глаза, отрицательно помахал головой снова и уперся руками в грудь волка, отталкивая. Но с оборотнем разве так легко справишься?
- Открой, я сказал, - немного ласковей сказал Дерек омеге и, не ожидая послушания, легонько нажал на ямки щек, засовывая палец в приоткрывшуюся щель между зубов. - И не вздумай кусаться.
Вытащенный изо рта палец Дерек поднес к носу и смачно втянул запах слюны, которая с виду была перемешана с чем-то беловатым.
- Маленький непослушный негодник, - протянул оборотень зловеще, почуяв запах своей спермы, которая все еще находилась у Стайлза во рту, - так ты не стал глотать. Да? Не стал же?
Омега попытался отвернуться, вырваться, но Дерек, обидевшись почему-то на такое неуважение к своей физиологической жидкости, которая, попав внутрь этого мальчишки, конечно бы не смогла пометить его так, как если бы выебал его Дерек в задницу. И всё же. С этой непринятой омегой недометкой альфа мириться не захотел. Будто заклинило.
- Глотай давай, неженка, - сказал омеге грубовато и зажал ему нос, - глотай, детка.
Стайлз, всхлипнув, сглотнул. Закашлялся. Слезы брызнули у него из глаз и он разрыдался. Искренне, громко, не пряча некрасивого зарёванного лица; так горько, что Дерек обомлел от накатившей запоздалой жалости. И уже перестал понимать что-либо, когда почувствовал, как к его колену жмутся встопорщенными брюками: неосознанно, будто во сне.
"Да что это за таблетки такие!" - злобно списал Дерек нежданную просьбу ласки на лекарственное дерьмо, мутящее омеге кровь, и за подбородок поднял заплаканное лицо Стайлза к своему, уже не в силах остановить проснувшуюся в волке потребность защитить более слабого партнёра. От себя, дурака, наверно.
- Ну, не плачь, маленький, - сказал первое попавшееся, контрастное, совсем не вяжущееся с его прошлыми грубыми действиями, продолжая говорить чепуху и дальше, - все будет у тебя хорошо. И с таблеток слезешь, не вечно же на них сидеть, да, детка? И с отцом наладится... И фа диез свой запомнишь, каким пальцем тыкать... И даже первое место займешь на конкурсе... Я приду на концерт, слышишь? Послушать тебя приду, поддержать. Ты, наверно, очень красиво играешь... Ты сам... очень красивый...
Дерек не знал фортепианных талантов этого омеги, не знал его программы - сложна ли, выбивается ли из основного списка рекомендованных произведений, но был уверен в своих сумбурных словах, как никогда прежде.
Он что-то еще говорил Стайлзу - про его вкусный, влажный рот. Говорил пошлое, но нежное, мешая грязь и лепестки роз в своих эпитетах. И, бросив ворковать про секс, пытался убедить, что в жизни случается не только несправедливое дерьмо, но и какие-то радости, которые у мальчишки еще впереди...
Омега слушал, внимательно слушал. Прижался к волку, и ни слова не пропускал. Дерек растрогался так, что даже поцеловал. Стайлз замер под напором его губ; под волчьим, совершенно лишенным брезгливости языком, вылизывающим его помеченный семенем рот. Приоткрыл его пошире, давая доступ, а потом и сам в поцелуй втянулся. Сосался, как в последний раз, наверно. А может, это был его первый поцелуй, кто знает. Только Дерек потом еще долго отдышаться не мог - так снова завелся от неумелых касаний ярких губ омеги.
Выбежал Стайлз, им не останавливаемый, из класса: Дерек даже предложить подрочить ему не успел. Осоловел от приятного запаха, от первого их поцелуя, от мыслей о том, что наверно, с этим тоненьким, захотел бы чего-нибудь еще. В кино, например, сходить на последний ряд. Ну, и стать его первым, чего уж.
