31

133 13 0
                                    

  Тот первый вечер в нашей квартире в солнечном Лос-Анджелесе я вспоминал еще долго. Он стал предвестником тысячи других таких же теплых, наполненных смехом, счастьем и любовью часов. Я как сейчас помню вкус той самой первой лазаньи, приготовленной на нашей кухне, насыщенный вишнево-фиолетовый цвет вина в хрустальном бокале на длинной тонкой ножке, слегка пьяную и счастливую Джи, держащую на руках малышку Лили и кружащую ее в танце под песню Демиса Руссоса «My Only Fascination», разлетающиеся края ее жемчужно-розовой юбки, заговорщический смешок Меган, которая не упустила из вида того, что я повторял строчки песни, не отрывая взгляда от Джиджи и называя ее своим очарованием.

Еще четче я помнил тот момент, когда гости наконец ушли, не то, чтобы мне не понравилась Мег, я был счастлив узнать ее, а особенно ее очаровательную малышку, но я не мог дождаться момента, когда мы бы остались наедине с моей колдуньей. В ту ночь Джиджи казалась мне действительно фантастической, сказочной и нереальной, и я понимал, виной тому был тот факт, что я просто не мог поверить, что эта чарующая женщина действительна была моей. Когда мы убрали все на кухне и перенеслись в спальню, я не успел стянуть с себя даже футболки, как Джиджи залезла ко мне на коленки, расставив ноги по обе стороны от моих бедер, а руки поместив в кудри на моей голове. Я по привычке расположил свои ладони на ее ягодицах, притягивая девушку так близко к себе, чтобы между нами не осталось и частицы воздуха. Эта поза стала уже привычной и любимой для нас, позже я шутил, что Джи — кошка, которая прыгает на коленки, когда нуждается в ласке. Она смотрела на меня сверху вниз, сложив губы в блаженной улыбке, а я не мог оторвать взгляда от ее глаз. Тогда, отображающие лунный свет, просеивающейся сквозь панорамные окна, с поблескивающими в ее сиянии веками, они пестрили новой палитрой красок, невиданных мне прежде. Если бы меня попросили описать эти глаза в тот момент, то мне не хватило бы слов: там была и обожжённая охра, и древняя окаменелая смола, и пряная палочка корицы, замоченная в горячем вине, там была вся вселенная, сжавшаяся в одну точку и отобразившаяся в ее радужках.

— Почему ты так смотришь на меня? — Джиджи усмехнулась, продвигаясь своими бедрами еще ближе ко мне и не прерывая нашего зрительного контакта.

Потому что ты — произведение искусства, — сказал я в ту ночь и оставил целомудренный поцелуй на ее подбородке.

— А знаешь, почему я так на тебя смотрю? — блаженная улыбка, царившая до этого на ее губах, превратилась в хитрую, лисиную. Услышав долгожданное «Почему?», Джи произнесла с особым энтузиазмом и страстностью: — Потому что я хочу знать поименно всех букашек, живущих в твоей голове, хочу знать все твои мысли, хочу ощущать и переживать каждую твою эмоцию, хочу определять только по одной складке на лбу, что тревожит тебя в данную секунду, я хочу дышать в унисон с тобой.

Эта была самое красивое признание, которое мне удалось украсть с ее губ. Я до сих пор не знаю, что послужило виной той исповеди, произнесенной вслух, а не выраженной, как было до этого, прикосновениями: вино, песни Демиса Руссоса, тот долбанный стеллаж из IKEA, ночь, полнолуние или все вместе, но тот вечер был самым волшебным в моей и в ее жизнях. Тот вечер послужил для нас вратами в новый мир, к которому мы с трудностями, но приспособились.

— Почему ты так смотришь на меня? — делая очередной глоток вина и смотря на меня через плечо, спросила Джиджи, выдергивая тем самым меня из омута воспоминаний.

Потому что ты — произведение искусства, — Джи смущенно улыбнулась, видимо, тоже вспомнив тот вечер и вернулась к беседе с итальянцем, угощавшего нас вином.

Хотя я и часто вспоминал тот вечер, сегодня он пронесся в моей голове с небывалой яркостью, так, словно мы только вчера начали жить вместе, словно только вчера Джиджи кружилась в танце с Лили, словно только вчера по-настоящему открылась мне. Но нет, с того дня прошло уже четыре месяца, а вернули меня в прошлое все те же карие глаза, которые сейчас, в самом сердце Тосканы, в Долине Кьянти светились точно так же, как и тогда.

Эти четыре месяца прошли в жутком напряжении, стрессе и истоме друг по другу. Меня часто не бывало дома, ведь выход нового альбома и тур, запланированный на начало мая, забрасывали меня в разные уголки мира. Я всегда любил выступать, любил видеть счастливые лица фанатов, чувствовать атмосферу единения и праздника в зале, любил вдыхать воздух, заряженный самыми чистыми и искренними эмоциями. И только это, только это чувство, когда я только ступал на сцену и слышал безумные крики толпы не давали мне послать все к чертям и проваляться с Джи в кровати до самой старости. К тому же, из-за этого дурацкого расстояния и тяжелого графика, наши встречи становились слаще мёда, игристее бочки шампанского, безумнее бытия.

Моментом настоящего праздника жизни, победой любви над этим чертовым миром, стал тот день, когда Джиджи, моя мама и сестра оказались на моем концерте в Лондоне. Я не верил, что смогу пережить тот вечер, ведь счастье захлестывало меня, как шторм утопающего. Тот зал был заряжен особой атмосферой: я слышал тысячи сердец, бившихся с моим в унисон, но только трое из них отдавались эхом в ушах и разгоняли кровь по венам быстрее скорости света. После того концерта у меня оказалось несколько свободных дней, часть из которых мы провели с моей семьей, а позже отправились в Манчестер, чтобы я смог познакомиться с еще одними верными друзьями Джиджи — Рози и Колином. Перед самым отъездом Джи сказала, что хочет познакомить меня с еще одним важным человеком, и я не мог предположить, о ком идет речь, пока мы не зашли в цветочный магазин и не купили громадную охапку лаванды — шатенка хотела, чтобы я разделил с ней минуту скорби по маме. Когда мы оказались на кладбище, из-за фотографии на могильной плите на меня смотрела очаровательная женщина, россыпь мелких морщинок украшала ее кремовое лицо, зеленые глаза пестрили счастьем, а губы навечно застыли в улыбке, которую дарят только любимым людям. Джи была похожа на мать, но было в ней что-то другое, от отца, которого мне бы не хотелось встретить.

— Так странно, — Джиджи подняла на меня взгляд, когда я заметил, что тело девушки начало дрожать, и накрыл ее плечи своими руками, — когда я была маленькая, то каждое воскресенье ходила с мамой в церковь. Ты ведь тоже часто бывал здесь у отца. Представь, что, если мы уже встречались раньше, но не предали этой встречи особо значения?

— Если это так, то твоя мама тоже встречала меня. Как думаешь, я ей понравился?

— Ну не знаю, — Джи усмехнулась сквозь печаль и вытерла дорожку слез рукавом кофты. — Скорее всего нет, — сейчас она уже искренне и сипло смеялась. — Она бы сказала, что ты смазливенький и что твои волосы ужасны, — в тот момент мы улыбались вместе.

Течение и обстоятельства жизни достаточно быстро закалили наши отношения, сделали их выдержанными, как вино и крепкими, как виски. Просуществовав в отношениях чуть больше полугода, я чувствовал себя человеком, делившим свой мир с Джи куда большее количество времени — лет так пять точно. Нам «посчастливилось» пережить такие крупные ссоры, которые не каждая пара смогла бы выдержать, но мы смогли, мы вели свой корабль в одном направлении, переживая все обрушивающиеся на него штормы.

Сейчас, в начале июля мы оказались в Италии, у меня было что-то мини-перерыва на неделю, за которую я успел побывать +1 в приглашении Джиджи на международный фестиваль рекламы «Каннские львы», проходящему (по случайному стечению обстоятельств, конечно же) во французском городе Канны и уже в завершении поездки в Венеции, Риме и Флоренции.

Как только мы очутились в солнечном и колоритном Риме, Джи, шагая по городу ранним утром в препляску, сказала мне, что Италия — страна для любви. На что я назвал ее дурочкой и сказал, что для любви Франция, а не Италия. Джиджи лишь одарила меня взглядом, будто я взболтнул несусветную глупость и пошагала дальше, разглядывая каждую деталь той улочки, на которой мы очутились, направляясь к фонтану Треви. И лишь спустя пару дней, сегодня, наблюдая свою женщину посреди одного из самых крупных виноградников в розовых лучах уходящего солнца, пляшущую со мной и итальянцами, которых она успела влюбить себя за какую-то долю секунды, под песню из фильма с Адриано Челентано «La Pigiatura», я понял, как права она была, сказав, что Италия для любви. В эту солнечную страну невозможно не влюбиться, когда рядом с тобой находиться такая девушка.

Наша сказка рухнула чуть меньше, чем через год. И я не знал, рухнула ли она для того, чтобы, подобно Фениксу, возродиться из пепла, или для того, чтобы оказаться погребенной под слоями этого самого пепла, как некогда был погребен славный город Помпеи.   

Жизнь, как она есть // h.s. auМесто, где живут истории. Откройте их для себя