Искусство разрушения

Первая вселенная. Неизвестный номер. Третья часть

Человек никогда не умирает один, за собой он утягивает улыбки, надежды, ссоры, мечты и воспоминания, заключает их в ножны. В один прекрасный момент всё это перестаёт существовать, и остаётся чернеющий кратер, что видно даже из космоса. Человек умирает, а его родным, близким, да и просто знакомым приходится жить у окраин этого кратера, когда же их собственные воспоминания не дают от него сбежать. Забавно, как быстро смерть может заставить пожалеть о неосторожных словах или заставить тосковать по давно ушедшим моментам, которых не вернуть, они теряют цвета в нашем сознании. Человек умирает, и мы не справляемся со своими чувствами, желая обратить предательское время вспять, чтобы просто увидеть живой блеск глаз, чтобы воспоминания больше не угнетали, чтобы выйти из этого бесконечного водоворота из чувства вины и бессилия.

Человек умирает и воцаряется тишина.

Затишье... перед бурей.

«Ну и что, что я сумасшедший? Все лучшие люди такие»

***

Как известно, после выстрела непередаваемо тихо - громкий хлопок, оглушающее безмолвие. Но после двух выстрелов тишина не просто навалилась своим беззвучием, казалось, что она высосала часть воздуха из вселенной, что звезды стали тускнеть, а ночи лишь становиться темнее и гуще. Каждый справлялся с потерей своими силами.

День, ночь - всё это утратило смысл, была лишь монотонная траурная музыка и белые лилии на гранитных плитах. Юнги пытался заглушить эмоции музыкой, но всё заканчивалось нервными срывами, пустой пачкой лавандовых сигарет и летящими в стену вещами. Разбитые диски, наушники, стулья, телефон и всё, что только находилось в зоне поражения покоились на полу, но несли они в себе куда больший смысл, чем просто куча ненужного хлама.

Юнги в тысячный раз убивал в себе человека, и тысячу раз он воскресал на закате. Чимин лишь молча смотрел на эту картину, иногда молчание более значимо, чем просто слова.

Хосок закрылся в своей квартире, обрубил все связи с миром. Казалось, он хочет пропасть из поля зрения судьбы и самой жизни. Он сидел, уставившись в распахнутое настежь окно среди глухих стен и немых звуков, пока разум становился неким подобием ручной гранаты. До него никто не мог достучаться, Тэхён какое-то время пытался привести друга в чувство, но собственная сломленность заставила только упасть на колени и наблюдать со стороны, как когда-то самый счастливый человек тускнеет, словно выгоревший на солнце портрет. Некогда и от портрета Дориана Грея захватывало дух.