А под пледом и солью - весна

6

Телефон раздражающе гулко вибрирует возле самого уха — Юрий не глядя сбрасывает звонок, с трудом приподнимается на дрожащих локтях. Кацудон спит на деревянном полу возле кровати, свернувшись преданным псом у его ног, — Юрий давит в себе весёлое искушение потрепать того по волосам.

В незанавешенное окно пробивается серенькое позднее утро — Юрий включает радио, заворачивает своё обнажённое, усыпанное давними, запойными синяками тело в леопардовый плед и идёт на кухню ставить эмалированный чайник с расколотой ручкой. На столе недопитая текила в рюмках, — возрадуйся, фикус, и тебе наконец-то перепадёт!

Собственное лицо за ночь стянуло солью слёз, — Юрий умывается под ржавым краном, плещет воду горстями в красные больные глаза. Заваривает себе молотый кофе в щербатую кружку, в стакан наливает рассола из банки с солёными огурцами и идёт будить Кацудона.

— На вкус может быть непривычно, но пей до дна, — приказывает он; заспанный Кацудон послушно приоткрывает рот, морщась, сглатывает пряный рассол, выпивая всё до последней капли.

— Я никогда ещё не чувствовал себя так плохо, даже после тренировки, — жалуется он и зябко кутается в одеяло. — Что это со мной?

— Это, Кацудон, похмелье, — приятно, наконец, уже вас познакомить! — фыркает Юрий, помогает ему подняться на ноги и придаёт направление в сторону ванной. — Сходи в душ, выпей кофе, позавтракай, — сам не заметишь, как станет полегче.

Они выходят из дома уже под вечер, договариваясь встретиться у метро в восемь.

Юрий стоит возле колонны, встречает задумчивым взглядом уже тринадцатый — чёрт побери! — поезд. Внутри медленно зреет решение, принимает знакомые очертания, и Юрий, наплевав на внутренние страхи, забрасывает котомку с коньками за спину и забегает в последний вагон.