А под пледом и солью - весна

10

Неожиданный звонок в квартиру прерывает невесёлые мысли.

Юрий торопливо одевается, натягивая вместо полотенца толстовку и джинсы прямо на голое тело, прихрамывая, плетётся в коридор, щёлкает замком и едва может сдержать возглас удивления — за дверью стоят Милочка и Георгий.

— Юрка! — вскрикивает она, бросается ему на шею рыжим ураганом, сладко пахнущим цветами и мёдом. — Боже мой, Юрка, сколько мы не виделись? Год? Больше?

— Дьявол, Мила, пусти меня! Пусти же, больно! — Юрий вырывается из объятий, сдавивших шею капканом. С ума сойти.

Георгий негромко смеётся и проходит внутрь.

— Ты совсем не изменился, Юра. Приятно это видеть.

«А мне приятно — отчего-то — видеть тебя», — думает Юрий, и они обмениваются крепким рукопожатием.

Мила надувает губки.

— Как это — не изменился? Вглядись повнимательнее, — и Мила разворачивает Юрия из стороны в сторону, точно тряпичную куклу. — Он стал выше меня — значительно. Волосы отросли — значительно. Похудел — хотя куда ещё больше? — тоже значительно. Осунулся — значительно… И этот запах…

Юрий торопливо отшатывается, прикрывая ладонями рот, отводит взгляд почти стыдливо.

— Это не то, что вы думаете, у меня трудности…

— Не трудись, Плисецкий, — Георгий, морщась, поднимает руку, останавливая бессвязный словесный поток. — От тебя перегаром и куревом разит за версту. А запустелое состояние квартиры это только подтверждает.

Георгий поднимает две пустые бутылки — из-под коньяка и, кажется, водки — и аккуратно ставит их возле двери.

— Напоишь нас чаем? Мы принесли торт и конфеты. — Жизнерадостно говорит Мила, взмахивает белой картонной коробкой, перевязанной толстой бечевой.

— Конфеты лучше убери — они с ромом, — кашляет Георгий в кулак, и Юрий вспыхивает праведным гневом:

— Блядь, я не алкоголик! Сказал же, у меня трудности!

Встревоженный шумом, из кухни выползает Кацуки и ещё не до конца протрезвевшим, но довольно осознанным голосом выдаёт:

— Ой, а что, гости пришли?

Милочка обмирает, прижимая маленькие ладошки к губам, и заключает чуть смущённого раскрасневшегося Кацудона в свои крепкие объятья.