Дикая

11

10 лет назад
Приступы материнской любви накрывали Мирэ редко, но Каре хватало одного взгляда, чтобы понять, что этот день пришёл, бросаться к маме с объятиями, лопотать о своей детской безграничной привязанности и впитывать в себя крохи родительского внимания.
— Солнышко! — мама распахивала шторы на окнах, впуская в комнату утренний свет. — Я приготовила завтрак.
Дочь тут же подскакивала с кровати и вглядывалась в мамино лицо. Та расслабленно улыбалась, щурясь от солнечных лучей, и выглядела такой безмятежно счастливой, что Кара не сдерживалась и хлопала в ладоши. Сегодня будет отличный день! Один из тех, что она сохранит на всю жизнь!
Сначала будет завтрак, за которым мама будет расспрашивать про школьные занятия, шепелявого соседа по парте и будущей экскурсии в музей. Потом она тщательно вымоет дочь и заплетёт ей тугие косички, такие тугие, что, кажется, глаза и рот не закроются из-за натянутой кожи. Но Кара не боится этой причёски, потому что мама задумчиво мурлычет себе под нос, мечтательно улыбается и перебирает жидкие детские волосы, даря ребёнку неописуемое наслаждение. О чём думает мама в этот момент, Кара не знает. Ей хочется думать, что маме тоже нравится плести тоненькие косы, поэтому она такая довольная. Но наверное всё дело в папе, который взял дополнительную смену и не пришёл домой пьяным. Но об этом Кара не будет думать, потому что мама спрашивает, не хочет ли дочка в парк, и Кара хочет, очень хочет! Она мечтает гулять с мамой за руку по парку каждый день и обязательно встречать по пути всех знакомых, чтобы они видели, какая у неё замечательная мама.
Они гуляют до обеда: едят сладкую вату, смеются над малышами, которые учатся кататься на велосипедах. И Кара жмётся к маме всё теснее, прижимается щекой к её тёплой руке, задирает голову вверх, чтобы видеть мамино счастливое лицо, ластится, как котёнок, которому никогда не бывает достаточно ласки. Она жадно впитывает эти редкие лучи, потому что знает, это не продлится вечно, хоть и хочется этого нестерпимо.
Всё заканчивается в этот же вечер.
Папа на удивление трезв, но зол. Он кричит маме что-то о том, что она выпивает его до дна, и он устал слышать от чужих людей об изменах жены. Кара не понимает ни слова, но знает, что надо сидеть в комнате и не высовываться. Если сейчас вспылит мама, они все останутся без ужина. Мирэ хочет уйти, но отец останавливает её в дверях, они так громко кричат, что Каре приходиться закрыть уши руками, чтобы не заплакать от страха. Она слышит, как мама истерически смеётся, обзывает отца своим любимым словом «тряпка», грозится уйти навсегда и оставить эту лачугу. Звон стекла, пощёчин и — последний аккорд — грохот входной двери. Это ушла мама. Она всегда уходила, когда ей становилось невыносимо. Папа говорил, что она не пропадёт, есть пара-тройка тех, кто с удовольствием её приютит. Кара не знала, что это за люди, но она надеялась, что маму там накормят ужином. Как правило, после стенаний папа тоже хлопал дверью и уходил, оставляя за спиной невольную свидетельницу семейной трагедии. Приходил он уже к ночи, абсолютно пьян и невменяем.
День, который начинался со слова «солнышко», заканчивался детскими всхлипываниями в подушку.