Дикая

23

Обычно Каре удавалось задушить ледяное чувство одиночества в зародыше, едва оно легонечко касалось своими холодными пальцами горячего сердца. Накатывало, как правило, по вечерам, когда за окном становилось темно, а на душе тоскливо. Хотелось тепла и человеческого участия. На любовь Кара не претендовала. Если она не нужна родной матери и отец время от времени забывал о её существовании, то чужим людям и подавно плевать.

- Надо быть самой себе мамой и папой, - говорила она вслух иногда, - кормить себя, стирать себе одежду, гладить себя по голове и хвалить: «Ты молодец, ты пережила ещё один день».

И хоть до смерти хотелось броситься в отцовские объятия, услышать эти слова из его уст, она куталась в старое тонкое одеяло и уговаривала себя заснуть. Сны её не подводили, во сне всегда был человек, которому было не всё равно.

А теперь в той квартире, где Кара жила с отцом и одиночеством, живёт Мирэ. Она ходит по комнатам, переставляет вещи, спит в той постели, которую отец боготворил. Хорошо ли им там вдвоём? Вспомнили ли они хоть раз о дочери? И если да, то что почувствовали – тоску или облегчение? Каково это – прийти домой, где тебя ждут мама с папой?

В чужом доме и на чужой постели, где пахло чужими людьми, одиночество жирной базарной тёткой наваливалось на сломанные рёбра и грозило задушить. Мама Криса была такой заботливой, что порой Кара еле сдерживалась, чтобы не прикрикнуть на неё:

- Отстаньте! Прекратите вести себя, как моя мама! Вы мне чужая!

Но она тут же осекала себя – мама только в раннем детстве была так заботлива. Сравнивать миссис Ву с Мирэ было явным оскорблением.

Маленькая девушка на большой кровати казалась себе косточкой в мякоти экзотического фрукта — такой же грязно коричневой и бесполезной, деталью, которую выплёвывают, когда съедают самое сладкое. Она лежала и смотрела в окно, за которым стояло практически лысое дерево. Серое небо, словно низкосортную бумагу, время от времени росчерками раскрашивали стаи улетающих птиц.

Хотела ли она в дом Чунмёна? Почему она не согласилась на предложение друга забрать её? Да захоти она на самом деле уйти – ушла бы прямо в этом чертовски мягком халате! Но не ушла. Потому что там за ней точно так же ухаживали бы чужие люди. Миссис Ким причитала бы, стараясь накормить лишней ложечкой риса, мистер Ким хмурил брови и обсуждал ситуацию с кем-то по телефону, бледный испуганный Чунмён стоял бы на пороге и стеснялся войти, чтобы не потревожить больную.