Hollywood Undead – One more
Если бы вам однажды предложили альтернативу: бессмертие в компании вечных сумерек или скоротечная человеческая жизнь с возможностью лицезреть больше, чем краткий миг восхода солнца, когда первые лучи только окрашивали горизонт в бледно-желтые тона, что бы вы выбрали? У бесконечности нет предела, есть только короткий промежуток ночи, которым можно любоваться короткий промежуток времени, вдыхать запахи влажной от росы травы, полевых цветов, деревьев, пряной сосновой смолы и сырости, слушать стрекот цикад, сверчков или уханье совы, шелест листьев и хруст сломанных тонких веток под ногами людей или лапами животных.
Во тьме видно больше, чем громогласное ничего. Просто люди не знают, куда именно следует смотреть, пропускают то, на чем следовало бы заострить взгляд. Красиво? Да, но неправдоподобно, ведь ночь рано или поздно заканчивается, и наступает утро, превращая тебя в бездушный механизм в руках других. Остается лишь переживать раз за разом миг пробуждения, довольствуясь искусственным освещением и не смея выйти на улицу днем. Не потому что не хотелось, а потому что не представлялось возможности. У любой магии есть своя цена, у этой она слишком высокая.
Молодой (а молодой ли?) человек, бесшумно ступая по каменным плитам, вышел на балкон, запрокидывая голову к бескрайнему звездному небу, такому же насыщенно-синему, как и глаза, любующиеся им, полные бескрайней тоски, за которой скрывались миллионы горьких и постыдных историй. Он жадно вдохнул полную грудь ночного лесного воздуха, смакуя на языке занятное мягкое послевкусие, и, оперевшись руками на мраморный бортик, погрузился с головой в омут воспоминаний. Сколько уже лет прошло с той злопамятной встречи: сто, двести?
Парень сбился со счету где-то на триста девятом году жизни, внешне ничем не отличаясь от того себя, двадцатитрехлетнего. Даже характер остался прежний, демонстрируя богатый спектр негативных качеств: жестокость, черствость, эгоизм, бессердечность. Не удивительно, что тогда, снежной ночью, терпение его крестного фея лопнуло, а на крестника легло страшное проклятье. Но проклятье ли? Скорее спасительное благо для остальных, ведь, будучи куклой, король уже не мог причинить боль кому-либо. Первые несколько дней, а, может, недель он не чувствовал своего тела, будто его резко настиг паралич.
Не самая радужная перспектива для любого, для молодого правителя тем более. Ко всему прочему, юношу подвело зрение: перед глазами плясали странные яркие точки, однако отяжелевшие веки не желали подниматься, а легкие – качать кислород. Парень задыхался, сипел, но не умирал, тонул вновь и вновь, все сильнее увязая в липкой густой толще страха. Кричал, и никто не откликался на немые мольбы. Лишь слух подсказывал ему, что душа не отошла в мир иной. Слуги впали поначалу в панику, полагая, что их хозяина похитили, потом решили, будто тот вынужденно уехал по неотложным делам.
А к концу недели в открытую радовались, возлагая надежды на кончину тирана-правителя. О, как же он тогда был зол, беспомощный и слепой, утонувший неподвижной хрупкой куклой в ворохе одеял, из которых даже не удосужились извлечь игрушку. Так, оказавшись случайным слушателем, король узнал, что на самом деле думали о нем подданные. Именно благодаря этой ярости мужчина (хотя, если честно, поступками еще мальчишка) сумел однажды ночью вернуть себе человеческий облик. С трепетом и благоговением оглядел каждый сантиметр ничуть не изменившегося тела и на негнущихся ногах покинул спальню.
Ох и напугал тогда правитель слуг до смерти собственным «счастливым» возвращением: те его заочно похоронили и, собственно, не прогадали. Успев раздать им приказы и скрыться за дверью кабинета, он с первыми лучами солнца вновь превратился в куклу, холодную фарфоровую игрушку, способную лишь слышать. Тогда-то по замку и прошел слушок о загадочном недуге короля, мол, появлялся только в полночь и так же таинственно исчезал на рассвете, никого не ставя в известность о месте своего дневного пребывания. То ли таинственные дела, то ли проклятье.
Около полугода у парня ушло на освоение нового тела и поиски противоядия или хотя бы заклинания. Все тщетно: ведьмы и колдуны только растерянно разводили руками, а феи брезгливо морщили носы, отказываясь помогать отверженному. Тогда правитель погрузился в изучение книг, надеясь там найти ответы на интересующие его вопросы. Информации нашлось предостаточно, а вот способов избавиться от недуга – ни одного. Из историй он узнал о собственном бессмертии, регенерации в случае повреждения и магической неприкосновенности игрушечной формы. Бей, ломай, сжигай, а целостности не нарушишь.
Слабое подспорье дневной беспомощности. Соседние королевства, прознав о проклятии, оживились, зашептались и зародили в сердце амбициозного правителя тревогу. Случись война, замок возьмут без боя. Приходилось разрываться между поисками лекарства и укреплением границ. Увы, беда все равно настигла его, и ночь осады закончилась капитуляцией на рассвете. Подданные не хотели сражаться, они нуждались в надежном короле, а не смутьяне, исчезающем по утрам. Никто не любил колдовство. Деваться некуда, ему пришлось покинуть родные стены, обратившись в бездомного скитальца.
Прощайте сытные пиры, комфортные покои с пышной периной и сладострастными девами, дорогие костюмы и званые вечера. Отныне в глазах людей виделся лишь скиталец, который не испытывал голода и потребности в отдыхе, но замерзал на морозе и изнывал от жары, получал ссадины, ранения, истекал кровью, но не умирал, вправлял вывихи и залечивал сломанные кости, продолжая шагать бездумно вперед, словно оживший мертвец. Его прогоняли отовсюду, избивали и шпыняли, принимая за попрошайку. Бывший король, а ныне жалкий безымянный, впервые столкнулся со своей же горькой пилюлей – жестокостью.
Осознал, расхохотался, но собственных ошибок не признал, продолжая бороться из чистого упрямства, продвигаясь дальше, на юг, подальше от ненавистных северных земель. Но годы шли, ситуация не менялась, а надежда вернуть прежний облик таяла, потому что поиски лекарства затягивались, обещая необратимость данного недуга. Зато каким спросом кукла стала пользоваться у жадных до денег коллекционеров в новых королевствах, где были совсем другие взгляды на мир и жизнь в целом. Так он впервые попал в богатую семью в качестве игрушки. Стал подарком на день рождения для одной избалованной истеричной особы, которой исполнилось каких-то десять лет.
Маленькая девочка, визжа от восторга, наряжала прекрасного принца в роскошные наряды, а ночью, когда ребенок засыпал, юноша принимал человеческий облик и, скрытый глубокими тенями от любопытных глаз, шел ублажать ее похотливую мамашку. Круг замкнулся, когда малышке надоело играть с ним. Куклу поначалу отложили в горсть таких же наскучивших, а потом и вовсе выбросили за ненадобностью. Досадно, но жить можно, точнее – влачить жалкое существование, правда, только поначалу. Обнаружив для себя золотую жилу в лице редкой коллекционной вещицы, парень начал добровольно продаваться, тайком пробираясь в магазины игрушек.
Он был уникален и прекрасен, ни одному мастеру не удавалось повторить этот мягкий алебастровый тон кожи и совершенные черты лица: выразительные синие глаза с необычным разрезом и густым веером острых завитых ресниц, возмутительно пухлые губы, казавшиеся поначалу уродливыми и пошлыми, и изящество линий. Тот, кто создал его, наверняка разбогател бы. Какая ирония, ведь за фарфоровой оболочкой скрывался обычный человек, гнилой, никчемный, ничем не отличающийся от сотни других. Днем прилежная игрушка, ночью блудливый пьяница, ищущий разовое развлечение для удовлетворения потребностей.
Парни, девушки – пол не имел значения, удовольствие выходило за границы гендерного восприятия, прогоняя прочь сомнения и тревоги, а дурные мысли загоняя в дальний угол сознания, не позволяя им терзать измученный разум. Когда, по его подсчетам, человеческое начало в нем перешагнуло рубеж в три сотни лет, он понял, что ходит кругами, и нет конца и края одиночеству длиною в вечность. Бежать и дальше от правды стало бессмысленно: юноша потерял всякую надежду на исцеление, потому что, если честно, проклятье ничему бывшего правителя не научило. Да, создавало неудобства, но не лишало возможности погрязать в пороке с каждым днем еще глубже.
Вероятно, крестный фей был с ним одного мнения, настигнув как-то в таверне во время очередного кутежа. В глазах Намджуна читалось презрение вперемешку с отвращением, впрочем, как и тогда, много лет назад. Кажется, Ким и сам понял, как сильно облажался с проклятьем, заставив подопечного стать на более скользкий путь саморазрушения. Сработал метод от противного, усугубляя ситуацию. Конечно, когда у тебя нет стимула бороться, ты невольно опускаешь руки, падая на дно. А ему не подарили даже крупицы надежды, вынудив жить в новом обличьи без какой-либо цели. Именно в тот момент в голову Джуна взбрела новая идея.
– Тэхён, – названный, заслышав знакомые нотки мягкого тихого голоса, мгновенно обернулся и не смог сдержать нежной улыбки, теплой и волнующей. Юноша, стоящий в дверном проеме, был единственным, с кем не приходилось притворяться. По крайней мере, теперь-то уж точно. Милые ямочки на пухлых щеках, возмутительно пухлые губы, сочные и соблазнительные, лучистые дымчато-серые глаза и шапка вьющихся темно-каштановых волос, вечно спадающих на лоб и застилающих обзор косой россыпью непослушных прядей. Еще совсем юный, хрупкий и с виду беззащитный, так и напрашивающийся на объятья. У личного спасения было приятное слуху имя – Чимин – и, наверное, самое большое и доброе сердце в мире, иначе как объяснить то, что из миллиона людей он выбрал именно падшего Тэхёна? Парень медленно подошел к нему, нерешительно укладывая ладони тому на плечи, и заглянул в печальные глаза, пытаясь найти на дне расширившихся зрачков ответы на безмолвные вопросы. – Уже поздно, пойдем внутрь, – бывший правитель бросил прощальный взгляд на горизонт, уже светлеющий на тонкой границе, и, приобняв возлюбленного за талию, послушно увел за собой в спальню.
В день, когда Намджун решил изменить правила игры, колесо Сансары закрутилось вновь.
