Simon Curtis – Flesh
Когда Тэхён впервые за год снова смог принять человеческий облик, он был растерян и обескуражен. Мужчина не ожидал, что исчезновение Чимина свяжет его по рукам и ногам, лишив возможности отправиться в погоню или хотя бы на поиски. Не описать словами тот спектр чувств, который довелось испытать Киму за время удушающего заточения: страх за чужую жизнь, паника и непонимание происходящего и безграничное отчаяние от осознания собственной ненужности. Всегда в первую очередь думаешь сначала о плохом, иррациональном, а потом уже начинаешь мыслить здраво. Или нет.
В конце концов, что мешало Паку бросить Тэхёна? Не из мести, но, может, из-за бремени долга. И потому, когда незнакомец сообщил Киму последние новости, обрисовав сложившуюся ситуацию, и предложил сделку, он не колебался. Дети не такая уж высокая плата за возможность вновь увидеть Чимина. Раз уж на то пошло, ни один смертный, случись Тэ изменить решение, не смог бы их остановить: единственный плюс бессмертия и неуязвимости. Шрам на щеке – исключение из правил, нежели закономерность.
В указанную комнату блондин входил с замиранием сердца, страшась неизвестности и терзаясь сомнениями. Что если мистер Чон ошибался и Чим не скучал по нему все это время? Что если юноша давно нашел утешение в других объятьях? Что если он не захочет его видеть, расценив бездействие в поисках как равнодушие? Но когда их взгляды наконец-то встретились, когда в венах вновь забурлила кровь, а сердце будто бы очнулось от долгого и мучительного сна, Тэхён понял, что страхи были напрасны.
Прижимая к себе хрупкое тело ни капли не изменившегося за год разлуки Чимина, блондин словно заново научился дышать, чувствуя неимоверное облегчение и тепло от тесного телесного контакта, подтверждающего реальность происходящего. Его слова и тот поцелуй, оставивший на губах горящий отпечаток давно позабытой сладости... Они окрылили Тэ, вселили в него надежду на то, что, возможно, Чим наконец-то простил Кима, принял.
И такое воссоединение было наивысшей наградой за все перенесенные ими страдания, за время, проведенное в разлуке. Будто неделимые, несуществующие порознь и встретившиеся снова, страшащиеся теперь отпустить даже руку, дабы желанное не ускользнуло из пальцев. Скрытые от любопытных глаз в заснеженном саду, парни проговорили до рассвета и расстались нехотя, обремененные заклятием, а с наступлением темноты закрутилась канитель вокруг детей графа, и свободных минут друг для друга не осталось.
Тэхён злился, раздражался и с презрением поглядывал на чужих отпрысков, обрастая колючками. Он уже отдал свое сердце одному мальчику и не собирался размениваться по мелочам ради посторонних. Не привыкший делить с кем-либо внимание Пака (родные не в счет), Тэ впервые столкнулся с таким чувством, как ревность. И не к кому-то там, а к детям, не составляющим ему, если подумать, конкуренции. Чим, привязавшийся к этим малышам, только умилялся с него, улыбался как-то смущенно и уводил Кима за собой, стараясь приобщить к заботе о других. Полезно для их эгоистичных натур, как ни крути.
Тэхёну нужно было привыкать к новому дому и отведенной роли няньки, а потому шатен всеми силами старался наладить контакт между ним и мальчиками. Выходило не то чтобы из рук вон плохо, но не блестяще. И если с младшим, Чонгуком, Тэ как-то смог поладить, очаровав черноглазого чертенка угрюмым видом и необычными играми, будь то катание на лошадях или чтение карты звездного неба, то к Хосоку, ставшему еще более нелюдимым и недружелюбным, мужчина испытывал неприязнь с самой первой встречи.
Он нутром чуял исходящий от юноши негатив и видел, каким взглядом тот смотрел на Чимина. Сложить два и два не составило особого труда. За какие-то мгновения Ким понял то, что принц не замечал на протяжении года. Хосок был влюблен, питая к Паку те трепетные и нежные чувства, на которые способна лишь невинная детская душа. Боготворил на грани поклонения, пусть и не подавал виду открыто. А вот неприязнь у них с Тэхёном оказалась взаимной, такую обычно испытывали соперники в борьбе за сердце дорогого обоим человека.
Вот только об особых преимуществах блондина мальчишка даже не догадывался, полагая, что имеет все шансы всецело завладеть вниманием Чимина. Завидовал, разве что, тому, как тепло принц улыбался Киму, явно выделяя среди остального окружения. О, Хосока это бесило нещадно – какой-то чужак, заявившийся невесть откуда, получал то, за что ему приходилось на протяжении года бороться с младшим братом. К счастью, правду знал лишь граф Чон, не считающий нужным посвящать своих детей в подробности чужой личной жизни. Да и юному графу пока что хватало ума не вмешиваться и не задавать лишних вопросов.
Возможно, не решался, боясь показаться навязчивым неопытным мальчишкой, или же страшился того, что видел в цепком холодном взгляде Тэхёна. В его глазах плескалась не мудрость, а века одиночества и грязи, которой он перемазался с головы до ног, измарав и тело и душу по незнанию, по глупости. Теперь, безусловно, жалел, но разве это меняло хоть что-то? Нет, зато Чимин принимал Кима таким, и все, что оставалось Хосоку, это сжимать руки в кулаки от бессилия и злобы, наблюдая за ними со стороны. Да и сам Тэ бесился не меньше, стараясь урвать хотя бы крохи внимания Пака, тратившего слишком много времени на детей.
И жаркие неожиданные поцелуи в темных уголках замка, срывающие с губ шатена удивленные вздохи и томные стоны, стали их традицией. Тэ был жадным до ласк и беспардонным в своих заигрываниях, иногда переходящих границу дозволенного. То, как Тэхён вжимал его в стену, накрывая собственным горячим телом, то, как губы скользили по шее, скручивая низ живота тугим узлом, то, как руки сжимали бока, пробираясь под рубашку, и холодили мягкими подушечками пальцев кожу, то, как Ким нагло гладил аккуратный член сквозь тонкую ткань трико, зажимая свободной ладонью юноше рот, приоткрытый в немом возгласе удовольствия, игнорируя любой протест, заводили не на шутку, раз за разом сводя Чимина с ума, кружа голову и провоцируя на мелкую дрожь.
Бросало в жар, терзало истомой и доводило до ручки. Он подчинял так, как давно мечтал Пак в фантазиях, игрался с ним, обещая куда больше, нежели мимолетные интригующие вспышки страсти. Не раз за обеденным столом Чим нервно дергался и заливался румянцем, чувствуя на собственном бедре чужую руку, скользящую в сторону паха. Сводил коленки смущенно, но приставаний не пресекал, утыкаясь горящим взглядом в тарелку и мечтая провалиться на месте от стыда и собственного желания отдаться Киму прямо здесь, на глазах у новоприобретенной семьи, которая, к счастью, не замечала непотребного баловства.
Чимин сопротивлялся слабо и лишь для виду, потому что сам истосковался по близости и давно изнемогал, терзаемый низменным животным голодом. О, как же ему хотелось быть сломленным, покориться и отдаться во власть этому мучителю, не оставляющему шансов на побег. Его сильные руки, его тело, глаза и губы – все в Тэхёне заставляло что-то внутри Пака сжиматься и разливаться жаром между бедер, наливаться тяжестью и зудеть, требуя особого внимания. Потому принц и топил возмущения в украденных украдкой поцелуях, стоило только им остаться наедине, пусть и на жалких пару минут.
Он плавился от теплых откровенных взглядов, направленных неизменно на него, и дрожал в предвкушении чего-то неминуемого. Парню казалось, что еще немного, и случится то, чего оба желали уже долгое время, близость, к которой Ким умело подталкивал день за днем, играючи расставляя ловушки и распаляя юное тело, изнемогающее от страсти и истекающее истомой. И кто бы знал, что именно Чим однажды ночью не выдержит, сорвется и ответит на совсем невинный поцелуй, случившийся в спальне Тэ, жадно и горячо, забираясь руками под не дающую покоя рубашку, купленную их заботливым «хозяином».
Ткань затрещала по швам, а принц застонал хрипло, мягко опрокинутый на шуршащие простыни, и подался вперед, подставляясь под ласки и откидывая голову назад, задыхаясь под напором родных рук и губ. Они никогда не заходили настолько далеко – Тэхён старался держать дистанцию, сдерживая общий голод из последних сил. А сейчас, кажется, слетел с катушек, выцеловывая кадык, линию ключиц и избавляя от верхней одежды стройного мальчика, покорно гнущегося, как пластилин, под умелыми пальцами.
Бледность смуглой кожи, давно не видевшей солнца, в рыжих бликах огня, дотлевающего в камине, выглядела просто потрясающе, контрастируя с острыми бусинами песочных сосков и малиновыми искусанными от волнения губами. Эта тонкая шея, эти пышные, совершенно девичьи бедра, соблазнительные и округлые, эта узкая талия с мягкой впадиной пупка, длинные стройные ноги с острыми косточками щиколоток и невинный взгляд превращали Кима в голодное животное. Такой хрупкий и изящный, покорный и доверчивый, только руку протяни. Боже, запах его гибкого подтянутого тела, вкус бархатной кожи на языке и сбитый шепот, льющийся желанной музыкой в уши, сводили Тэхёна с ума.
Слои ткани исчезали возмутительно медленно, накаляя воздух до предела. Блондин с нескрываемым восторгом наслаждался происходящим, стараясь запечатлеть в памяти каждый момент и каждую эмоцию на чужом лице от их долгожданной близости. Впервые на собственной памяти Тэ не хотел спешить, желая сделать все правильно в первый раз именно с Чимином, таким очаровательно нетерпеливым под властью дымки возбуждения. Совсем недавно педантично отстриженные волосы рыжеватыми искрами отдельных прядей водопадом разметались по простыням, оттеняя грозовую дымку серых глаз. И вовлеченный в новый хмельной поцелуй, Ким упустил из виду дрожащие пальчики, попытавшиеся стянуть ненавистные штаны и оттолкнувшие его, когда он попытался остановить это безумие.
К черту! Чим так долго терпел, изображая из себя праведника, прилежную бесполую куклу, что был уже не в силах терпеть, потому что...
О, господи, спасибо проклятью, ведь они могли заниматься любовью, и стоящий колом толстый член Тэ подтверждал это лучше всяких слов. Мозг отключился, но сердце, ведомое инстинктами, точно знало, что надо делать. Маленькая ладошка с удивительной для оробевшего парня смелостью неумело обхватила широкий ствол, лениво заскользив от головки до основания и сорвав с губ Кима удивленный стон. И, воодушевленная такой реакцией, наверняка продолжила бы дразнящие ласки, когда б не Тэхён, перехвативший ее за запястье, пресекая столь приятную шалость.
Не сегодня, не сейчас, у блондина были другие планы на неугомонного мальчика, капризно захныкавшего и призывно раздвинувшего перед ним ноги, совершенно точно бесстыдно облизав свои пленительные пухлые губы. Малыш давно погряз в пороке, буквально напрашиваясь на то, чтобы его испортили окончательно. Невозможно устоять и не поддаться, избавив от мешающихся брюк и высвободив из плена аккуратный небольшой член с розоватой головкой, уже сочащейся предэякулятом. Дыхание перехватило, и пришлось на минуту остановиться, замедлиться, наслаждаясь видом стройного худощавого тела.
Выходя на новый круг пыток, он обжег дыханием чувствительную плоть, заставив Чимина всего подобраться в ожидании приятной ласки, а затем скользнул языком по стволу до поджавшихся яичек, собирая горьковатую белесую жидкость и срывая с губ новый нетерпеливый вздох. Ему хотелось сделать своему мальчику приятно, настолько хорошо, чтобы Пак кричал от удовольствия, сорвав голос и потеряв остатки разума, отбросив прочь ненужные стыд и смущение. Поощренный зарывшимися в светлые пряди пальцами, сжавшимися до дискомфортной рези сильно, Ким осмелел, терзая губами головку, заводя за щеку и подключая к их маленькой игре руки, оставившие алые следы отпечатков пальцев на напрягшихся бедрах.
Ласкать его вот так, пронзая тяжелым взглядом насквозь и сломав какие-либо барьеры между ними, было для Тэ высшим наслаждением и наградой, потому что именно сейчас, вдали от посторонних глаз, они стали как никогда честны друг с другом, открыты, обнажены не только телами, но и душами. Прошлые стыд и стеснение отошли на задний план, Чим толкнулся бедрами навстречу горячему рту, распаляясь все больше, заполняя комнату жалобным хныканьем и сбитым дыханием, комкая в пальцах несчастные простыни. Грязно, мокро, пошло, но, черт побери, до чего же приятно.
Достаточно изощренных пыток, им страданий и шуток судьбы хватило с лихвой. Но одно дело думать об этом и совсем другое – оторваться хоть на миг от податливого и желанного юноши, возмущенно застонавшего, стоило только отстраниться с пошлым чмоканьем, чтобы разогреть на пальцах масло. Оставив на губах разгоряченного и находящегося на грани безумия Пака совершенно невинный поцелуй, Тэ перевернул его на живот, вжимаясь теснее грудью в обжигающе-теплую спину и дразняще потираясь уже изнывающим без ласки членом между аппетитных половинок.
Проклятье, как же хотелось овладеть им прямо сейчас, выбивая из груди мальчишки судорожные вздохи и стоны, задыхаясь от сводящей с ума узости и вгрызаясь зубами в соблазнительно выставленную шею, словно загипнотизированный, наблюдая за тем, как исчезал и появлялся бы толстый ствол в тесной дырочке, до предела растягивая шелковистые стеночки. Будто чувствуя настрой блондина, Чим изящно выгнулся, выставляя бедра и прожигая масленым взглядом через плечо, возмутительно близко, чтобы соединить дыхания, но недостаточно, чтобы столь легко поддаться немым уговорам. Мокрые от масла пальцы скользнули к расщелине, и былая дерзость и негодование исчезли.
Покорный собственной судьбе и ошеломленный ворохом новых ощущений, шатен уронил голову на сложенные руки, выше приподнимая ягодицы и невольно наталкиваясь на мягкие подушечки, аккуратно закружившие по краю розоватого колечка мышц, а затем на пробу толкнувшиеся внутрь, не встречая сильного сопротивления. И уже осознание того, что Чим игрался с собой, скучал и готовился, лаская себя там, возможно, ранним утром, изнывая от невозможности получить разрядку, привели Тэхёна в неописуемый восторг, лавой возбуждения проливаясь в пах, туда, где в нетерпении истекал естественной смазкой член.
Терпение было на исходе, вздохи мягче и глубже на мелодично протянутых окончаниях, оглушая лучше криков, растяжка затянулась, и первый толчок в потрясающую тугую узость оказался более чем осторожным. Впившись пальцами в мягкость бедер, Тэхён возмущенно зашипел, переходя на грудной стон от того, как потрясающе сладко Чим сжался вокруг его члена, постепенно раскрываясь и подаваясь навстречу проникновению, дразня шелковистостью внутренних нежных стенок. Такой нетерпеливый, хотя наверняка испытывал скорее боль и дискомфорт, нежели наслаждение от распирающей изнутри тесноты. Склонившись над напряженным хрупким телом, Ким прижался к влажной от пота спине и обернул руку вокруг груди шатена, не оставляя между ними и сантиметра лишнего.
А после неторопливо вышел практически полностью и загнал член снова глубоко и с оттягом, провоцируя Чимина на поистине потрясающий хриплый стон с гортанными гласными. Их губы встретились в каком-то жадном и голодном поцелуе, а языки сплелись в собственном танце, безмолвно рассказывая о том, насколько хорошо оба ощущали себя прямо сейчас, когда все барьеры рухнули, а они стали наконец-то единым целым. Проклятье, это было даже лучше, чем он себе представлял, и намерение поддерживать размеренный медленный ритм с треском провалилось, уступив место общему желанию, от жалобной просьбы, протянутой на одной умоляющей ноте.
– Ну же, Тэ, пожалуйста, – конец выдержке, самообладанию и каким-либо опасениям сделать больно хрупкому мальчику. Чимин тоже был не стеклянным, напрашиваясь на долгожданную чувственную грубость наглыми вертлявыми бедрами.
– Черт, Чимин, ты... – прохрипел Тэхён, отстранясь всего на мгновение, чтобы заглянуть в мутные глаза и замереть, загипнотизированный припухшими от поцелуя губами, которые принц облизывал с особым усердием, слегка прикусывая нижнюю зубами.
– Пожалуйста, Тэ, боже, – и все, вышка, это было последней каплей в чаше терпения. Рука с силой сдавила грудь юноши, добиваясь сиплого вздоха, бедра едва заметно качнулись назад, а после резко подались вперед, входя до конца, задевая заметный комок нервов, добиваясь судорог экстаза, мгновенно наращивая темп и получая ответный поощряющий отклик.
Быстрее, резче, грубее, но так чувственно и сладко, тесно и горячо, со стекающими по вискам каплями пота и жалобным хныканьем парня под ним, что Ким, наверное, потерял связь с реальностью. Его мир сузился до одного конкретного человечка, подмахивающего толчкам, выгибающегося навстречу. Нежного солнечного мальчика, на чьей шее и плечах Тэ оставлял голодные следы собственной страсти, метил тщательно и яростно, чтобы поутру кожа расцвела малиновыми цветами долго несходящих поцелуев – свидетелей того, как хорошо им с Паком было ночью. Свидетелей того, как сильно он любил принца.
Легкие горели, горло иссыхало без крупиц необходимого кислорода, которого в душной комнате практически не осталось, но все, чего сейчас хотелось, это видеть лицо Чимина, и Тэхён, не отказав себе в новой прихоти, неожиданно замедлился под возмущенное мычание молодого человека и вышел окончательно, переворачивая шатена на спину. Раскрасневшийся, максимально расслабленный и жутко возбужденный, он представлял собой прекрасное олицетворение порока. Той роковой страсти, которой люди предавались веками, упивались ей и утоляли голод тела.
Глаза в глаза, пленка дыхания на губах, переплетенные пальцы, натянутые как нити нервы, голод в расширившихся зрачках и новые толчки. Более плавные, глубокие, размашистые и безумно приятные. Чим скрестил ноги у блондина за спиной, сжимая коленками талию, прижимая их тела теснее друг к другу и позволяя собственному члену беспорядочно тереться о живот Кима. Теперь намного откровеннее и ближе, считывая по радужке каждую эмоцию и чувство. Открытые и честные, подчиняющий и подчиняющийся, возможно, внешне, но на деле абсолютно равные и более счастливые, нежели раньше. Одинаково безумные, ставшие единым целым.
Сцеловывая с губ звонкие стоны и вздохи, делясь дыханием и нежными ободряющими словами, похвалой в чистом виде, заводящей еще больше и без того находящегося на грани мальчишку, чувствуя, как по бедрам вместе с маслом мерными густыми каплями на шуршащие чистые простыни стекала сперма, Тэхён, содрогаясь в судорогах удовольствия и подводя к краю Пака, впервые в жизни не хотел разрушать проклятье, мечтая вечность сжимать в своих объятьях Чимина, неустанно шепча краснеющему мальчику на ушко слова любви.
И увлеченные друг другом, они совершенно не заметили тонкой высокой фигурки в проеме едва приоткрытой двери. Безмолвный наблюдатель, до глубины души шокированный увиденным, исчез так же незаметно и бесшумно, как и появился, унося вместе с собой тяжесть неожиданно давшего трещину сердца.
