Ярко-жёлтый

2. Запретный дым сладок

Я бежал. Бежал изо всех сил, отбивая пятки о горячие камни и загнанно дыша. Глаза застилал пот, одежда пропиталась им насквозь и прилипла к телу, воздух дрожал от зноя. Я не знал, от кого бегу, от чего, куда, но остановиться не мог. Иссохшие, в трещинах, губы саднило от солёного ветра.

Внизу бился о скалы океан.

Он был совсем рядом. Шаг в сторону — и сорвусь вниз, в шепчущую, вкрадчиво смеющуюся бездну. Она не звала меня, не манила и не обещала спасения или избавления, как всегда считали суицидально настроенные поэты. Она наблюдала...

...Я резко сел на кровати. Глотая ртом воздух, огляделся — никого — и рухнул обратно, придавленный к измятой, насквозь мокрой от пота постели вдруг навалившейся усталостью. В окно ярко светило солнце.

Снова этот сон. Сколько лет он преследует меня? Пять? Нет, кажется, уже больше. Снится вдруг ни с того ни с сего, иногда несколько ночей подряд, иногда отпускает на месяцы, почти забывается, но неизменно возвращается снова. В самое, чёрт возьми, неподходящее время.

Когда я закончил приводить себя в относительный порядок — внешний, о внутреннем и речи не шло, — до собрания оставался ещё час. Потратить его можно было на завтрак или на бесцельное и бессмысленное блуждание по территории кампуса. Недолго думая, выбрал второе.

Свежий воздух немного привёл меня в чувство. В какое именно чувство — это уже другой вопрос, но я хотя бы перестал ощущать себя, как та выжженная безжизненная пустыня из сна. Жаль, безмятежная прогулка продлилась недолго: парковка быстро заполнялась машинами, а территория кампуса — людьми, и уже скоро я начал чувствовать себя неуютно. Никогда не был душой компании. Отщепенцем — тоже, среди старых знакомых даже считался вполне интересным собеседником, но чтобы понять это, нужно было прообщаться со мной какое-то время, а до этого доходило не всегда. Если совсем честно, такое случалось редко: неприметная внешность и замкнутость исправно делали своё дело. В общем, та самая «золотая» середина, которая зачастую если и не хуже, то уж точно скучнее крайностей.

Солнце то и дело скрывалось за быстро пролетающими облаками. Ветер трепал одежду и волосы. Я поймал на себе пару заинтересованных взглядов и на автомате поправил чёлку, но потом понял, что не в родимом пятне дело. И без зеркала было ясно, что видок у меня тот ещё. Я это чувствовал: и бледность свою, и глаза покрасневшие, и синяки под глазами. Да уж, режим сбился начисто: после бессонной ночи в трясущемся автобусе и прогулки по жаре я чудом дополз до своей комнаты в общаге и уснул, не раздеваясь. Проснулся на закате, как назло бодрый и полный сил. Мой сосед ещё не приехал, так что за ночь я спокойно разобрал вещи, побродил по пустым коридорам, вышел на улицу, посчитал окна, в которых горел свет — целых три, видимо, мало кто хотел переться сюда раньше времени, — и пошёл обратно. Попытался заставить себя поспать, но уснуть смог лишь под утро. Ещё и сон этот... Лучше бы вообще не ложился.