- Где тебя черти носят? Ты о матери подумала? Она извелась уже вся. Мы давно смирились с мыслью, что ты мертва, - Деймон продолжает отчитывать меня, а у меня нет сил, чтобы произнести хоть слово в свое оправдание. Они что посчитали, что я просто сбежала? - Где ты? Мы приедем за тобой.
- Не нужно приезжать, Деймон. У меня все хорошо. Передай маме, что я очень ее люблю. Я всех вас очень люблю... - Я стараюсь унять дрожь в голосе, стираю капли слез, стекающие по щекам.
- Слушай, ты исчезла одновременно с Клаусом. Ты не с ним?
- Нет, я просто решила немного пожить одна. Так нужно, Деймон. Берегите себя. Пока, - я быстро нажимаю на "отбой", боясь разрыдаться. Они думают, что я просто безответственная девчонка. Может так и лучше. По крайней мере, все родные для меня люди будут в безопасности.
Я еще долго сижу на полу, обхватив колени руками и покачиваясь из стороны в сторону. Как бы ты ни был добр ко мне, это не заменит мне привычной жизни. Я так хочу домой...
***
Спустя два дня.
- Клаус, у тебя случайно нет зажигалки? Хочу свечи в ванне зажечь.
- Есть. Поищи в сумке, - ты сидишь возле окна, бледное утреннее солнце освещает твой сосредоточенный профиль и пальцы, порхающие над белым листом. Я подхожу к тебе сзади и всматриваюсь в правильные черты лица девушки, изображенной тобой на бумаге.
- Кто это? - Я кладу подбородок тебе на плечо, пальцами перебирая пряди волос на затылке. Эти два дня были тяжелыми для меня. Только сегодня я немного пришла в себя и перестала постоянно думать о разговоре с Деймоном.
- Ребекка, - ты немного поворачиваешь голову ко мне и целуешь в щеку. Такой ли ты Клаус? Возможно, я могу рассказать тебе о звонке? Быть может ты поймешь меня? Хотя... О чем это я? Конечно нет, ты такой лишь пока я полностью покоряюсь тебе.
- Кто такая Ребекка?
- Моя сестра. - Эти слова заставляют меня снова перевести взгляд на рисунок. Сестра... Семья... Твоя семья.
- Красивая... Ладно, я не буду тебя отвлекать. Если что, я в ванне.
- Это приглашение? - Ты ухмыляешься, изгибаешь бровь.
- Как будто ты когда-либо в нем нуждался! - Я весело смеюсь и быстро скрываюсь за дверью ванной комнаты.
***
Я рассеянно вслушиваюсь в твой голос, блаженно нежась в теплой воде. Ты разговариваешь по телефону, в основном отвечая односложными фразами. Когда я наконец-то выхожу в комнату, на ходу запахивая короткий белоснежный халат, ты сидишь на краю кровати, смотря куда-то в одну точку. Не решаясь тебя отвлекать, я подхожу к огромному викторианскому зеркалу во весь рост, промокая полотенцем влажные волосы.
Когда ты подходишь ко мне, прижимаясь своим телом к моей спине, кладешь руки мне на талию и целуешь меня в шею, я лишь улыбаюсь. Слишком я привыкла к твоим поцелуям за последние полгода. Настолько привыкла, что когда ты разворачиваешь меня к себе лицом, то я не сразу понимаю, что искорки в твоих глазах - это вестники ярости, которой ты переполнен.
- Куколка, тебе нравится Рим?
- Да... Клаус, что случилось? - Я внимательно всматриваюсь в твое лицо, пока ты не склоняешь его к моей шее. Ты молчишь, лишь целуешь кожу, проводишь языком по контуру венки, легонько сжимаешь зубы. Когда ты кусаешь меня, слизывая тонкие струйки крови, я не пугаюсь, ведь уже привыкла к этой твоей странной слабости, единственному действу, которым ты все еще причиняешь мне боль.
- Маленькая, лживая, неблагодарная сучка, - ты произносишь эту фразу столь безразличным голосом, поднимая голову и смотря на меня кровавыми глазами с янтарными бликами, что я не сразу понимаю ее смысл. Ты же тем временем продолжаешь: - Помнишь, я говорил тебе, что у меня есть глаза и уши в Мистик Фолс? Так вот знаешь, что я узнал?
Оказывается вчера в баре братья Сальваторе обсуждали некую несчастную девочку, которая звонила Деймону и рассказывала о своей тяжкой судьбе. Не знаешь, кто это мог быть, куколка?
- Я не... - Мне становится страшно. Я не знаю, как оправдаться, как объяснить. Господи, какая же я дура! Как я могла забыть о том, кто ты, о том, что клялась и тебе, и самой себе, что обязательно выполню обещание. - Не хотела... Я звонила маме.
- Маме? - Ты выплевываешь это слово, как какое-то отвратительное ругательство, сжимая пальцы на моей шее. Когда ты впечатываешь меня в поверхность зеркала, я только жалко всхлипываю, чувствуя как стекло расходится трещинами, издавая противный скрежечущий звук.
Некоторые фрагменты зеркала падают мелкой крошкой к нашим ногам, наполняя гостиничный номер траурным перезвоном.
- Клаус, пожалуйста, поверь мне... - В тот день я больше не пытаюсь оправдаться, потому что ты заглушаешь мои слабые попытки, наотмашь ударив по лицу. Привкус ржавого металла во рту я чувствую раньше, чем ощущаю капли, скатывающиеся по подбородку с нижней губы и с мерным постукиванием капающие в ложбинку грудей. Сквозь слезы мне сложно различить выражение твоего лица, сфокусировать взгляд на твоих руках, которыми ты медленно спускаешь халат с плеч. Когда ткань с мягким шуршанием падает на пол, я только несчастно всхлипываю, слишком хорошо понимая, что никакие просьбы и уговоры сейчас не подействуют. Ты хочешь, чтобы мне было больно. И ты не остановишься, пока не накажешь меня достаточно.
***
Когда ты обхватываешь мои ягодицы, больно сжимая и заставляя меня обвить ногами твою талию, я просто обиженно соплю.
Когда ты погружаешь клыки в яремную вену, и проводишь кровавую полоску вниз, к груди, я кусаю окровавленные губы, чтобы не кричать от пылающей боли, которую вызывают твои укусы.
Когда ты вжимаешь меня в поверхность растресканого зеркала, и острое стекло вспарывает кожу на моей спине, я уже не могу сдержать вопль, ощущая, как холодит поясницу кровь, стекающая из глубоких порезов.
- Больно? Это только начало. Я позволю тебе умереть, куколка. Я хочу видеть, как ты сойдешь с ума, как будешь видеть видения со своим любимым Деймоном. Я позволю тебе умереть с его именем на устах. - Твой голос так равнодушен, ты не кричишь, и только глаза демонстрируют всю степень испытуемой тобой ярости.
Когда ты сжимаешь пальцы на моей талии, медленно поднимая ладони вверх, сжимая их, и я чувствую, как дробятся ребра, у меня нет сил даже вскрикнуть. Умереть... Умереть... Ты позволишь мне умереть...
В день моего восемнадцатилетия ты говорил мне, что передо мною вечность, и я должна быть счастлива, потому что успею всё, что захочу. Я не успею ничего... Я умру.
Когда ты отнимаешь руки и позволяешь мне упасть на пол в россыпь битого стекла, я уже не могу сдержать истеричные всхлипы, клокочущие в горле.
- Ты мне противна. Даже прикасаться к тебе неприятно. - Это последние слова, которые ты произносишь, перед тем, как выйти в коридор. Я же продолжаю лежать на осколках зеркала, в луже собственной крови, погибая не только от яда, переполнившего мое тело, но и от душевной боли, обволакивающей меня алым маревом.
