The Fallout

Семь

День: 1000; Время: 16

Гермиона здесь уже несколько дней — точную цифру она не знает. Она помнит, как, ошалело потоптавшись во дворе убежища секунд тридцать, очутилась на площади Гриммо. Дом был почти пуст: лишь ворвавшись в гостиную, Гермиона столкнулась с Грюмом, который в компании пары авроров прыжками нёсся по лестнице. Аластор что-то бросил ей в руки, и прежде, чем началось светопреставление, у неё нашлось время только на то, чтобы порадоваться: её палочка оказалась воткнута в волосы.

Гермиона помнит, как они отступали, откатывались назад, постепенно окружаемые Пожирателями Смерти, и как она сама сохраняла собранность. Воздух был чист и ясен, так что Грейнджер могла видеть, думать и знать. Монету активировала Джинни, это её отчаяние спровоцировало столь сильный нагрев: у противника было явное численное превосходство, когда их команда запросила подкрепление.

Вокруг царил хаос, крики отражались от стен, а заклятия чаще летели мимо, чем достигали цели. Гермионе казалось, она сражалась не больше часа, прежде чем, завернув за угол, рухнула, обездвиженная. В тот раз удача изменила Грейнджер: никто не наклонился к ней с извиняющимся выражением на лице. Сквозь прорези маски на неё торжествующе пялились незнакомые глаза, и Гермиону затопили беспомощность и ледяной ужас.

Потом были стены, тело, скрюченное в неудобном положении, приглушённая бессвязная речь, царапающая барабанные перепонки, затем — ослепляющая боль Круциатуса и темнота.

Очнувшись, Гермиона обнаружила, что находится в темнице — тесном каменном мешке — за частыми неровными прутьями решетки. Несколько дней она ждала, что за ней придут, отведут к Волдеморту или же будут делать всё то, что Грейнджер слышала в жутких историях про узников. Ещё дольше она ждала своих друзей. Но никто не появился.

День: 1002; Время: 1

В самом начале ей не давал покоя мерзкий запах. Будто бы фекалии или гниль, и Гермиона давилась всякий раз, когда вдыхала этот смрад. Теперь, к сожалению, она привыкла к зловонию. Если поначалу вонь отбивала мысли о пище, то теперь всё, о чём Грейнджер может думать, это еда. И совершенно наплевать, какая, пусть бы даже, к примеру, ненавидимый ею мясной рулет — ведь, кажется, сейчас она в состоянии съесть даже человека. Гермиона смогла бы закрыть глаза и начать пожирать человеческое существо, потому что такого голода она не испытывала ещё ни разу в жизни. Желудок, завязавшийся плотными узлами, приводит в чувство вспышками боли.