День: 1256; Время: 1
Прямо у самого лица ощущается дыхание, так похожее на её собственное. Пытаясь поудобнее устроиться в этой крошечной комнатушке, Лаванда утыкается кроссовком в ногу Гермионе. Они не столько слышат, сколько чувствуют, как мимо двери проходят Пожиратели Смерти, и Грейнджер старается дышать беззвучно, но каждый вдох шумом отдаётся в ушах. По венам бежит адреналин, сердце испуганно замирает. Гермиона никак не может поверить, насколько близки они были к провалу. Она отлично знает, что в случае обнаружения шансов выбраться живыми у них бы не было.
— Гермиона? — слишком громко шепчет Лаванда. Страх так усиливает каждый звук и каждое движение, что Грейнджер не сомневается: враг выбьет дверь, стоит ей лишь шевельнуть пальцем.
— А? — почти что одним выдохом откликается она, продолжая сверлить взглядом то место в темноте, где, по её представлениям, находится дверь.
— Ты... Ты хоть раз задумывалась о том... Чтобы не вернуться назад? Например... Например, остаться здесь и просто не вернуться. У меня есть родственники в других странах, есть места, куда я могу уйти. Мы можем просто... спрятаться. Тебе приходят в голову такие мысли?
— Нет.
Лаванда замолкает — и это хорошо, но Гермиона оказывается права, решив, что Браун ещё не до конца высказалась.
— Я просто так устала всё время бояться.
Гермиона убеждается, что за дверью больше никого нет, и поднимается на ноги.
— Мы бы не были людьми, если бы не боялись. Люди могут умереть в любой момент... и дело не в войне, такова жизнь.
— Это совсем другое.
— Знаю, — Гермиона нащупывает ручку и смотрит в сторону Лаванды. — Ты идёшь?
— Ты возненавидишь меня, если я откажусь?
— Нет.
Воцаряется оглушающая тишина, затем Браун касается её бока.
— Пойдём.
День: 1257; Время: 8
Шум за спиной издают друзья, а не враги, — Гермиона должна постоянно себе об этом напоминать, потому что эти звуки её пугают. Она не может припомнить, когда ещё была настолько напугана... Речь не о каком-то конкретном моменте, а о войне в целом. Эта эпоха, декада, столетие, состоящие из крови, пыли и ржавчины, что пробрали до самых костей, не дают быстро двигаться и кажутся тяжелее, нежели выросшая перед носом каменная стена. Это хуже монстров, засевших в детстве в тёмном углу её комнаты (и которые оказались результатом выброса её магии), потому что теперь монстром стала она сама. Чудовищем слева, что пялится на чудище справа и спрашивает само себя: а видно ли его?
