Спазм

Часть 3.

Проснулся в той же позе, кой и засыпал. Открыл глаза, вперив взгляд в потолок, и прислушался. Оказывается, проснулся последним. Позволил себе расслабиться и положить ладонь на лоб внешней стороной. Жар душил. Тео уснул лишь под утро, мучаясь от одной и той же вчерашней сцены. Вот он шел в сторону теплиц, вот завернул за угол, вот лапа этого недоумка на ней... В тот момент он зажмурился так сильно, что уколол ресницами глазные яблоки. Уизли целовал её. Не зацеловывал, как неопытный подросток, и не сосал, как озабоченный недотрахом болван, а именно целовал. Смакуя. Тео точно бы сказал - этично-гуманно ласкал её губы, если бы не почувствовал такое жуткое отвращение к этой сцене.

Грейнджер дурила, причем дурила конкретно, потому что разрушала четко установленную уверенность Теодора в том, что она покроется плесенью лет этак к пятидесяти из-за сухих стеблей между ног, а к стам помрет в окружении уродливых котов и самой крупной библиотеки в Лондоне. Почему самой крупной? Потому что Тео успел её досконально изучить и напророчить не хуже слабоумной Трелони, что Грейнджер обязательно добьется карьерных высот. Может, даже станет министром, если раньше времени не отравится пылью от книг. Накопит богатств, которые будет тратить не на золото-бриллианты, а на старинные фолианты, содержащие в себе самые сложные заклинания-рукописи, и, попивая чаёк под боком с котом, решит, что жизнь прекрасна и пора бы на покой. Естественно, после пышных похорон библиотеку приберут к рукам министерские стервятники, а котов кастрируют и выкинут на свалку или же поступят мудрее, и продадут на аукционе, как особый лот, чьи мохнатые яйца грелись на коленях министра Грейнджер, а Тео загнул бы цену до максимума, выкупив каждого из них, и сдох бы через месяц с сатанинской улыбкой, что догревал эти яйца после её смерти. Он так и не открыл глаза, когда развернулся на каблуках и свалил подальше от теплиц. Шел долго, наплевав на пропущенную гербологию. Искал отвлекающие манёвры и, хвала Мерлину, нашел старика на топчане. Дотронулся до рамы... - Она ничего не чувствовала. Надавил на край, поднимая картину... - Она не отвечала. Переборщил, свесив старика в другую сторону. - Она не ластилась, как сука к кобелю. Исправил, наклонил, измерил, поправил... - Она сухая, как выжатый лимон после года гниения. Высунул язык, почувствовав обилие слюны. В тот момент к нему пришла губительная, очевидная мысль, что на месте Уизли он вгрызался бы в этот лимон снова и снова, пока Грейнджер не захрустела бы, распадаясь на куски. А он бы смаковал эту гниль... гадство, как и Уизли в теплице смаковал её сочные, сладкие губы, даже отдаленно не напоминающие затхлый и тухлый фрукт. Хотя Тео как-то читал, что лимоны являлись ягодами, но Грейнджер определенно не ягодка в его жизни, потому что только лимоны пускали в кровь кислоту, от которой хотелось плеваться, но отхаркнуть вены довольно сложно, а вырывать себе сердце он бы не стал назло Гермионе. Она бы даже не узнала, но всё равно если и делать, то ей назло. Под занавес княгиня сболтнула лишнего, и Тео закипел. Миллион мыслей и разрывающиеся мозги от переизбытка эмоций. Как же она достала, как же он задыхался! Руки крепко сжимали голову, зарываясь в волосы, а по телу прошел болезненный спазм. В голове зудело, в груди болело, в штанах ныло. Раз, два, три, четыре. Грейнджер нет в этом мире... Тео шевелил губами. Когда-то он нашел в себе талант рифмоплёта, когда совсем невмоготу было. До этого сделался художником, решив визуализировать фантазии насчет её раздвинутых ног, а в перерывах покуривал маггловскую дрянь, задаваясь вопросом, почему волшебники ограничились трубками и сигарами. Его мир был в дыму, а кислорода не хватало, он вел себя как псих, трясясь и расставляя предметы, потому что кислородное голодание вызывало спазмы, сдавливая легкие. Самое смешное, по его мнению, было понимание, что он точно знал, когда его засосало в её вагину. Он мог бы назвать точную дату и даже примерный час, когда он в последний раз вдохнул свежести, а выдохнуть не смог. Так и жил дальше на одном вдохе, храня его как Мерлин магию, и не смел вдыхать нового. Сейчас, лёжа на кровати, он вспоминал вчерашний день и последующий коллапс. Вытянул руку вверх, будто здороваясь с воздухом, но... - Доброе утро, детка! Он всегда с ней здоровался. Улыбнулся так же злобно, как и в тот момент, когда она трепала ему нервы в Большом зале, красуясь у всех на обозрении. Как только Макгонагалл назвала её фамилию, он чертыхнулся и закрыл глаза, царапая кожу ладоней, поскольку изо всех сил старался игнорировать её кудлатую шевелюру, но старуха посмеялась над ним, подняв Грейнджер со скамьи. Спасибо, что не подложила девчонку в его кровать. Он повторял про себя таблицу нумерологии, выгнувшись по струнке и проклиная всех вокруг, а в особенности модельку за гриффиндорским столом. Любому идиоту понятно, что Грейнджер не особо хотела отвечать за финты Хогвартса, её вообще в школе не было в том году, как и самого Тео. Он не знал, почему Макгонагалл повела себя как эгоистичная мразь, но он хорошо знал Грейнджер, которая боялась публичного позора, поэтому был готов к её услужливому заискиванию перед директором и ровному положительному ответу вопреки личному желанию. В этом вся её гордая натура. Завали работой, она не зарычит, а посмотрит в рот, прося добавки. Смышленая, необыкновенная умница, скромная в быту, упрямая в учебе. Милая, ты блеск и идеал волшебного совершенства. Чистый кристалл, ослепляющий мою жизнь. По-прежнему держа глаза закрытыми, он хмурился до боли во лбу и решил, что больше терпеть невозможно. Вокруг была тишина - либо Грейнджер рухнула в обморок от счастья из-за доверия старухи, либо стыдливо краснела, не зная как отказаться, чтобы не упасть в грязь лицом. Теодор точно знал, где она, поэтому как только открыл глаза... их взгляды встретились, и он замер. Пальцы остановились, руки расслабились. Этого он не любил. Не любил, когда терялся образ, в котором он находил спасение от безумия, поэтому прикрылся улыбочкой, которую минутами позже сплевывал в раковину, покинув Большой зал. Она никогда о нем не узнает, Тео лишь наблюдатель. Он так решил. И ему это нравилось. Мучился, страдал, но затем... сбежав куда-нибудь в укромный закуток или спальню, где, о счастье, никого не было, он в полной мере наслаждался её обликом. Быть творцом - значит быть оригинальным в своём творчестве. Тео творил с Грейнджер так пылко и горячо, что даже не чувствовал усталости между актами мастурбации. После этого, расслабленно откинувшись, он мог успокоить любой тремор, дрожь уменьшалась. Грейнджер в тот момент была с ним, и Тео больше не ощущал мучительных судорог, которые возникали каждый раз, когда он хотел прикоснуться к ней - к запретной, но такой бесценной и исконно ноттовской. Наконец, он поднялся с постели. Всё не так плохо. Грейнджер могла оттолкнуть Уизли после того, как Тео ушел. Он поверил в это, словно защищая малышку от беды, но вот незадача: беда и Тео - единая команда. По крайней мере, точно для одного лимона. *** Собирался не торопясь, завязывал галстук без магии. Как много он знал маггловских фишечек, аж тошно. Тео смотрел на себя в зеркало и не узнавал. Всё бы ничего, но вот глаза беглые и блестящие с нестандартной белизной яблок. Когда-то он читал, что в средневековье вылавливали каннибалов именно по глазам. Вроде бы человеческое мясо влияет на сетчатку каким-то бомбическим ферментом, делая их сверкающими. Тео улыбнулся - может, он просто ревел по ночам, во сне мучаясь от спермотоксикоза? Нет, человечинки ему конечно хотелось, вот только для других целей - живую, страстную, со сладкой слюной и его языком в её рту. - Живой, - прошептал, уверенный в том, что это произнесло отражение.