Спазм

Часть 27.

Тео с трудом проглотил костистый кусок рыбы и поперхнулся от острых специй.

— Добавь ещё соли, чтоб уж наверняка попасть к Помфри, — заботливый дядюшка Забини с видом невинной добродетели подвинул к нему солонку.

Разочек моргнул. Что? Большой зал вновь появился перед глазами, а смех Блейза наконец достиг ушей. Тео рассеянно опустил взгляд на своё блюдо и пустую перечницу в правой руке.

Чёрт. За толстым слоем специй он мог разглядеть только мутный рыбий глаз. Глубоко вздохнув, он поставил перечницу и отпил воды. Блейз источал иронию в каждом взгляде, но не дождавшись ответа и реакции от Теодора, чуть наклонился и тихо сказал:

— Она знает?

Кто? Рыба?

Тео неуверенно покачал головой, а Блейз вытянул бровь и кивнул на гриффиндорский стол, к которому так и не вернулась Грейнджер.

— Она знает, что ты причастен к похищению?

Тео в течение целой минуты бесстрастно на него смотрел. На ум приходили различные мысли, но самой яркой из всех было желание немедленного исчезновения всех учеников и преподавателей. Если бы в замке остались только он и малышка, то такой поворот оказался бы самым лучшим. Он не любил мешающую толпу, которая лезла туда, куда её не звали.

— Это не твоё дело, Блейз, я не искал собеседника.

— Не сомневаюсь в этом, но всё, что касается Грейнджер…

— Она вернулась к обязанностям старосты, как ты и хотел, — он покрутил кольцо на пальце, — больше тебе ничего знать не нужно.

Хотелось бы тишины и свободного пространства. Теодор смаковал недавнюю встречу с малышкой, заново проживая второй курс, но громкий гул портил момент чрезмерной назойливостью. Недовольно фыркнув, Блейз заткнулся, но спустя несколько минут пришла новая навязчивость в виде придвинувшегося справа Малфоя, который до этого о чем-то беседовал с Гойлом.

— Бруствер одобрил мою просьбу на участие Грега, — честно признаться, Тео сдерживался из последних сил, чтобы не долбануть соседа чайником по башке, — субботняя операция позволит нам узнать планы Пожирателей насчет Гринготтса. Мы возьмем с собой Гойла и…

— Ты возьмешь с собой Гойла, — Тео сказал это так тихо, что Малфой не сразу понял значение слов, а осознав, нахмурился и понизил голос до шипения.

— Что это значит?

Что-что? Да то, что меня ничто не интересует, кроме Грейнджер! Плевал я с высокой башни на разборки одичалых зверей.

— Я смог самостоятельно сблизиться с Руквудом, поэтому не вижу смысла участвовать в операции.

Малфой открыл рот, чтобы возразить, однако, к удивлению Теодора, медленно закрыл его и прикусил щеку, задумавшись о чем-то, а потом вовсе изобразил едкую ухмылку.

— Как я мог забыть?! Нотты всегда наблюдают за событиями издалека, — Тео утомленно провел пальцами по глазам, но замер, когда Драко добавил, — как трусливые зайцы.

Просто их любимые зайчихи — вне зоны доступа. Тео подавил глотательный рефлекс. Счастье от сладкого видения малышки исчезало из-за насущных проблем в лице докучающих слизеринцев. Теодор даже не разозлился на Драко, а всего лишь устало покачал головой и, поймав прямой взгляд серых глаз, ответил:

— Лестрейндж и Долохов обучали тебя дуэльному искусству, поэтому ты можешь свободно участвовать в атаках Пожирателей, — Малфой потерял дар речи от такой откровенности, — тебе не приходило в голову, что меня могут убить из-за отсутствия необходимой практики?

Тео подобрал наилучшую причину, чтобы избавить себя от лишних забот и приключений. У него было очень мало времени для того, чтобы наслаждаться личными интригами с Грейнджер, поэтому он не собирался тратить дни на участие в операциях. Драко удивленно свел брови на лбу и нерешительно вымолвил:

— Ты никогда не жаловался на недостаток магических способностей.

Это так, но Тео решил, что пусть его будут считать неумехой, нежели наглым бездельником. Он показал отстраненную мину и спокойно подвел итог:

— Я займусь Руквудом и Розье, а ты следи за Пожирателями.

В целом, такой вариант устраивал Малфоя, поскольку он оценил ноттовскую часть обязанностей как наиболее сложную. Тео не прокомментировал участие Гойла, поэтому Драко со спокойными нервами вернулся к трапезе.

Наконец-то тишина вокруг…

— Кстати, Бруствер хочет рассказать обо всём Поттеру.

Проклятие! Тео спешно повернулся к Драко, который как ни в чем не бывало жевал котлетку.

— Зачем? — спросил громче обычного и привлек внимание слизеринцев.

Где Поттер, там и Грейнджер, а значит и новая беда. Теодору совсем не хотелось, чтобы Гермиона отвлекалась от игр с его альтер эго на ненужные разборки с Пожирателями. Малфой растянул губы в пренебрежительной улыбке и бросил неприязненный взгляд на проходящих мимо гриффиндорцев.

— После победы над Сам-Знаешь-Кем Поттер имеет особые привилегии.

Мыслишки зашуршали, задев внутренние части глазных яблок. Теодор зажмурился, усиленно ловя недостатки и преимущества полученной информации. Прокляни себя Круциатусом, господин министр! За каким драклом тебе сдался Поттер?

— Д-драко, — он прочистил горло, чуть не назвав его драклом, — никто не должен узнать о моей связи с Министерством.

Малфой скривил лицо в непонимании и уставился на Теодора с вопросом, а тот продолжил:

— Напомни об этом Кингсли, — аппетит пропал, он поставил локти на стол.

Пусть поттеровская компания будет в курсе шпионажа Драко, Панси и Грега, а Тео захотел остаться в тени. Сам не заметил, как пробубнил под нос:

— Никто не должен узнать, тем более Поттер и Грейнджер.

Но Драко услышал и, нахмурившись, спросил:

— Грейнджер?

— Лучше бы она оставалась в неведении.

Тео прикусил щеки боковыми зубами и кивнул, будто бы в пустоту или сам себе. Малфой с усмешкой произнес:

— Панси расстроится.

Явно не догадавшись, почему Паркинсон должна быть расстроена, Тео тихо причмокнул и немым взглядом отправил Малфою вопрос о пояснении.

— Она сильно изменилась с тех пор, как нашла раненую грязнокровку в коридоре, — Драко ухмыльнулся, — теперь думает, что её жизнь улучшилась из-за правильного поступка, и нашла себе… — поводив челюстью, он подбирал слова или просто вспоминал фразы Панси, — объект вдохновения.

Тео едва успел поднести кулак ко рту, чтобы не разразиться хохотом. Ай да молодец, малышка! Даже Панси вдохновилась её существованием. Вот только у Теодора появилась ещё одна проблемка — ему совершенно не нужны были лишние пары глаз, следящие за Грейнджер, в особенности за моментами, когда за ней хотел следить сам Тео.

Паркинсон, определенно, мешала ему со своим рвением найти в Гермионе кумира. Кто бы мог подумать? Чистокровка, восхищающаяся магглорожденной… как и он. На секундочку Тео задался вопросом — не содержала ли малышка в себе особые флюиды заразительного благородства, но потом понял, что чем-чем, а благородством после контакта с ней он точно не обзавелся, значит дело в другом.

Тео уходил из Большого зала с желанием найти Паркинсон и выбить дурь из её головы, но в проходе столкнулся с Уизли, заботливо прижимающего грейнджеровскую сумку к груди. Мило до омерзения, Тео тоже хотел бы прижаться к её вещичкам…

Теодор обошел рыжего, не забыв учтиво извиниться за свой ботинок, придавивший его ногу к полу, и двинулся по коридору, размышляя, куда убежала малышка и что он скажет Паркинсон.

Несмотря на уверенность в том, что Малфой передаст министру его просьбу, Тео принял решение поговорить с Кингсли тет-а-тет. Если бы Грейнджер узнала про его участие в шпионаже, то кроткий образ скромного ноттовского паренька разлетелся бы в пух и прах, вызвав у ангелочка неудобные вопросы — почему Кингсли позволил Нотту проникнуть в стан врагов и каким образом ему удалось получить доверие лидеров. Тео совершенно не хотел бы отвечать, что главной причиной восхищения Руквуда стало издевательство Теодора над слепой девчушкой…

Столько дел… Мерлин, помоги моему сердечку! Нужно отправить письмо отцу, чтобы узнать про его успехи в общении со старшим Розье.

В таких мыслях Тео неторопливо обходил учеников, бегущих на занятия. До первого урока с когтевранцами оставалось десять минут, но Тео не спешил. Прижал локтем школьную сумку к туловищу, сложил лапки за спиной и хмуро смотрел на мыски своих ботинок, ступающих по каменным плитам. Свернул в коридор, ведущий к кабинету профессора Бабблинг, и надеялся поймать Паркинсон перед входом в аудиторию. Когтевранцы проходили мимо, так же как и он, направляясь на древние руны.

Неосознанно прогрызался червячок беспокойства за Малфоя, Гойла и Паркинсон. Тео не делал предположений по поводу их действий в субботу, но догадывался про опасность и возможность увечий. Чем думал Кингсли, отправляя неумелую слизеринку к отбросам? Панси едва ли смогла бы наколдовать достойный Ступефай. Малфой ещё куда ни шло, но Грег тоже обделен проворностью.

Был ли способ помочь без прямого участия? Тео вовсе не хотел помогать, но раз начал думать, то всегда направлял извилины в правильные стороны.

Шаг. До урока пять минут. Он ускорился. Шаг. Поворот. Шаг. Нужно навязаться на ещё одну аудиенцию к Руквуду, чтобы узнать имена всех участников пожирательского заговора. Шаг. Быстрее. Малфою не надо будет отправляться на задание, если авроры арестуют Руквуда и Розье. Шаг. Поворот. Стоп…

Минута началась… Тео резко затормозил, будто перед ним пролетел бундимун. Не было смысла откладывать. Он напишет Руквуду прямо сейчас. Миг. Быстро развернулся и вылетел обратно за угол коридора. Мгновение. Бум…

— Теодор! — в него влетело женское тело, врезавшись носом в грудь.

Её сумка упала на пол, а сама особь зажала нос и неразборчиво кряхтела о боли. Теодор поджал губы и тяжело вздохнул. Черт! Видел Мерлин, он хотел налететь на другую.

— Панси… — отвел плечо и наклонился к полу, чтобы подобрать её сумку, отчасти из-за того, чтобы Паркинсон не рванула от него прежде, чем он успел бы поговорить с ней о Грейнджер, Тео постарался вложить в голос ласковую интонацию, располагающую к диалогу, — в следующий раз будь аккуратнее.

Нахмурившись, он поднял с пола два учебника и протянул ей, а сам…

Минута закончилась… С левой стороны на небольшом расстоянии от них раздался слабый шорох. Костяшки его пальцев побелели, когда Панси дотронулась до учебников, а Тео повернул голову влево. Его глаза замерли на бледном лице Грейнджер, а точнее на её пристальном взгляде, направленном аккурат на середину их рук — куда-то на учебники, застывшие посередине между Тео и Панси.

Теодор задержал дыхание, когда ощутил глупость ситуации, но… память никогда его не подводила…

«Он бросился к моим ногам!»

Грейнджер напрягла плечи и часто заморгала, будто отгоняя увиденную сцену стоящего на коленях Нотта.

«Он помог мне собрать книги»

Тео мысленно сетовал на неожиданность судьбы и такое нелепое совпадение, но азартное предвкушение перед реакцией Грейнджер затмило своим светом исчезающий здравый смысл. Будь на её месте он, то после такого инцидента бросился бы в ближайший туалет и бил бы по зеркалам, страдая в припадке душевной болезни… интересно, она тоже так поступит?

Малышка перевела на него взор, медленно проскользив зрачками по руке до лица, но их зрительный контакт нарушила Панси, взявшая учебники и повернувшаяся к Гермионе.

— Грейнджер, — Панси изобразила на лице равнодушное выражение, но глаза показывали плохо скрытую доброжелательность, — у нас древние руны в паре с Когтевраном, — по всей видимости, она подумала, что Гермиона перепутала уроки.

Тео так и остался сидеть на полу, пребывая в состоянии паралича, поскольку случилось то, чего он боялся — прямой контакт при зрителях, вызвавший страх и потерю контроля перед взглядом любимой девушки.

«Трусливые зайцы»

Заткнись, Малфой, не до тебя сейчас!

Гермиона наконец отмерла, но даже не взглянула на Панси, а вжала голову в плечи. Теодор понятия не имел, о чем ей шептали шестеренки, но судил по себе и ожидал от неё такого же трусливого побега, которого зачастую придерживался сам, однако Грейнджер, ко всеобщему удивлению, уставилась куда-то в область его подбородка и, слегка зажав ладошку в кулачок, тихо произнесла:

— Т-ты… ты всегда всем собираешь учебники?

Панси с шоком вытаращилась на малышку из-за прозвучавшего неуместного вопроса. Только глухой не услышал бы странной интонации в таком голосе. Тео выразительно поднял брови, а Гермиона только через несколько мгновений поняла, что сказала или… скорее поняла, как сказала, поскольку вопрос сквозил упрекающими нотами с долей злости, а ударное слово «всем» содержало эмоции, похожие на ревность и осуждение.

Ответь ей что-либо! Ты не добьешься диалога без слов! Тео плавненько выпрямился, оперевшись ладонями на колени. Сделал глубокий вдох, заметив наплыв румянца на её щеках. Забыл про Панси, обо всем забыл. Как же сложно вот так стоять и не прикасаться к ней…

Удивившись прямолинейности ангелочка, Тео сделал маленький шажок, спасая себя от боли из-за большого расстояния между ними, и с огромным трудом избавил голос от эмоций, оставив холодное равнодушие:

— Я собираю учебники всем девушкам, если того требуют обстоятельства, — и чуть не умер от мелькнувшего блеска в её глазах, напоминающего болезненную искорку, — Локомотор, — достал палочку, произнес заклинание и, поймав сумку Панси, протянул ей.

Паркинсон слабенько кивнула и переступила с ноги на ногу, а Тео смотрел на малышку и наклонил голову к плечу. Гермиона прерывисто выдохнула и опустила взгляд в пол, сделала шаг назад, намереваясь уйти, но её задержали слова Панси:

— С возвращением, Грейнджер!

Тео закатил глаза и глянул на потолок, мучаясь от непривычной слизеринской вежливости в сторону магглы, но затем он перевел глаза на Гермиону и вздрогнул, поскольку она по-прежнему смотрела на его лицо, словно чего-то ждала. Он сложил пальцы в замок и коротко кивнул, подтверждая слова Панси.

Гермиона снова продемонстрировала горечь взгляда, хотя пыталась это скрыть.

Вдруг… он понял. Она явно страдала, что не выделялась в его глазах, к тому же, если судить по поведению, то малышка наверняка подумала, что ему абсолютно плевать на её возвращение, а последний жест и взгляд в потолок показывали утомленность от беседы. Тео нервно облизнул губы несколько раз. Вся его жизнь — борьба на границах между тем, что хотелось, и тем, что он способен получить. Отдалять малышку чрезмерным равнодушием он не хотел, но отчаянно желал создать в ней жажду его внимания, поэтому ступил по скользкому краю и не позволил ей отдалиться:

— С возвращением! — протянув слово, он мило улыбнулся и посмотрел в её глаза.

Гермиона невольно приоткрыла рот и, часто заморгав, развернулась на каблуках.

Панси сморщила лицо, не зная, как оценивать поведение Грейнджер, а Тео повторил маневр Гермионы и направился на урок. Панси пошла следом и задумчиво произнесла:

— Зачем она пришла в восточное крыло?

Тео резко остановился. Бум…

— Теодор!

***

Просидев на рунах весь урок, он не понял ничего, что рассказывала Бабблинг, и рисовал на пергаменте руны собственного художества до того момента, пока профессор не сделала ему замечание за игнорирование вопроса. Потеряв десять баллов, Тео вернулся к своим мыслям. Панси впервые изрекла истину — зачем малышке понадобилось идти в противоположную сторону? Гриффиндорцы должны были топать на трансфигурацию. Зная Грейнджер, сложно подумать про её забывчивость даже после подвального заточения.

Перед тем как войти в класс, Тео невпопад посоветовал Панси не вмешиваться в дела Гриффиндора, в особенности не навлекать на себя внимание дружков Поттера, но он остался без ответа, поскольку профессор поторопила их у входа. На этом он и закончил с Панси…

Теперь важное — смел ли он мечтать, что Грейнджер станет наступать на пятки.

Боже… это невероятно, фантастически очаровательно и прекрасно!

Он закрыл лицо руками и облокотился лбом на парту. Под пальцами скрывалась широкая улыбка, а позвонки крутились по хребту, посылая дрожь в конечности. Невозможно не удивляться смелости малышки, он не ожидал от неё слов, а в итоге она выразила не только интерес, но и ревнивый укор, подарив домыслы про собственничество. Чем ещё она способна ошеломить?

Тео не заметил и не хотел замечать, как странно на него посматривала Панси…

***

Гарри по левую сторону, Рон по правую, сквозной ветер школьного двора и пустые лавочки. Окружение вызвало в ней тоску и угнетающее чувство природного давления, будто сама погода прижимала её лёгкие к другим органам, запрещая свободно дышать. Почему же?

Она уже вдохнула в Большом зале. Зачем ещё?

Но я умру без кислорода!

Ты умрешь без аромата. Напомнить?

Нет!

Она уронила книгу по чарам и вздрогнула от внезапных воспоминаний.

— Всё в порядке? — спросил Гарри, сдвинувшись на край лавочки.

Каждый из них повторял манящие заклинания последнего курса и заучивал теоретические основы. Рон поднял учебник и с тревогой посмотрел на Гермиону.

— Да, — выдохнула шепотом и взмахнула палочкой, повторив материал.

На самом деле — всё не в порядке. Она не могла найти покой и плохо концентрировалась на занятиях. Душа рыдала, а Гермиона не могла сформировать внятную причину, пока неожиданно не увязалась за Теодором. Зачем? Перед глазами возникли сцены… вот она возвращалась в Большой зал, чтобы встретить друзей, вот заметила летящий шоколад, то есть его голову, объятую темной шевелюрой. Глаза не желали менять траекторию и потянули за собой тело. Метр, один, два, всего десять. Она поплелась следом, даже не задумавшись о своих действиях…

Он… был так холоден.

Небо всегда было таким серым, а Хогвартс мертвым?

Он… нагнулся к полу перед Паркинсон.

Гарри всегда был таким лохматым, а Рон зримо помятым?

Он… безучастно скучал и хотел быстрее избавиться от её общества, поэтому быстро повторил слова Паркинсон и натянул улыбку.

«Твой робкий мальчик побрезгует играть в испорченную игрушку»

— Нет, — задрожав, она низко опустила голову.

Ребята вскочили с мест, собираясь отвести её в больничное крыло, но Гермиона замахала руками и покачала головой.

— Я вернусь в гостиную…

***

День за днём… от силы неделя. Гермиона поздно поднялась в воскресенье. Слизеринцы исчезли на все выходные вместе с Тео, а она сходила с ума, поскольку не могла избавиться от направляющей силы в качестве постороннего шепота в голове. Палач, будь он проклят, независимо от её желаний постоянно направлял мысли в иное русло. Она долго думала про последствия, стала бы она зацикливаться на Нотте, если бы палач не внушил ей распутные мысли, но потом она с гневом рвала подушку, поскольку вспомнила, кто первым использовал Тео в фантазиях. Такое нельзя забыть.

Гермиона перевернулась на живот и задышала в простыню, опаляя жаром лицо. Смесь памяти и чувств принесла катастрофу, поскольку взаимный секс с палачом обрел конкретную картинку, где Тео трогал её… нет, шептал… нет, двигался…

Нет, нет, нет! Палач словно направлял обоих, а Гермиона слушала его голос и вытворяла с Теодором разные непотребства. На смену кошмаров с темнотой и болью пришли другие… по её мнению, наиболее страшные, но горячие и страстные, где ненависть к душегубу отлично сочеталась с возбуждением, трансформируясь в огонь желания, который притягивал её к телу Теодора.

До Рождества оставалось три недели. Гермиона попросила Минерву избавить её от необходимости участвовать в подготовке. Гарри и Рон всегда были рядом, поддерживая любые желания, но впервые в жизни Гермиона так сильно захотела одиночества. В подвале боялась этого, а теперь ощущала себя лишней. Не было стремления жить, как и радоваться праздникам.

Гермиона долго стояла под душем, размышляя про аврорское расследование. Чэлпс не единожды общался с ней в присутствии Макгонагалл, а она упускала суть его слов. Каким образом поймать палача? Она теряла надежду на справедливость.

Гарри и Рон сообщили ей про шпионаж Малфоя и еще кого-то… то ли Гойла, то ли Забини, она не запомнила и не желала думать о них.

Единственный день, который вызвал её улыбку, ознаменовался чрезмерной нагрузкой на учеников. Мест в библиотеке не хватило и ребятам пришлось заниматься в Большом зале. Тогда-то она и провела два часа, с хорошего ракурса наблюдая за слизеринским столом. Раньше она считала Теодора идеальным, а теперь заметила некоторые недостатки, но, к своему ужасу, приняла их как дар с небес, поскольку Тео превратился в живого человека с личными особенностями и привычками. Гермиона долго подбирала характеристику, когда он задумчиво вчитывался в учебник, делал пометки на полях, не используя пергаменты, отвлекся на перья и медленно разложил их строго по размеру. Всё это сопровождалось таким серьезным и сосредоточенным взглядом, что Гермиона неумышленно прикрыла рукой рот, чтобы не улыбаться во все зубы.

На этом ноттовские странности не закончились… проблема была в кольце. Почему-то появление перстня вызвало в ней негодование. Ранее Тео казался проще, а сейчас кольцо портило эффект… родного. В тот момент она содрогнулась от осознания, что приняла Тео, как свой личный секрет, и вспомнила похожие слова палача. Раздумывая над домашним заданием, Теодор крутил кольцо на пальце, а затем, оставив его свободно болтаться у основания ногтя, прижал камень к ямочке над верхней губой. Собственно, на той секунде Гермиона свела ноги и проследила глазами, как кончик пальца погладил верхнюю губу…

Великий Мерлин! Она не могла больше вспоминать, поставила на Тео ярлык запретного и страдала от этого.

Проклятый перстень! Можно ли завидовать металлу? Она позавидовала и сходила с ума… Синий камень переливался голубыми отблесками, а прохладный ободок попал в ямочку, она бы тоже хотела попасть в ямочку и навсегда задержалась бы там губами…

Дважды проклятие! Нет, трижды… Гермиона с облегчением напомнила себе про отсутствие слизеринцев. Воскресным утром в библиотеке часто бывало безлюдно, она зажала в руках палочку, которую перестала убирать в карманы, и направилась в читальный зал.

С момента возвращения она не особо волновалась за свой внешний вид, поэтому распустила волосы, накинула школьную мантию поверх футболки и джинсов. Ей навстречу попались ученики с Когтеврана, с которыми она добрела до библиотеки. Страх перед пустыми коридорами не хотел покидать сознание, и Гермиона мысленно поблагодарила сокурсников за компанию, но, попав в библиотеку, сразу же скрылась за стеллажами, пожелав заниматься в одиночестве. Окружение давило не хуже серой погоды, хотя Хогвартс был объят белоснежным снегом, который она так сильно любила раньше.

Взяв книгу, направилась к месту у окна, которое она считала своим ещё с первого курса. Взгляд дольше обычного застыл на пустом столе, где всегда занимался Тео. Она свела брови и уныло сморщила лицо, вновь назвав себя жалкой, а в голове раздался голос, нашептывающий, что Нотт никогда не обратит на неё внимание. Тяжко вздохнув, она завернула за стеллаж к своему месту и…

Ноги прилипли к полу. Гермиона так резко остановилась, что чуть не упала лицом в пол. Дыхание… не дышит. Сердце… не стучит.

Глаза округлились, а губы плотно свелись от увиденного. На её месте, опустив скрещенные руки на стол и положив на них голову, мирно спал… он.

Гермиона крепко прижала ладони вдоль тела и боялась лишний раз издать шорох. Теодор Нотт в черном пальто с откинутым капюшоном и с растрепанными волосами слегка хмурился во сне, опираясь виском на руки. Его лицо было повернуто в её сторону, и Гермиона хорошо рассмотрела различимый след на скуле. Сначала она шокировано приняла его за женскую помаду, но затем прищурилась и схватилась за сердце, распознав тонкий кровавый порез.

Что случилось? Вчера она приняла отсутствие слизеринцев, как кутеж в субботний вечер, но откуда ушиб…

Гермиона осторожно шагнула вперед. Вроде бы сердце застучало, но она не была в этом уверена, ведь всё внимание захватило потрясающее зрелище. Даже царапины не испортили его лицо, он… он…

Ещё чуть-чуть, и она дошла до стола. Он тихонько вздрогнул, когда заскрипела половица, но не проснулся. Гермиона наклонилась, оперевшись руками на колени. Улыбка, самая счастливая с момента похищения, отобразилась на её лице, а глаза заслезились. Прядь его волос спадала на лоб, а губы слегка приоткрылись от глубокого сна. Эффект безмятежности портила лишь морщинка на лбу, которую Гермиона захотела стереть пальцем. Что бы ни случилось, но Тео явно вернулся в школу ночью, вот только почему он пришел сюда и как избежал встречи с Филчем. По-видимому, он занял её место из-за дальнего расположения, чтобы не попасться завхозу…

Гермиона нашла причину только в этом, но на миг представила свою реакцию, если бы Теодор сел за этот стол по другому поводу. Предательская слеза всё же выпала из глаза, заставив её выпрямиться, но не отойти, ведь появился шанс. Единственный шанс ещё раз улыбнуться…

Вот он, пожалуйста, наблюдай не прячась. Таким, каким ты его хотела. Почему бы не посмотреть…

Она смотрела. Почему бы не дышать…

Она глубоко и сладко втянула воздух…

Он такой далекий. Дотронься… и исчезнет. Нет, не уходи! Гермиона зажмурилась и не смогла справиться с дрожью в коленях. Опустилась на корточки, уткнувшись лбом в край стола.

Почему бы не признаться себе?

Признаться в чём?

В том же, в чём ты призналась палачу. Теодор тебе нравится!

Нет, просто он жертва обстоятельств, как и я!

Так и есть. Ты жертва палача, а Нотт твоя. Почти смешно. Смотри, у него щеки впали точно от предчувствия чего-то плохого! От пришествия магглы по его душу!

Почему бы не упасть?

«Я буду снова и снова падать к твоим ногам, детка!»

Нет!

Почему бы не изголодаться?

«Ты возбуждаешь во мне зверский, неутолимый голод и жадный аппетит»

Почему бы не отдаться во власть желаний, дабы испытать счастье?

«Я люблю тебя до помрачения, детка!»

Внезапно Тео сместил ладони, повернувшись на них другим виском. Гермиона вздрогнула и поднялась на ноги, когда раздался негромкий звон катившегося предмета по столу. Как в замедленном кадре, она следила за перстнем, остановившимся у края. Кольцо совершенно не подходило Теодору, Гермиона вовсе не любила перстни, даже такие совершенные по своему изяществу, как этот.

Её лоб испортился полосками от морщин из-за хмурых бровей. Колечко было так близко… прямо на краю стола возле неё. Она прикрыла глаза и представила — он часто игрался кольцом, крутя его на костяшке.

Неудивительно, что такими темпами Тео потерял бы его в скором времени, не так ли?

Она вздрогнула…

Ужасное кольцо. Ужасное, ужасное, но оно принадлежало ему! Тогда почему ужасное? Потому что искушало. Она привыкла к Теодору без кольца, а ещё хотела… прикоснуться к запретному. Ужасному, но такому необходимому.

Воспоминание недавней сцены в Большом зале — его губы и запотевший от теплого дыхания камень. Гермиона не разглядела бы с расстояния, но была уверена, что камень тогда раскалился до предела и стал горячим. Тео сам по себе настолько горяч, что…

«Без тебя я страдаю в приступах аменции и безумия!»

Что можно свихнуться.

Один, два, три, четыре удара сердца прежде, чем она схватила кольцо. Пять, шесть на каждый шаг трусливого побега. Семь, восемь стеллажей до выхода. Девять, десять вдохов на каждую лестницу, уносящую её от преступления…

Перстень обжигал ладонь, а глаза не различали очертаний. Первая дверь, вторая, любая, она вбежала в уборную. Мужскую, женскую, для старост — не так важно. Зеркало оказалось кривым, словно его недавно чинили.

Она закричала, упав на колени. Уголок эвклаза вонзился в кожу ладони, но боль не остановила истерику.

Что ты наделала?

Я украла кольцо…

Она продолжала изливаться слезами, проклиная себя и палача. Почему-то уши ловили его смешки, одобряя поступок.

«Это наш маленький секрет, о котором никто не узнает»

Заткнись, заткнись!

— Редукто! — мощь заклинания разбила зеркало, а Гермиона крушила раковины, пока не упала на пол, дрожа в конвульсиях.

Минутки бежали. Слезы застывали, а она боялась раскрыть ладонь, поскольку считала себя преступницей. Вор был только один — он держал её в подвале, и теперь Гермиона испугалась посмотреть на деяние своих рук.

Час, второй. За дверью раздались шорохи. Хогвартс поднимался из оков сновидений. Гермиона всхлипнула в последний раз.

— Репаро!

Кусочек зеркала раз.

— Репаро!

Кусочек зеркала два.

И далее. Отчаянно жалея, что таким способом нельзя собрать свою жизнь, Гермиона искала положительные эмоции, но нашла лишь одну — веру, что дух Рождества принесет ей освобождение и новую жизнь.

Действительно, ведь не встретит же она палача под ёлкой, поедающего праздничный зефир в компании Теодора Нотта, ведь так?