Спазм

Часть 18

Он оставил её больше чем на минуту по причине личного ступора. Остановился за дверью и встал столбом с недоумевающей мордой. Однако замер не из-за поведения малышки, которое наоборот разожгло бушующее пламя по всему телу, а из-за осознания, что оставил волшебную палочку в кармане пальто, тихонько валявшегося по ту сторону двери. Каков процент сообразительности Грейнджер?

Тео направил пустой взгляд на обстановку жилища. К сожалению, считать было нечего, поскольку из предметов старина Руби оставил только пыльную кровать без матраса, напоминавшую жесткий тюфяк, и стол с двумя стульями. Один, два, три, всего четыре ножки у стула, у двух — восемь, а со столом ещё плюс четыре…

Он покачал головой. Всё не то…

Что тебя беспокоит? Минута прошла. Вернись к Грейнджер, пока она не догадалась про гостинец в виде самого опасного магического оружия.

Вместо этого Тео скрестил руки на груди и замурлыкал под нос маггловскую песенку.

Почему медлишь?

Испытываю судьбу! Играю с малышкой!

Он так думал. Ради адреналина или спокойствия совести, но он и вправду дал ей шанс спастись. Тео немного оттянул свитер от горла, чтобы освежить голову. У всех был шанс спасти её. Теодор пока даже не прибегнул к плану «подставь канадца», а всё равно Грейнджер сидела в подвале под его бесконтрольной властью. Сцепив руки за спиной, он два раза обошел стол и, домычав до второго припева, смиренно вздохнул. На ум пришла мысль, затопившая сознание — не стать ли, ради Грейнджер, аврором?! Чтоб уж наверняка навести порядок в отделе сыска… Отец не одобрил бы, но поворчав часок, согласился бы, что это наилучший вариант.

Лицо приобрело испытующее выражение, когда он наклонился к полу, дотронувшись до ручки. Глаза недружелюбно сощурились, а рот изогнулся уголками вниз. Прошептал вслух:

— Любимая, попробуй обыграть, чтобы сверху побывать.

Сам от себя не ожидал, но разозлился и со всей дури хлопнул дверью. Что ж…

Неторопливо спустился. Щелкнул языком о нёбо от увиденной картины. Грейнджер, аки верная супруга, сидела у стены, прижав колени к груди, и ждала его возвращения. Тео осмотрелся, подошел к пальто и достал палочку. Злость слегка угасла, когда Грейнджер напряглась от шороха и привычно слилась со стеной, но Тео потерял прежний задор их последнего контакта и не хотел больше вести никаких диалогов.

Жаль. Получить от Грейнджер жгучее проклятие всё равно что кончить от фантазии, в которой она добровольно трахала его до потери пульса. Теодор взмахнул палочкой и произнес:

— Репаро.

Гермиона угрюмо следила за ним с помощью слуха. У неё возникли идеи о нападении, но эффекту неожиданности помешали слабость и головокружение. Она вовсе поблагодарила Мерлина, что не свалилась с унитаза от недавнего пережитого шока ввиду накрывшего ужаса от сигаретных ожогов. В подвале раздался лязгающий, металлический звук, а затем из лейки душа потекла вода. Гермиона облазила весь подвал в поиске двери и знала, что в полу под душем были мелкие щели для стока. Услышав новый шорох, она подскочила на ноги, изо всех сил вжавшись лопатками в стену, потому что не знала, что на этот раз пришло в голову сумасшедшему.

Тео спрятал палочку в карман пальто. По уровню угрюмости его мина могла бы посоревноваться с грейнджеровской. На него одновременно обрушился оползень прельщающей безнаказанности и горького негодования за судьбу малышки. Он повернулся к ней спиной и размял шею.

Да, всё так, ангелочек. Я могу вообще ничего не бояться. Твои крики никто не услышит. Где твои друзья и бравые орденцы? Почему при своём уме ты, безгрешная сука, осталась одна?

— Прошу, не делай со мной ничего, — Тео хищно оскалил зубы, услышав позади себя её писк.

Присел на мыски, чтобы не стукнуться о потолок, и медленно стянул свитер. Теперь голова кружилась у обоих. Гермиона интуитивно переступала с ноги на ногу, скользя по стене вправо, словно ища потайной выход для спасения. Зашипела сквозь зубы от боли в запястьях из-за тугих, колючих веревок, но тихий, заунывный смех из угла палача заставил её прислушаться и задержать дыхание.

Мимолетно сделав попытку посчитать отдельные падения капель о пол, он прикрыл рот и заглушил смех, но разум всё равно кипел, переливаясь в член тонкими извилинами. Тео был уверен, что мозг теперь до блеска гладкий и ровный, в отличие от покрасневшего, налитого кровью органа, так бесстыдно требующего проверить вибрацию малышкиных голосовых связок на влажной головке.

— Грейнджер, — окончание потерялось на приглушенном выдохе, — почему бы тебе просто не смириться? — он снял обувь вместе с носками, зашуршал пакетом и добавил, понизив голос. — Как смирились твои друзья.

Она нервно качнула головой и судорожно ответила:

— Они не бросят меня.

Тео выпрямился и закончил раздеваться, отбросив брюки и нижнее белье. Каждый позвонок встретил истомную дрожь от мысли, что они оба остались обнаженными.

— Они не хотят тебя бросать, тем не менее делают это.

Гермиона вздрогнула, услышав скрип половых досок. Часто заморгала, набираясь храбрости, и вложила в голос дерзкую ноту:

— Какое тебе дело, как они ко мне относятся?! — она сглотнула, а он подошел ближе. — Ты не убедишь меня в предательстве друзей, потому что я знаю их лучше тебя!

Тео мягко дотронулся до плеча Гермионы, но она дернулась так рьяно, что ему пришлось задержать её грубым рывком, прижав всем весом к стене.

— Нет! Отойди! — закричала от неожиданности из-за соприкосновения с теплым, нагим телом.

Не отводя от неё глаз, он повесил на своё предплечье тканевые фиксаторы для запястий, которые достал из пакета, и прижался плотнее, обняв её за талию.

— Я не собирался убеждать тебя в их предательстве. Напротив… — Тео обхватил узлы веревок, держащих её руки за спиной, и потянул их в разные стороны, — хотел утешить, чтобы ты не расстраивалась из-за своих бесполезных болванов.

Гермиона не удержала сдавленного вздоха облегчения, когда веревки упали на пол, а её руки свободно повисли вдоль тела. Тео приподнял уголок губ и слегка отстранился, разрешив ей размять запястья.

— Но я бы никогда тебя не бросил, — он взял её ладони в свои и раскрыл их внутренними сторонами вверх, — будь я на месте Уизли и Поттера, то не позволил бы никому трахать тебя в кладовке Хогвартса и похищать с поля для квиддича, — он поцеловал середины ладоней и усилил хватку, когда она попыталась их убрать, — с этого года.

Гермиона в замешательстве слушала эту речь, так и не поняв, почему он выделил последние слова, как ударные в предложении, а Тео с удовлетворением отпустил её руки и прижал собственные к стене по двум сторонам от каштановой копны. Он кивнул сам себе в знак того, что наконец определился с главной ошибкой своей юности — Теодор всегда скрывался в тени, не вмешиваясь в её проблемы. Школьные интриги, стычки с Малфоем, полночные дуэли, нападения тролля и василиска, директорство Амбридж, беготня по лесам, поиск крестражей… Мог бы помочь, но не решался, и вот… наступил последний год в Хогвартсе. Тео забрал малышку себе, дотронулся, испытал, прочувствовал и понял, что впредь ни одно событие в её жизни не пройдет без его участия. Нахальное и бесстыдное желание не оставило детке шанса на выбор. Он всё решил за неё, поэтому и болтал эти слова, между строк крича ей на ухо, что, в отличие от прежних намерений, отныне он не позволит себе даже задумываться о расставании.

— Единственный, кто причиняет мне боль… — она напрягла плечи, ощутив, как его ладони заскользили по туловищу и достигли ягодиц, — это ты!

Гермиона плотно сомкнула уста, спасаясь от поцелуя, и с удивлением кожей почувствовала, как его губы растягиваются в улыбке, прижимаясь к её подбородку. Палач медленно и глубоко втянул воздух через нос, и сдавил ягодицы, заставив Гермиону приподняться на мысках.

— Ты знаешь, как меня остановить, детка! — внезапно палач схватил её за руку, надел на запястье какой-то широкий браслет и потащил за собой. — Будем считать, что это твоя расплата за мозоли на моих руках.

Чего? Какие мозоли? Споткнувшись, Гермиона издала испуганный возглас и в панике выкрикнула:

— О чём ты говоришь?

Утянув одно её запястье в мягкое, но плотное кольцо широкого браслета, Тео потянул за конец другого, вынудив Гермиону подойти ближе. Размеренный шум воды сменился неритмичными плесками капель по двум телам. Гермиона запрокинула голову, чтобы смахнуть мокрые волосы со лба, но Тео первым дотронулся до них и пригладил назад. Потолок над душем углублялся вверх, позволяя им спокойно стоять в полный рост, а радиуса широкой лейки хватало для двоих. Странным образом окружающая действительность застыла для каждого из них. Гермиона распрямила плечи и высоко подняла голову навстречу быстрому, теплому потоку, а Тео смотрел на неё сквозь водную пелену, не веря в происходящее. Легонько дотронулся до её руки и переплел пальцы. В душонке загорелись миллионы разноцветных лампочек, а Грейнджер стала самой яркой из них, просто находясь рядом. Он не заметил, как она вывернула свою ладонь из его пальцев, просто… сорвался и, запустив пятерню в распущенные волосы, неистово впился в губы, словно даже частица её кожи способна была спасти от смерти.

Гермиона по рефлексии хотела отодвинуть его от себя прежним методом — за воротник, только на этот раз одежды не было, а руки невольно соскользнули из-за гладкости и воды. Она заколотила по груди и замотала головой. Повязка намокла и липла к глазам, вынудив сильно жмуриться. Волосы щекотали плечи, а на затылке натянулись от дикой хватки палача.

У самого Тео обзор тоже был закрыт мокрыми, темными волосами. Если бы он узнал, что Гермиона сравнивала цвет волос Теодора Нотта с горячим шоколадом, то несомненно бы растекся, как сладкая плитка под солнцем. Сейчас он чувствовал только желанные губки, которые так и норовили снова вырваться из плена. Тео надавил на затылок, углубляя поцелуй более быстрым движением губ и настойчивым скольжением языка по каждому уголку рта, а другой ладонью обвил шею, помассировав большим пальцем кожу под подбородком.

У Гермионы промелькнуло мнение, что он никогда не целовал её настолько безудержно и фанатично. Палач устроил новый мятеж, заведомо зная, что победит, поэтому она допустила шальную мысль — не сдаться ли? Позволить ему сделать всё, что он захочет без всякого сопротивления… она думала, что так проще.

Верно? Ты позволишь?

Я…

Успокойся и расслабься. Он кончит и уйдет, а ты сохранишь силы…

Нет! Разногласие с разумом напомнило главное. Она его ненавидела и не собиралась потворствовать развратным фантазиям палача, который сломал её жизнь, превратив в жалкое подобие трусливой собаки. Вор, насильник и агрессор. Ни больше ни меньше… Однако Гермиона часто вспоминала его реакцию, когда в пылу отчаяния до предела оттянула чужую шевелюру. Тогда она услышала настоящий голос, наполненный таким большим спектром эмоций, что… боже, она не могла поверить, что запомнила тот момент, как нечто опасное, но запретно прельщающее.

Нет! Нет! Нет!

Громкие вопли в голове призвали ответ тела. Гермиона резко сжала зубы, укусив его за нижнюю губу и царапнув язык.

Тео протяжно зашипел, по инерции дернувшись назад, а Гермиона завозилась с браслетом, намереваясь снять его с руки.

— Грейнджер! — Тео облизнул губу, ощутив прокушенную кожицу, и схватил её за запястья, прервав любые действия. — Почему ты не можешь просто… — Гермиона свела брови, явно догадываясь, что он с трудом подбирал слово, а Тео после паузы с придыханием вымолвил, — потерпеть?

Довольно странный выбор слова для палача. Я-то думала, он скажет что-то вроде «раздвинуть ноги» или «отплатить за предоставленную минуту на уборную». Проклятая сволочь!

И тут вдруг она сама себе всё объяснила — ну да, конечно! Он же у меня необидчивый… хорошо, а если так…

Тео остановил взгляд на её подвижных от злости желваках и удивленно заморгал, готовясь к ответу, хотя, судя по состоянию малышки, готовиться следовало бы к чему-то ужасному. Он задержал дыхание, а она выдала:

— Потому что это унизительно!

Секунда. Один. Он моргнул. Секунда. Два. Малышка забавно вздернула подбородок, будто облила его грязью с ног до головы. Секунда. Три. Тео ухмыльнулся.

— И?

Секунда. Один. Она моргнула. Секунда. Два. Палач произнес это, будто услышал какую-то чушь, а затем дотронулся костяшкой пальца до её подбородка. Секунда. Три. Гермиона нахмурилась.

— Этого мало?

Тео приподнял её лицо и провел большим пальцем по контуру нижней губы. Другой рукой подхватил болтающийся второй конец запястного фиксатора.

— Мало для такого острого язычка, как у тебя!

Испугавшись быстрого маневра, Гермиона пронзительно закричала. Тео схватил её и резко развернул лицом к стене. Она попыталась оттолкнуться и ударить его локтями. Накрыло чувством дежавю и первым опытом общения с палачом. Крики школьного коридора и пыль чуланных стеллажей снова вернули страх на первенство чувств, однако Тео не стал больше делать никаких резких движений.

От пола до душевой лейки вдоль стены была установлена узкая, металлическая труба с небольшим расстоянием до стены. Тео пропустил свободный браслет за трубу и, поймав запястье малышки, плотно зафиксировал его и утянул соединяющую тканевую полоску между двумя браслетами. Её руки были прижаты к трубе на уровне груди. Гермиона подергала путы, но не сумев ослабить их, схватилась за трубу, крепко обвив её пальцами.

— Вот так, — его голос с успокаивающей интонацией сильно раздражал. — Посмотрим, что ещё ты сможешь сказать…

От последних слов, которые, судя по всему, палач сказал сам себе, Гермиона обреченно вздохнула и даже не сопротивлялась, когда он обхватил её за талию, приблизив к себе, и надавил на лопатки, заставив наклониться.

Тео от получившегося вида едва не присвистнул. Грейнджер стояла идеальной, по его мнению, стойкой — согнутые в локтях руки служили поддержкой для максимального изгиба спины. Тео мог бы поспорить, что ещё никогда не видел идеальную горизонталь позвоночника, однако…

— Покажи мне самый лучший прогиб, детка, — одновременно потянув за волосы и надавив на поясницу, Тео подвинул её колено своим и заставил расставить ноги шире, — умница!

Если бы не браслеты, Гермиона рухнула бы. Либо в обморок от очередной пытки, либо просто так от бессилия и безнадежности. Чего добивался палач, она не знала, но желала отключиться и добиться скорейшего финала. Впрочем, как всегда… она неслышно усмехнулась, что теперь жила не своими часами, а по режиму его сексуальных утех.

Неуправляемые эмоции, как весы, падали в сторону Теодора, который не к месту веселился, как порочный школьник, впервые подсмотревший под юбку подружки. В голове лишь одно слово — унижение, унижение, унижение, всё капали и капали словечки на весы… Ну-ну, мой недозревший каштанчик! Я покажу тебе унижение. Настоящее…

— Ты всегда умница, правда?

Тео встал позади неё и прижался пахом к ягодицам, позволив ей в полной мере почувствовать, каким твердым и горячим он был. Вода окропляла её спину частыми, крупными брызгами, стекая вниз и окрашиваясь на полу в красные разводы. Тео не ожидал от Грейнджер ответа, но услышал тихое:

— Нет, — чересчур унылое и приглушенное, — больше нет.

Тео медленно покачал головой. Погладил её по спине и, наклонившись, прижался губами к коже между лопатками. Неспешно обнял её вокруг туловища кольцами рук и спросил:

— Почему?

Невесомыми поцелуями спустился вниз, а руками погладил живот, едва дотрагиваясь до чувствительных из-за менструального цикла сосков. Чуть подогнув колени, скользнул членом вдоль половых губ. Гермиона больше не плакала, а спряталась за спасительной апатией и бесстрастно процедила:

— Ты сломал мою жизнь!

Как ни странно, она даже не удивилась отсутствию его реакции. Он как прежде покрывал поцелуями её спину, а руки гладили тело, вырисовывая только ему понятные узоры. Тео обвел пальцем пупок и слегка отстранился, чтобы погладить спину. За рукой последовал язык, обведший незаметные ямочки на пояснице. Задержав губы на крестце, Тео пробормотал:

— Ошибаешься.

От такого бескомпромиссного заявления Гермиона звучно и горько усмехнулась. Тео провел пальцем между ягодицами, смывая попавшую на промежность кровь.

— Ошибаюсь? Я ненавижу тебя сильнее, чем Пожирателей и Волдеморта! Ты испортил всё, что я ценила, забрал надежду на счастливое будущее, нарушил безопасность Хогвартса, унизил меня и…

Из её горла раздался надрывный возглас от неожиданного, упорного скольжения его языка вокруг анального отверстия. Ноги подкосились, всё тело задрожало от состояния предельного шока.

— Что ты делаешь?! — она ухватилась за трубу так сильно, что треснул ноготь.

Тео присел на колени и, раздвинув ягодицы двумя руками, снова обвел языком задний проход.

— Хватит! Я не хочу! — Гермиона содрогнулась и отпрянула, но в тот же момент он обвил руками её бедра, оставив на прежнем месте, и начал активную стимуляцию анального отверстия, лаская его быстрым и торопливым движением языка.

Высокочувствительная эрогенная зона с дополнительным источником влаги в виде обычной воды сработала на отлично, когда малышка согнула колени и издала прерывистый стон, заглушенный прикушенной губой. Теодор наклонил голову набок и максимально высунул язык, чтобы пройтись по промежности и надавить тонким кончиком на нежную дырочку. Затем набрал в рот воды и, покатав жидкость от одной щеки до другой, выплеснул в отверстие маленькую, но сильную струю. Ласка принесла Грейнджер необходимое сексуальное возбуждение. Тео тщательно следил за её реакцией, когда вслед за языком обвел проход указательным пальцем.

— Что ещё я испортил, детка? — Тео поднялся, помассировал отверстие и слегка надавил, проникнув внутрь до основания ногтя.

Грейнджер мгновенно сжалась, бедра напряглись, а круговая мышца сфинктера ощутимо сдавила палец.

— Не бойся, сильные переживания часто действуют не так, как мы хотим, и могут вызвать удовольствие не хуже секса, — как бы между прочим он подготовил её к продолжению, но забыл уточнить, что конкретно имел в виду под действиями, поэтому Гермиона пропустила его слова мимо ушей и взвизгнула от давления его пальца, протискивающегося глубже через мышечную ткань.

— Это очень больно! — она боялась пошевельнуться, зная, что такие жалобы никогда не останавливали его от насилия, поэтому пыталась хоть немного расслабиться, чтобы не навредить себе.

Тео вставил палец до костяшки и чуть покрутил, растягивая проход. Второй рукой поглаживал член и скользил головкой по ягодицам. Благодаря ингибиторному рефлексу, расслабляющему и сокращающему мышцы сфинктера, палец заскользил более свободно, но недостаточно для того, чтобы принять эрегированную плоть.

У Гермионы заложило уши от внутренних криков, а снаружи она смогла лишь отдаленно услышать ненавистный шепот:

— Ответь, малышка, что ещё я испортил?

Господи, ты хочешь это услышать, сукин сын?! Всё испортил! Всё!

Палач немного согнул палец внутри, пустив по мышцам малого таза болезненный спазм.

— Ты… ты…

Теодор подставил головку члена к анальному отверстию и наклонился вперед, соприкоснувшись грудью с её спиной. Уперся лбом в затылок и прошептал:

— Что я сделал с тобой?

Он толкнулся, придерживая пальцами член в области крайней плоти. Мышцы крепко обхватили головку, доставив боль обоим партнерам. Гермиона не могла нормально говорить и готовилась к худшему. Чувства не поддавались описанию, даже сравнение появилось — лучше второй раз лишиться девственности, чем терпеть эту остро нарастающую боль от тугого вторжения. Тео зарылся носом в её волосы и зажмурился от сильного давления тесного колечка мышц, сжимающих член эффектом всасывания.

— Ты взял меня силой!

Тео закивал в её макушку, обнял за талию, а второй ладонью плавно водил от основания члена до крайней плоти, позволив Гермионе привыкнуть к размеру.

— Ты… — щеки горели, язык заплетался, она не смогла продолжить.

Теодор помял её живот небрежными щипками, качнулся вперед. Мышцы туго пропускали его в себя, Грейнджер сжималась и тряслась, как в лихорадке, а он стиснул её в крепком объятии и сказал:

— Принудил, изнасиловал, осквернил, обесчестил, совратил, опорочил, но… — он провел рукой по её груди и, дойдя до горла, надавил на нижнюю челюсть, чтобы поднять голову и столкнуться с её щекой своей, — но моя цель никогда не заключалась в твоём унижении!

— Это ложь! — Гермиона часто задышала и стукнулась виском о его щеку, чтобы разорвать контакт.

У него в глазах засветились яркие звёзды наполовину от тянущего ощущения быстрого прилива крови к внутренним органам из-за тугого трения, наполовину от маневра Грейнджер, но он смог сохранить внятный голос и прошептать:

— Я… я покажу тебе, что такое унижение, — Гермиона испугалась нового зверя, способного разорвать её на куски из-за своего личного удовольствия, однако палач неожиданно выдал фразу, — поиграй со мной, детка!

Тео придержал основание члена и вытащил головку, чтобы аккуратно толкнуться вновь. Несильно и неспешно. Грейнджер непонимающе наклонила голову, уперевшись щекой на сгиб локтя, а Тео прижался к её спине и осторожно погладил грудь, скользнув по соску плотно сведенными пальцами.

— Ну же, ангелочек, — отрывистый смешок достиг её уха, — спасай свою святую задницу, — Тео с трудом сглотнул ком в горле, — ты знаешь, что делать!

В подтверждение немой угрозы он сделал движение вперед, слабо толкнувшись бедрами, а Гермиона вскрикнула:

— Я прошу тебя, не причиняй мне боль!

Наплевав на прежние мысли о нескончаемой ненависти, она повернула голову и прижалась лбом к его щеке. Тео зажмурился и заводил рукой по члену, вытащив его и снова войдя в малышку только головкой.

— П-почему я не должен вредить тебе?

Гермиона нахмурилась и часто заморгала от большого водного потока, проникающего под повязку. Палач явно с каким-то четким намерением устроил всю эту показуху, но она так и не смогла понять зачем.

— По какой причине я принуждаю тебя к сексу? — он вслепую нашел её губы и задвигал челюстью, обведя их контур своим ртом. — Почему ревную к Уизли? — Гермиона приоткрыла рот, но не издала ни звука, лишь вздрогнула, когда он подался бедрами назад и провел членом по выемке между ягодицами. — Почему никогда не злюсь на тебя?

Ей был известен ответ, но она молчала, находясь в мутном трансе от его игривой, ласковой интонации и от прекращения болезненного давления сзади.

— Произнеси это, детка! Я знаю, что в тот раз ты меня слышала!

Гермиона облизнула рот, задев языком чужой. Его губа защипала от прошлого укуса, но он придвинулся ближе и повторил прежнюю просьбу в сантиметре от её рта:

— Поиграй со мной, Гермиона!

Её мир погрузился в оцепенение, а разум повторял имя устами палача. Он впервые назвал её имя и произнес это таким просящим, и одновременно требовательным тоном, что все посторонние звуки в подвале рассеялись под огромными буквами произнесенного имени. Она не знала, зачем позволила дурману впустить её в царство бессознательного, абсурдного безумия, но поддалась его натиску и с исступленной злостью промолвила:

— Ты любишь меня! — сказала и будто бы полегчало, а его тихий стон прибавил сил и дерзости. — Ты больной на всю голову психопат, помешавшийся на своих извращенных фантазиях обо мне!

Тео энергичнее заработал рукой, врезаясь членом во впадинку между ягодицами, и сдавил её под грудью плотным кольцом руки.

— Д-да! — изрек, выгнув спину и накрыв её своим весом, а Гермиона запрокинула голову и ощутимо больно вцепилась зубами в мочку его уха. — Ещё, малышка! Как я к тебе отношусь?

— Низменно, подло и…

— Нет, Гермиона, я отдам жизнь ради одного твоего вздоха!

Здравый смысл испарился вместе со звуками остального мира, потому что за несколько секунд с Гермионой произошло следующее — палач настойчиво заскользил членом по анальному отверстию, сделав пару сильных толчков, которые моментально вызвали у неё реакцию из-за интенсивной стимуляции чувствительной кожи вокруг мышечного колечка, второй ладонью он закружил по груди, затеребив соски, а затем… слова и интонация добили окончательно, и она подалась навстречу источнику приятной истомы, и сама толкнулась назад, скользнув ягодицами по члену.

— Грейнджер! — Тео повысил голос до узнаваемого ноттовского, его тело обдало раскаленной волной сильнейшей кульминации.

Капли воды подхватили струю теплого семени и, упав на её поясницу, стекли вниз. Тео потерял связь с собственным телом и осел на колени, уткнувшись лицом в её бедро. Руки дрожали, конечности конвульсивно дергались в импульсах оргазма. Так быстро разгоравшееся пламя забрало с собой все силы, оставив слабость и далекое томление от мелких щекочущих ощущений в животе. Гермиона тоже тяжело дышала и очень хотела бы посмотреть на свалившегося к её ногам человека, потому что она даже представить себе не могла, что малая доля отдачи и слова из её уст способны довести его до такого финиша без полового акта и… Гермиона вдруг вспомнила его фразу насчет унижения и ошеломленно посмотрела вниз, словно и вправду надеясь, что повязка позволит рассмотреть его.

Её ногу обвили подрагивающие пальцы, чужое дыхание щекотало заднюю часть коленки. Спина болела от неудобной позы, а руки едва могли держаться за трубу, но все физические неудобства странным образом ощущались где-то на втором плане. Гермиона с изумлением для себя поняла, что наиболее подходящее слово, которым она охарактеризовала бы палача в данный момент — это беззащитность. Хотелось бы посмотреть…

Словно подтверждая её мысли, он опустился ещё ниже и, прижав лицо к голени, сипло и гнусаво пробормотал:

— Вот настоящее унижение, Грейнджер, — фамилия вышла неразборчивой из-за понижения голоса на звуках «р». — За тобой я брошусь под лавину и в адское пламя.

Пауза не остудила её мозг от этих слов. Гермиона могла бы почувствовать, как в разуме закручивались шарики. Дыхание участилось, колени дернулись друг к другу, потому что не было сил стоять и раздумывать про признание в любви, произнесенное палачом. Она не узнала в своем голосе прежней злости, только искреннюю просьбу:

— Если… если любишь меня, то отпусти.

В отличие от Гермионы, его дыхание выровнялось. Струи воды ударяли по макушке, отвлекая от недавней потери рассудка, поэтому он заметил, как его слова подействовали на малышку. Если раньше она бросалась в крики и истерику, то сейчас вполне осознала его мотивы по пленению. Пальцы чуть сжали ногу — Грейнджер была горячей не от теплой воды, а от совокупности факторов. Как-никак, а в игры играли оба, и Тео понимал, что малышка ощущала границы человеческих инстинктов даже без особого на то желания. Он улыбнулся, зачесал назад волосы и провел пальцами по члену, смыв последствия связи. Тео решил не портить слабый момент взаимной благосклонности и воспринял слова Грейнджер, как требование выпустить её из подвала. Он не стал бы держать её здесь вечно, поэтому даже не соврал при ответе, хитро предположив, что она не станет уточнять, чтобы он отпустил её не только из подвала, но и навсегда из жизни и сердца. Чмокнув первое попавшееся под губы место, он ответил:

— Отпущу. Скоро.

— Отпусти сейчас! — Гермиона по-прежнему сохраняла ровный тон, удивив этим обоих.

Тео выразительно поднял бровь, задаваясь вопросом, получилось бы у него сохранить её расположение на ближайшие минуты… Он надул губы и зашевелил нижней челюстью, активно размышляя, как бы добиться от неё наибольшего раскрепощения. Что ж, если малышка так сильно зависима от душевных переживаний по поводу вынужденного заключения, то нужно как-то улучшить её уверенность в том, что скоро она покинет подвал. Тео спрятал ухмылку, на секунду испугавшись, что Грейнджер увидит его заговорщическую мину, и неторопливо поднялся на ноги.

Святые небеса! Только бы ничего не испортить! Грейнджер, как шип от розы, если неправильно дотронуться — проткнет и отобьет цветок от лица, подставив колючий стебель.

Тео усердно пытался понять, почему она держала себя в руках и не билась в истерике из-за пережитого страха от анального секса. Возможно, она думала, что в самом начале под его словами об унижении было скрыто намерение причинить ей боль, а в итоге, узнав, кто на самом деле считался униженным, она выдохнула с облегчением и успокоилась, или же… ей понравился момент его падения на колени в качестве безвольного раба любви. В любом случае, Тео захотел сохранить обстановку и вложил предельную нежность в интонацию, и очень медленно погладил её бедра.

— Скоро, малышка! Ты снова вернешься в Хогвартс к своим друзьям.

Гермиона не смогла распознать его настроение. То ли это насмешка, то ли обещание, то ли обычная констатация факта. Он изрёк фразы, будто бы успокаивая… Рефлексивно напряглась, когда он неспешно накрыл ладонью лоно. Сначала подумала про очередное домогательство, но палач просто смыл кровь и убрал руку. Она опустила голову вниз, в шее неприятно хрустнуло.

— Тебе больно, — её бровь поползла на лоб от такого спокойного полуутверждения, сказанного очень тихим голосом палача, — всё будет хорошо, Гермиона, сейчас… подожди…

Она неосознанно зажмурилась, не понимая, почему с ней разговаривали, как с ребенком — осторожно, ласково, нотами утешения и безмятежности. Злиться не было сил, она лишь поджала губы.

— Сейчас, — повторил Теодор и, придержав её за плечи, ослабил один фиксатор, выпустив запястье, — я не сделаю тебе больно, — она изнуренно стала оседать, держась за оставшийся, удерживающий фиксатор, но Тео подхватил её за туловище и медленно развернул к себе лицом.

Подался вперед, пока она не коснулась стены спиной, и перекинул ремешок фиксатора через самое верхнее крепление трубы. Чтобы отвлечь Гермиону от своих действий, он придвинулся ближе и прошептал:

— Скоро ты как раньше будешь получать восхищенные взгляды учителей, — она всхлипнула, полностью повиснув в его руках, — отвечать на все вопросы с точностью и расстановкой, — вернув фиксаторы на запястья, он натянул их и поднял её руки вверх, закрепив середину ремешка на трубе, — гордиться своими умениями и хорошей памятью.

Гермиона покачала головой и сморщила лицо. Он заставил её встать на мыски, вытянувшись вверх за руками, которые оказались прижатыми в ловушке над головой. Слова касались слуха с противоречивым уяснением, поскольку такие тривиальные радости больше не приносили улыбку. Она погрязла в темноте без права на счастливое учебное время.

— Н-нет, так не будет, — судорожно ответила, сморгнув подступившие слезы.

Тео понял по её реакции, что пропустил мишень, стрельнув не туда. Свесил голову набок, немного прищурил глаза и протянул слоги:

— Ты в безопасности, Гермиона, — он дотронулся до лейки душа, чуть наклонил её в сторону, чтобы струя воды не попадала на их лица, аккуратно пригладил её волосы и обвел контур лица, — здесь никого нет.

Его пальцы на мгновение замерли, когда её лоб начал терять хмурые полоски. Он сделал паузу, невесомо коснулся губами щеки, а руками провел линии от её ключиц до локтей, по пути помассировав большими пальцами внутренние части плечевых изгибов.

На Гермиону сильно давило пространство. Во всех аспектах — тьма затаскивала глубоко в себя, заставляя путаться в реальности происходящего, долгое пребывание под горячим душем непроизвольно расслабило мышцы, слова палача неосознанно обманывали теплотой и обольщением, принуждая разум каждый раз напоминать, кто находился рядом с ней. Однако его последнее изречение стало спасением для психики, и она невольно приоткрыла рот, медленно выдохнув воздух через сжатые в трубочку губы.

В яблочко! То есть, нет, яблоки мы не любим! Тогда точное попадание в персик! Тео распрямил плечи и едва остановил себя, чтобы не повторить такой же выдох, продемонстрированный малышкой.

Он смотрел на неё, полуприкрыв веки. Деликатно заскользил короткими поцелуями по щеке до шеи, а ладони отправил вниз по боковым сторонам туловища.

— Никто не тронет красивую, умную и щедрую малышку, — в ответ она отрицательно покачала головой, — тем более я.

Ангелочек на мгновение задержал дыхание. Очень хорошо, мы плавно перешли на более важную тему — на нас…

— Но…

Он издал подобие успокаивающего «тсс» и остановил её слова плавным возвращением губ к лицу. Тео дотронулся одной ладонью до внутренней стороны бедра, а второй закружил по низу груди, неспешно обводя окружности.

— Здесь только ты, больше никого, — она прерывисто вздохнула, почувствовав, как его рука внизу плавно переместилась к лону, оставив за собой табун мурашек, Тео сглотнул и, склонившись губами до ключиц, рискнул добавить, — кроме, влюбленного в тебя, воздыхателя, — он поцеловал её, ощутив губами участившееся сердцебиение.

Медленно всосал кожу, стараясь не причинить дискомфорт, и оставил свой след на сердце. Гермиона сжала ладони в кулаки и инстинктивно запрокинула голову, потеревшись затылком по трубе, поскольку после слов он одновременно обвел пальцами сосок и таким же жестом клитор. Мыски не держали тело на влажном полу, и она переступила с ноги на ногу, боясь потерять равновесие и повиснуть на руках.

Тео немного усилил давление на клитор, а затем очень неспешно провел средним пальцем по половым губам. Чтобы пропустить его руку под себя, ей пришлось снова переступить, но на этот раз он оставил в покое грудь, дотронулся до бедра и провел ладонью до колена. Как только Грейнджер напряглась, он остановился и мягко произнес:

— Я помогу тебе, малышка, — Теодор поднял её ногу и осторожно прижал коленку к своему туловищу, — удобно?

Он не дал ей возможности ответить отрицательно. Его рука продолжила движение, кончики пальцев коснулись анального отверстия, а ладонь крепко прижалась к влагалищу. Тео заводил рукой в стороны и помассировал всю область, надавив пястью на половые губы и заскользив пальцами по промежности.

Гермиона намеренно восприняла на веру сказанную им ложь. Представила, что мучителя нет, вообразила себя на большой, удобной кровати без подлых палачей, а прилив жара в область гениталий, учащенное дыхание, дрожь по всему телу и томительное покалывание в сосках являлось заслугой другого человека, как и сказал палач — того, кто её любил, а не причинял боль. Незнакомца с красивым лицом и приятным голосом.

Влагалище увлажнилось, позволив его руке легко скользить по половым губам. Тео перевел взгляд вверх и залюбовался раскрасневшимся лицом малышки. Смотрел на неё и неожиданно резко зажал пястью клитор, надавив на него центральной точкой ладони. Грейнджер издала подобие испуганного вздоха, часто и прерывисто задышала, шире открыла рот. Клитор попал во своеобразный всасывающий вакуум. Плотно прижав ладонь, Тео несколько раз надавливал на клитор, а затем резко убрал руку и не сдержал улыбки, когда с коротким, тихим восклицанием Гермиона дернулась вперед, коснувшись его плеча лбом.

— Я-я… — она покраснела ещё больше, когда шокировано осознала, что хотела бы повторного прикосновения, а также не знала, куда скрыться от понимания, что никакой кровати не было, а перед ней жестокий изувер.

Тео поймал выдох губами, прижал ладонь к влагалищу и поцеловал Гермиону предельно нежно, не используя язык. Через плеск струящейся из душа воды они услышали ещё один хлюпающий звук активного скольжения пальцев по половым губам, из-за которого Гермиона широко открыла глаза и замотала головой, прервав поцелуй.

Нет, нет, нет! В мыслях кричали оба. Он — от того, что она вздумала отдалиться, она — от кричащей совести и чувства вины за удовольствие от рук палача.

— Я… я… — более решительно она начала, дабы закричать, что не сможет забыться, а палач должен отступить.

— Я люблю тебя! — в такт её слову он продолжил фразу и решил больше не тянуть с тактикой соблазнения. — Я люблю тебя до помрачения, детка!

Он зашевелил ладонью и, собрав смазку с половых губ, медленно вставил в киску два пальца. Гермиона напрягла ноги, невольно прижав колено к его туловищу более плотно. Впервые она так осознанно понимала значение слова «искушение» и страдала, что разум не мог спасти её от реакции. Ранее помогал сильный психологический стресс, но сейчас эффект от совокупности его слов и осторожных действий греховно заглушал крики гордости и здравомыслия.

«Поиграй со мной, детка!»

Замолчи! Я не хочу!

Палач вставил пальцы до упора. Слегка согнув их, затеребил подушечками углубление передней стенки влагалища. Смазка смешалась с кровью и потекла по ногам.

«Поиграй со мной!»

Нет! Господи, нет!

По её телу ударила сильная конвульсия, когда он увеличил трение внутри, а снаружи закружил большим пальцем по клитору.

«Поиграй!»

Она звонко протянула долгий, гортанный звук, застонав и выгнув спину. Мышцы напряглись до предела. Гермиона непроизвольно обвила ногой его туловище и надавила пяткой на поясницу. Палач застыл на мгновение, словно удивившись такой реакции, и этой заминки ей хватило, чтобы начать молить всех богов о продолжении.

Она прижалась к нему грудью, прогнувшись каждым позвонком, и через призму неконтролируемого отчаяния выкрикнула:

— Поиграй со мной!

Тео раскрыл глаза и рот, потеряв возможность дышать. Вслед за Гермионой не заглушил сладострастный стон и, вытащив пальцы, грубо схватил её за вторую ногу, закинув на талию к первой.

На низменном, диком уровне они поняли друг друга без уточнений. Она зажмурилась до ярких точек в глазах и прижалась к нему всем телом, а он подхватил её под ягодицы и заерзал корпусом, пока не подставил твердый член к изнывающей, ожидающей киске. Грейнджер была такой податливой и горячей, что он не смог больше сдерживать голосовые связки и выпустил на волю настоящее звучание без излишнего шепота, испорченное лишь придыханием и страстной тональностью:

— Я буду снова и снова падать к твоим ногам, детка! Ты возбуждаешь во мне зверский, неутолимый голод и жадный аппетит. Без тебя я страдаю в приступах аменции и безумия!

Она звучно втянула в себя воздух, словно после удушья. Подтянулась на руках и обняла его ногами крепче, когда он сделал толчок и проник внутрь с различимым влажным звуком.

Тео задышал так, как если бы его душили толстой бечевкой. Через силу заставил себя держать голову на плечах. К удивлению малышки, он оттолкнулся от неё корпусом, и чуть приподнял желанное тело за ягодицы. Грейнджер врезалась спиной в трубу, и только пылающее вожделение не позволило ей задуматься о его действиях. Он ответил сам:

— Так лучше, ангелочек, п-поверь мне!

Подогнул колени и сделал толчок.

— Господи! — её ударило мгновенным импульсом, когда член заскользил по влагалищу, с давлением пройдясь по передней стенке.

Она снова подалась навстречу грудью, вероятно не поняв его прежних слов, поэтому Тео отпустил её бедро, и придавил за горло к стене чуть левее от трубы.

— Доверься мне!

Теодор повелительно мазнул большим пальцем по её губам и отстранился, чтобы снова сделать толчок под правильным углом. Она напрягла плечи, вжавшись лопатками в стену, и кивнула, хотя с трудом понимала, что происходило.

Он повторил — приподнял за ягодицы, потянув нижнюю часть тела на себя, сам подогнул колени и толкнулся бедрами вверх. Тео увеличил трение по передней стенке и задвигался быстрее, крепко закрыв глаза, потому что не хватало выдержки наблюдать за разгоряченной и просящей Грейнджер.

— Друг в друга проникаем, мы с малышкой так играем…

Мерлин, он готов был отвлекаться любой рифмой и надеялся, что она этого не услышала. Теодор открыл глаза.

Внутри неё паниковал каждый нерв. Эмоции метались бешеными скачками. Она ударилась макушкой о трубу и повторила этот стук дважды, но удушливый жар всё равно распространялся по всему телу. Она не поняла чепуху из его уст, но зачем-то снова кивнула.

Тео с упоением наблюдал, как член вбивался в киску, половые губы были окрашены в красный, и при каждом толчке с его крайней плоти спадала лишняя капля. Он остановился, максимально напряг бедра и, встав на мыски, толкнулся до упора. Гермиона не задумалась о том, почему не было боли от размера. Она полностью отдалась ощущениям, а Тео почти в жалобном выражении сморщил лицо от разрастающейся истомы наслаждения и выдохнул:

— Моя любовь всегда будет ущербной!

Прозвучали слова, Гермиона затряслась в преддверии оргазма, перед глазами засветились огни, а по ушам били колокола из громкого шепота, срывающегося на прерывистый, чарующий голос. Десятки фраз, её имя в его устах, требовательное принуждение, активная стимуляция и память горячего дыхания возле ног, которое доказало его зависимость от неё.

«Я знаю тебя лучше, чем ты сама»

«Разве человек, так хорошо знающий твои чувства, может быть обычным сумасшедшим?»

«Я никому тебя не отдам»

«Скажи, что хочешь меня!»

«Здесь только я и ты, не бойся»

Здесь, где только он и она, Гермиона забыла весь мир и позволила себе отдаться во власть минутного беспамятства. Кожа горела, будто её насильно втягивали в огонь. Она забилась в судорогах пылающего оргазма. На последних секундах Тео ускорил движения и прикусил губы из-за тесного сокращения внутренних мышц. По члену прошла вибрация, и он обхватил сжавшуюся мошонку, догнав Гермиону на финише обильным семяизвержением.

Ослеп вместе с ней и испугался, что снова рухнет на пол. Оперевшись ладонью в стену рядом с её головой, он под дозой нирваны чувствовал и слушал её сумасшедшее дыхание и сильную дрожь.

Ноги ослабли. Гермиона сползла ниже и искала опору для головы, пока случайно не наткнулась на его ладонь. В тот момент ей было всё равно, рассудок терялся в эйфории. Она просто наклонила голову и легла виском на его ладонь, а он…

Он осторожно опустил её ноги и сразу обнял за талию. Прижался всем телом, будто испугавшись, что спустя минуту она растворится в нескончаемом водном потоке, ставшим свидетелем взаимного контакта, преисполненного как ненавистью, так и любовью.

Спустя минуту она не растворилась. Восстановила дыхание, и… Тео прикрыл глаза от облегчения, что её не накрыла прежняя истерика от случившегося. Она просто поджала губы и отвернулась. Тео ослабил фиксаторы, она опустила руки к груди.

Гермиона смело боролась с рассудком, позволив себе во всём обвинить палача. Устала. Как же устала. Она сползла вниз, сев на стопы и обняв себя за плечи.

— Детка…

Она покачала головой, почти сказала — заткнись, а то пожалеешь.

Уголок губ поднялся вверх, Тео пожал плечами. Встал под душевую лейку и принимал душ, нехотя смывая с себя последствия секса. Заколдованная вода вспенилась, когда он промывал волосы. Искоса посматривал на Грейнджер и ухмыльнулся, когда она отодвинулась на шаг от мыльной пены, попавшей ей на плечо.

Если раньше он планировал уйти ближе к ночи, то теперь решил остаться до утра, поэтому молчал, чтобы не напугать малышку надоедливой болтовней.

Воспользовался её полотенцем, неторопливо оделся, высушил заклинанием волосы и сел в свой угол у двери, расслабленно вытянув ноги и скрестив лодыжки.

Минута, один, два, три. Всего шесть. Грейнджер приподнялась, подставив копну волос под лейку. Тео удовлетворенно оскалился, представив себя мужем, ожидающим женушку на ужин. Кстати, он дотянулся до пакета, выудив белый эль и вино. Открыл, отхлебнул и достал сигареты.

Грейнджер стыдливо пыталась помыться, не привлекая к себе внимания, но Тео смотрел. Смотрел, пялился. Вдохнул ртом, не пустив дым в легкие и, чуть прищурившись, свернул губы в полукруг и выдохнул густое колечко.

— В персик! — прошептал, когда зажмурил один глаз и примерил колечко во весь рост малышки.

Она возилась с волосами, переусердствовав с пеной. Мило, ей-богу! Тео лыбился, как идиот, и тихо сказал, чтобы Грейнджер не услышала:

— Ты - причина моей идеальной жизни.

Она замерла, то ли услышав, то ли нет, и, к его удивлению, пробормотала:

— Что?

Тео глубоко затянулся и, выдохнув носом, с улыбкой произнес:

— Я сказал, что не смотрю на твои водные процедуры. Можешь расслабиться.

Гермиона со злостью прикусила губу и смыла пену с волос, но спустя минуту внушила себе, что он мог на самом деле отвернуться. Немного расслабилась и продолжила…

А он смотрел. Смотрел и курил, не пропуская ни одного движения.

Такова воля рока, детка! Семь лет уже отметка. Твоя судьба и мой надзор — едины, впереди лишь новые вершины. Не поможет оборона, ведь мы играем вместе, Гермиона!