Пока Грейнджер приводила себя в порядок, Тео решил заняться уборкой.
— Тергео, — со всей поверхности подвала исчезла пыль, — Экскуро, — новый взмах волшебной палочки и кровь испарилась вместе с другими пятнами, оставленными не только Гермионой, но и Теодором.
Что бы сказали ноттовские эльфы? Тео ухмыльнулся, напомнив себе, что породнился с любимыми существами малышки ещё на третьем курсе, а иной раз и вовсе носил уродливую шапочку. Хорошо, что фальцетом не болтал и нос не отрастил, хотя будь он эльфом давно бы попал под горячее грейнджеровское крыло и грелся бы, как Добби от носков.
Тео плавно наклонил палочку и прошептал заклинание — сигаретные окурки исчезли. Он перевел взгляд на Грейнджер. Направил палочку в её сторону. Она завернулась в полотенце, завязав его над грудью, и выжимала с волос влагу, пока не вздрогнула от легкого ветерка, сделавшего её волосы сухими. Тео решил не комментировать свои действия. Струей теплого воздуха высушил влажное полотенце, которое малышка явно не планировала снимать с себя.
Интересно, она поблагодарит?
Детка поправила полотенце на груди, закрывшее тело до колен, и, не сказав ни слова, отправилась в свой угол, но, не дойдя метр, сменила маршрут и села на пол ближе к середине стены у печки.
Тео понял этот поступок, как нежелание сидеть в углу с ощущением загнанного зверька, а так… теперь в углу сидел он. Почему-то это стало важным. Он вспомнил свои прошлые размышления о том, что дай детке волю — наступит на горло. Он бы и рад, но не так же быстро…
Ладно! Сиди так! Но недомолвочка, милая, сегодня мы как никогда должны быть близки друг к другу. Он рассмотрел Грейнджер с ног до головы. Конечный осмотр закончился серьезным прищуром по причине её непонятного настроения. Странно. Вот сидит, нахохленная и взъерошенная, как индейка перед линькой, но до чертиков злая и сердитая, будто вместо прекрасной смены оперения она стала лысой и облезлой курицей. Тео исподлобья смотрел на неё и не моргал, потихоньку теряя терпение от молчаливой малышки. Петухом он явно не был, а насчет индюка следовало бы подумать…
Он вздохнул и, собрав весь провиант, направился к малышке.
***
Она тянула время до предела. Принимала душ чересчур медленно с надеждой, что он уйдет, снова оставив её на несколько дней. Стояла под проточной водой, не морщась от залива ушей. Парочка слезинок смешались с общим потоком. В голову приходили мысли про нестандартное утопление… а также более насущные домыслы — к чему привела потеря контроля. Гермиона сплюнула на пол и тщательно прополоскала рот.
Хотелось срезать наждаком каждый участок, куда долез его язык. Выскоблить до крови не только рот, но и всё тело, а сверху залить его зельями, желательно перцовыми, чтоб уж наверняка выжечь все следы.
А что с душой?
Промыть!
Зачем?
Потому что на короткий миг я доверилась монстру! Подставилась под минутное влечение, появившееся вследствие его манипуляций.
«Доверься мне!»
Ненавижу! Ненавижу! Как же плохо! Это предательство! Настоящее предательство с моей стороны, которое невозможно простить.
Под видом тщательного мытья волос Гермиона надавливала ногтями на мягкую кожу головы. Тяжело дышала и с раздражением встретила лихорадочную дрожь под горячей водой. Яркие воспоминания его падения на колени померкли на фоне личной трагедии, в которой Гермиона добровольно тянулась к нему… боже, только сейчас она поняла, что его ласковые слова, нежные прикосновения и успокаивающая интонация служили не средством возбуждения, а методом утешения. Ублюдок хотел утешить, тем самым вызвав доверие, которое в итоге привело к тесному контакту, заставившему её искренне хотеть утешающей ласки. Зачем он так себя повел?
«Поиграй со мной!»
Итак, он добился своего. Поиграли мы отрадно, черт возьми! Ненавижу до глубины души, но…
Гермиона терла затылок, вызвав не только дрожь, но и боль. Ненавижу! Но теперь у неё обновились причины ненависти. Если раньше она постоянно думала о физическом насилии, то сейчас он в буквальном смысле изнасиловал её мозг, заставив реагировать так, как он того желал.
Она вздрогнула.
Что случилось?
Я поняла свою главную ошибку, из-за которой он легко смог понять мои эмоции.
Ну?
Я убегала и пряталась от реальности, спасая себя от кошмара. Воспринимала палача, как обиженного жизнью неудачника, который самоутверждался за счёт более слабых людей. Но теперь, учитывая его признание и наглядный пример унижения, который послужил конкретной манипуляцией, дабы подавить во мне истерику… если допустить мысль, что у него нет причин для обиды на окружающих… если он на самом деле обладал достаточным уважением, знаниями и связями, раскрывающими его не как жалкого цыпленка, а как гордого петуха…
Гермиона набрала в рот воды и брезгливо сплюнула. Нет, если уж и сравнивать, то он как вздернутый индюк, щеголяющий с пушистыми перьями. Господи! Ненавижу до… верно, до помрачения, сволочь! Так бы и выдернула все перья, отправив с головой в печь…
— Ты - причина моей идеальной жизни.
Донеслось из угла. Мерлин! Идеальной жизни… неужели я права и он действительно всем доволен?!
Гермиона с гневом скривила лицо и сделала вывод, что попала в лапы не простого безумца, недалекого и неприметного, а самодостаточного стратега, имеющего наглость привнести в свою роскошную жизнь такое незначительное приключение, как потеха над магглорожденной.
— Что? — спросила с намерением скрыть нарастающую злость и негодование на судьбу.
— Я сказал, что не смотрю на твои водные процедуры. Можешь расслабиться.
Минута потекла так же быстро, как и поток воды. Гермиона нащупала ручку возле лейки.
Сделай вдох, представь, что он равен тебе по интеллекту, но выше статусом. Как бы ты себя с ним повела?
Дыши!
Рядом с ним нельзя спокойно дышать! Задохнешься одним лишь присутствием!
Дыши, детка!
Ради бога, заткнись!
Хорошо, дыши, Гермиона!
Палач шептал очищающие заклинания, а Гермиона думала только о том, как бы не попасться в новую ловушку. Он умел управлять сознанием и добиваться соответствующего отклика. Почему ему так легко это удалось? Гермиона на автомате следовала механическим движениям и укуталась в полотенце, как в надежный кокон, хотя едва ли он защитил бы её от палача. Думала, думала и надумала, что она сама была виновата в триумфе мучителя, поскольку, вместо принятия реальности, путалась в лабиринтах подсознания, чтобы уменьшить его психологический прессинг. Итак…
Гермиона хмуро размышляла про своё положение и собиралась вернуться к спальному месту.
Шажок, прими действительность! Шажок. Не убегай от простого факта — ты занималась сексом с похитителем и тебе понравилось.
Шажок. Какой толк в осознании факта, что я занималась сексом?
Шажок. Не это главное, идиотка! Вторая часть важнее! Тебе понравилось, потому что он этого захотел!
Шажок. Стоп. Я не желаю сидеть в углу.
Гермиона сжала руки в кулаки и осторожно дошла до стены, нащупав её напряженной ладонью. Треск несгораемых поленьев в печке успокаивал нервы. Мешал только притихший палач… какое счастье, он сидел в углу!
Гермиона вздернула подбородок. Прижалась затылком к стене и поставила себе условие — что бы он ни сделал, она всегда будет бороться с конкретным настоящим, не прячась в тумане ложного внушения.
Интеллект, счастливое прошлое, друзья, ценности… допустим, у него это всё есть! Гермиона вдруг посмотрела на него совершенно под другим углом. Если раньше под повязкой палач казался уродливым, искаженным и побитым из-за жизненных трудностей, то теперь Гермиона представила его более вменяемым и рассудительным.
Если он следил за ней, то определенно привык к поведению. Она задумчиво прикусила нижнюю губу и спросила себя: как не быть Гермионой Грейнджер…
Нет, это глупость. Тогда… может вести себя как Джинни или Парвати. Тогда палач не сможет предугадать действия и наверняка удивится поведению… что же делать?! Злость и ненависть испепеляли все чувства, оставив за собой тлеющие остатки надежды. Несмотря на изречение палача, обещавшего выпустить её из подвала, Гермиона заметила, что прежде всего она думала не о будущем, где светило солнце и её встречали радостные Гарри с Роном, а о том, как сильно она желала отомстить палачу за страдания. Нет, не желала, а жаждала увидеть кандалы на его руках, осуждающие крики в его сторону, синяки от ударов, мученические стоны, трепет от наказания и боль в глазах… да, больше всего ей хотелось его глаз. Она бы пронзительно закричала в исступлении и смотрела бы в его глаза, чтобы понять, сколько в них одержимой жестокости… или унижения в момент падения в бездну к её ногам…
***
То ли он неслышно подошел, то ли малышка была в своих фантазиях, где она мешала гигантскую ложку в котле с его истерзанным телом. Тео настороженно опустился на пол и сел в позу по-турецки, оставив между собой и Гермионой достаточное пространство для комфорта. Смотрел на неё и намеренно громко отхлебнул из бутылки белого эля.
Грейнджер вздрогнула и прижала колени к груди, но на лице не было привычного испуга от близкой дистанции. Тео сделал ещё один глоток и неспешно достал из пакета закрытые бумагой булочки. Гермиона еле заметно изогнула брови, узнав запах любимого миндального крамбла. Тео тихо произнес:
— Ты похудела.
Гениальное замечание, ублюдок! И чья это вина? Гермиона никогда прежде не замечала в себе язвительного цинизма. Быть может, к этому склонны все несчастные люди?! И теперь она в их числе? Использовала насмешливую злобу ради самозащиты, а в душе умоляла спасти себя от печальной судьбы… вот только в темноте некого было умолять. Только вора и насильника.
— Собаки худеют, когда их морят голодом! — в её голосе было слишком много злой желчи, однако она даже не удивилась получившейся интонации.
Тео отпил ещё и поморщился, хотя вкус был отменным — кориандр с кислинкой в идеале подходил обстановке. Проглотив, он открыл рот, чтобы серьезно сообщить Грейнджер, что она не собака, и кормит он её с достатком даже лучше, чем поварята-эльфы в Хогвартсе. Детка всегда была равнодушна к изыскам мясных и рыбных изделий, предпочитая съедать что-нибудь легкоусвояемое или выпечку на скорую руку. К тому же он пичкал её зельями с дополнительными порциями магических витаминов.
Однако, открыв рот, он не произнес ни звука. Закрыл и, опустив взгляд на её крепко сжатые кулаки, обхватывающие колени, открыл снова и грубовато процедил:
— Если ты считаешь себя собакой, то впредь я буду трахать тебя исключительно по-собачьи, — она вздрогнула и плотнее сжала кулаки, а он сделал ещё один глоток и, облизнув губы, тихо спросил, — хочешь?
Тео был готов ко всему — к прежней панике или гневу, но только не к тому, что увидел. Малышка, нет, милашка открыла рот, дрогнув нижней губой, как испуганный заяц, но затем резко его захлопнула и, нахмурившись, так же грубо, как и он, ответила:
— Не хочу, но ты ласково погладишь меня по голове, нашепчешь ложных обещаний и всё равно… — она запнулась, а Тео изумленно открыл рот от такой открытой тирады и выразительно поднял брови ко лбу, — сделаешь так, как захочешь сам.
О боже мой, это нечто невероятное! Детка решила поговорить по душам! Тео сам не заметил, как расплылся в улыбке, поставил локти на колени и приложил к щекам расслабленные кулачки для опоры. Часто заморгал, словно строил глазки любимой девушке, и более спокойно спросил:
— Хочешь поговорить об этом?
Гермиона скривила рот в неприязни, опустила голову и промолчала.
Тео решил раскрыть тему, дабы подогнать её к диалогу. Придвинул к ней маффин и бутылку вина.
— Я не давал тебе ложных обещаний, детка, почему ты решила, что я лгу?
Гермиона отреагировала на шорох у своих ног напряженной осанкой и мрачным выражением лица. В голове было пусто, хотелось избавиться от общества палача, но… неожиданно пришла спасительная идея, заключающаяся в новой попытке забрать палочку. Судя по слабому запаху алкоголя, он решил устроить междусобойчик под эгидой повышенного градуса. Она аккуратно потрогала пол перед собой, пока не коснулась теплой выпечки, а другой рукой нащупала стеклянную бутылку.
Действительно, какая растрата — предоставить ей хотя бы стакан…
— Думаешь, я поверю, что ты так просто выпустишь меня из подвала? — Гермиона сначала поднесла горлышко бутылки к носу, а затем сделала маленький глоточек и слегка скривилась от факта, что вместо воды он решил напоить её хоть и сладким, но алкогольным напитком.
Проследив за ней, как за трогательной гравюрой, Теодор вздохнул и отпил эля.
— Зачем мне лгать об этом?
— Чтобы успокоить меня!
Она сделала большой глоток и откусила кусочек маффина, а Тео поставил бутылку перед собой и достал из кармана брюк портсигар.
— С какой целью? — спросил и улыбнулся, когда она сдавила от гнева челюсти.
— Чтобы дать ложную надежду и… — она снова запнулась на самой пикантной части их отношений.
С полусогнутым позвоночником Тео медленно вертел в руках портсигар и смотрел за своим движением, хотя был уверен, что если поднять взгляд, то малышка продемонстрировала бы краснеющие щеки.
— И?
Гермиона изо всех сил сдерживалась, чтобы не пнуть его пяткой. Достал! Как же сильно он достал! Ведь оба понимали, о чём речь. Появилось прельщающее желание — выпить залпом и ударить его не только пяткой по морде, но и бутылкой по башке.
Из всех желаний Гермиона выбрала самое легкое и присосалась к бутылке с долгими, большими глотками. Тео как прежде буравил взглядом портсигар и слушал глотательные звуки напротив. Захотелось успокоить её… только на этот раз не для сексуального раскрепощения, а для личностного, душевного покоя. В совокупности с вином должно сработать…
Теодор открыл портсигар и провел пальцем по сигаретам, но был в своих мыслях и заговорил только тогда, когда Грейнджер отняла бутылку от губ и начала кашлять, прикрыв рот внешней стороной запястья.
— Ты права, я воспользовался твоим страхом и успокоил обещанием, что выпущу на свободу, тем самым заставив довериться и ответить взаимностью, но… — Тео вытащил сигарету, — ты опять ошиблась с моей целью, как и в прошлый раз, когда предположила, что мне нужно твоё унижение.
Тео отложил портсигар и теперь крутил в пальцах сигарету, а Гермиона откусила ещё разок вкусную мякоть и сделала глоток.
Как только палач замолчал, она вдруг остро ощутила, что хотела бы послушать ещё… например — какого черта он вообще имел какие-то цели по отношению к ней, но внезапное головокружение слегка качнуло её в сторону, вынудив запрокинуть голову и коснуться макушкой стены. Какая ирония — она впервые напилась и напилась непонятно где и с кем. В подвале с палачом — звучало грубо, поэтому она замотала головой и улыбнулась, на секундочку представив себя на балу со сказочным кавалером. На балу явно не хватало музыки, а кавалер тем временем взялся за старое и успокаивал нытьем…
В темноте голова кружилась как будто бы внутри. Тело не шевелилось, а глазёнки порхали из одного угла в другой, однако был плюс — мысли летели быстрее глаз и нашептывали про смысл его слов. Что ж, алкоголь и вправду менял восприятие, оценив поступки этой твари совершенно по другим критериям. Вспомнились его слова, произнесенные в первый день её пребывания в подвале. Что-то по поводу: «причина» и «стоит». Причина и цель — одно и тоже, поэтому Гермионе стало неинтересно его слушать, ведь примерный смысл был ей ясен.
Мерлин, нет, великая Моргана, волшебная дева, хитрая лиса, дай мне сил забыть про душегуба и свою испорченную жизнь!
Гермиона поднесла к губам вино. Палач совсем не вовремя, по её мнению, продолжил:
— Единственная причина, по которой…
Внезапно Тео вздрогнул всем телом из-за полетевшего в него маффина. Он так и остался сидеть с открытым ртом и вытаращился на Грейнджер, которая весьма аккуратно для своего состояния отставила бутылку в сторону и села в такую же позу, как и он, не забыв поправить низ полотенца, под которым можно было бы заметить сокровенные места.
— Да, единственная причина, по которой я сейчас здесь, а не в теплой гриффиндорской постельке, заключается в том… — дословно повторив его ранние слова, она пригладила волосы, положив их к одной стороне на правую ключицу, и вновь подняла вино, — что у тебя на меня стоит.
Она отпила и встряхнула бутыль, услышав плеск на дне.
— Следовательно, — она махнула рукой и продолжила, — твоя цель заключалась в том, чтобы… — даже градус не позволил ей произнести смущающую фразу без заминки, но, глубоко вздохнув, она потерла переносицу и выдавила, — чтобы заставить меня заниматься с тобой сексом добровольно и кончить без насильственного принуждения.
Тео яро ощутил нехватку чего-то покрепче эля, но в первоначальных планах вовсе не было стремления напиваться… по крайней мере он не планировал, а Грейнджер сама полезла под загул, но до неё вдруг так необыкновенно правильно всё начало доходить, что Тео неосознанно присмотрелся к винной этикетке более внимательно. Надо бы запомнить.
Ну, хорошо! В горячей голове всегда появлялись горячие мысли! Теодор лукаво посмотрел на Грейнджер и спросил:
— Понравилось? — он зажал сигарету губами и достал спички. — Добровольно?
Гермиону не столько возмутил вопрос, сколько рассердила насмешливая интонация. Внутренняя качка носила её по волнам отчаянной шалости, которую хотелось бы воплотить в жизнь, а ещё… отнять палочку. Поэтому…
Она услышала чирк по спичечному коробку и, невзирая на лежавшие перед ней булочки, рванула вперед, встав на четвереньки и вытянув вперед руку.
Дыхание сбилось. Она выгнулась дугой и задышала ртом. Наступила немая пауза. Её рука ощущала под собой приятную на ощупь шерстяную ткань и напрягшееся под пальцами плечо.
С Тео случилась странная вещь. Он мгновенно отреагировал на её выпад чисто по рефлексии, но… ничего не сделал. Просто шелохнулся и замер, всмотревшись в её лицо. Нечто похожее он ощутил, когда они встали под душ. Ему стало абсолютно всё равно что она сделает. Просто… она дотронулась до него и находилась так близко, как он всегда и хотел. Даже можно было бы ещё ближе.
Гермиона стояла напротив него на расстоянии вытянутой руки. Колени чувствовали под собой мягкость маффинов, одной ладонью она опиралась на пол, ощущая кончиками пальцев ткань чужих брюк, а вторая ладонь сдавила его плечо.
Медленно, чтобы не испугать её, Тео поднес к губам огонёк. Гермиона не отпрянула, но заметно напряглась. Не отводя глаз от её лица, он затянулся и отбросил истлевшую спичку.
Пальцы на плече задрожали, напомнив обоим прежнюю сцену — Гермиона застыла, не зная, что делать. Алкоголь алкоголем, а теперь… она сглотнула и сильнее сдавила его плечо, когда окружающее пространство наполнилось табачным запахом.
— Не п-понравилось, — выдохнула, едва не закашлявшись от близкого расстояния к дыму.
Тео поднял ладонь к лицу, зажав сигарету между средним и указательным пальцами. Прищурился из-за дыма, выдохнул вниз и спросил:
— Хочешь? — бегло мазнув взглядом по её руке, сжимавшей его плечо, он посмотрел на лицо и поднес к губам Гермионы сигарету.
В душе она закричала, поскольку даже под действием алкоголя у неё не хватало смелости для нападения, но иного выхода не было. Палач открыто демонстрировал расслабленное состояние, а она…
Она ненавидела в нём абсолютно всё, в том числе необычную черту характера, запрещающую осуждать её поступки. Гермиона поняла, что его необидчивость — это видимый плюс для неё, поскольку не было угрозы для наказания, однако… он раздражал своим зазнайством и готовностью к любым её действиям.
«Ты не сможешь удивить меня»
Так он сказал. Сука! Всё знал. Как же гадко! Всё всегда знал! Ненавижу тебя! Ненавижу! Не смогу удивить? Что же…
Тео мог бы почувствовать, как через повязку она заживо сжигала его карими глазами. Скулы подрагивали под ритм напряженной челюсти. Зубы постукивали. На плече он ощутил остроту ногтей. И странным образом впал в апатию, позволив малышке самой решать, что делать. Её губы были плотно сжаты, поэтому он не стал заставлять её делать затяжку. Затянулся сам, а второй рукой дотронулся до её предплечья, тянувшегося к нему и… это явно оказалось ошибкой, поскольку Гермиона прытко дернулась, схватив свободной рукой его запястье, державшее сигарету.
— Ты ведь хорошо меня знаешь, верно? — спросила с придыханием и потерей контроля.
Тео запаниковал, переводя взгляд то на Грейнджер, то на сигарету, а она ослабила хватку на плече и заскользила вниз по его руке, дошла до запястья и сдавила на нём пальцы, так же как и на первом. В мыслях он прошелся по всем возможностям её поведения, позволил себе немного расслабиться и вымолвил с ласковой смешинкой:
— Я знаю тебя достаточно и утверждаю, что ты не станешь угрожать мне ожогом от сигареты.
Тео нахмурил лоб, когда Грейнджер издала полувсхлип-полусмешок. Она села перед ним на колени. Тео почувствовал давление на запястье и напряг руку, предотвратив любое движение в свою сторону, но внезапно…
— Я тебя удивлю! — последнее слово она выкрикнула с отчаянием и горьким всхлипом.
Спустя пару мгновений подвал заполнился возгласом неимоверного ужаса… мужским возгласом…
— Нет! — за одну секунду он почувствовал, как его внутренности сжались в тонкие клубки и завертелись по органам, покрываясь чудовищным, диким страхом.
А всё из-за того, что Грейнджер со всей силы вцепилась в его запястье двумя руками и потянула на себя той стороной, где пылал конец сигареты.
Гермиона упала на спину. Тео сверху. Ещё чуть-чуть, и кончик коснулся бы её шеи.
— Грейнджер! Отпусти! — он изо всех сил напряг ладонь, выворачивая руку в сторону, чтобы не задеть её горло.
Гермиона резко приподнялась и обвила его ногами. Раскаленный кончик сигареты коснулся сонной артерии, она закричала. Он оттолкнулся от пола коленями, отодвинув свою ладонь. Глаза защипали, во рту пересохло, в одно мгновение он мысленно прокричал, что навсегда бросит курить, если Грейнджер отпустит его руку.
— Гермиона! — сам не узнал свой голос, поднявшийся с шепота до баритона.
— Нет, ублюдок! Смотри!
Это был конец. Она плотнее обвила его ногами и повисла на руке. Тео поклялся, что перед глазами пронеслась вся её жизнь, которую он лелеял, как единственную звезду во вселенной.
Его ладонь упала, не сумев выдержать её вес, и коснулась кожи…
В подвале снова раздался приглушенный вопль…
Что? Она не почувствовала боли.
Гермиона изумленно раскрыла глаза, ощутив как её придавило к полу подрагивающее тело. На шее что-то… о боже, она замотала головой, но… в нос ударил запах обгоревшей плоти, а её шею обвивала другая его рука, принявшая ожог на себя.
Сигарета глубоко прожгла кожу. На всякий случай Тео крепче сжал её горло, чтобы случайно не задеть пеплом подбородок. Как только хватка Грейнджер ослабла он откинул окурок и обхватил её волосы на макушке.
Оторопев от случившегося, Гермиона в шоке проматывала ситуацию. Глупая смелость от вина исчезла вместе с наступлением реальности. Он прожег свою руку, чтобы защитить её… Сложно сказать, что хуже — впустую потраченные силы, в результате которых она забыла про палочку или новая беда от его мести…
— Т-ты в порядке? — спросил он, приподнявшись на локте.
Гермиона сделала глубокий вдох и судорожно сглотнула, когда помимо запаха обугленной кожи почувствовала привкус крови. Она не ответила и зажмурилась, пустив по щеке слезу, побежавшую к уху.
Тео поглаживал её по макушке и с усилием оторвал взгляд от лица, чтобы посмотреть на место ожога. Руку накрыло адским жжением и болью, пальцы потеряли чувствительность, от пястья до плеча конечность дергалась в конвульсиях. На тыльной стороне его ладони по центру чернели сожженные края круглой раны, из середины кровоточили ошметки кожи. Он посмотрел на Грейнджер, потом опять на свою руку и…
Она глухо вскрикнула, когда её обвили в объятии, приподняв над полом. Голова запрокинулась, на царапине у сонной артерии она почувствовала частое, тяжелое дыхание. Он так крепко стиснул её, что оба услышали хруст позвонков. Тео пробормотал ей на ухо:
— Напомни мне в следующий раз не курить в твоем присутствии.
Гермиона покачала головой и сделала попытку отстраниться, оттянув его от себя за свитер по двум сторонам от туловища.
— Я напомню тебе в следующий раз захватить яд.
Тео издал гнусавый смешок в её гриву за ухом и спросил:
— Для тебя?
Она закрыла глаза, руки безвольно упали. Какой толк в сопротивлении? Он все равно вцепится, пока сам не захочет отпустить…
— Нет, теперь я знаю, что ты добровольно выпьешь его из моих рук.
Тео окончательно сбил дыхание и рассмеялся из-за её высказывания.
— Всё так, малышка! — с этими словами он аккуратно опустил её и отстранился, вернувшись на прежнее место.
Размял пальцы и замотал кровоточащую ладонь платком, почему-то не пожелав использовать палочку для охлаждающих чар. Гермиона поползла в свой угол. Голова болела, мысли путались. Она устала от событий сегодняшнего дня и очень хотела спать. Палач доказал, что её жизнь была приоритетом, и она не знала, как оценить такое знание…
От греха подальше Тео спрятал портсигар и допил эль. Не считая нового шрама от малышки, всё прошло не так уж и плохо, за исключением… он закрыл глаза и снова пережил момент собственной смерти, когда огонь лизнул её кожу. Если прожечь горло, то… нет, он не мог об этом думать. Дыхание исчезало, сердце замедлялось. Он верил, что умер бы следом от новой сигареты. Спалил бы дотла подвал и себя заодно.
Он закрыл лицо руками. Грейнджер прижала к себе колени и положила на них лоб, а он считал доски на полу.
Завертел головой в отрицании и посмотрел на Гермиону, поджав губы и едва не зарыдав. Не выдержал и приблизился к ней, сев рядом и соприкоснувшись своим плечом с её. Она вздрогнула и подняла голову. Отодвинулась в угол, вжавшись в стены. Он следом…
Гермиона снова опустила лоб на колени, свыкнувшись с тем, что его бедро прижималось к её бедру, так же как и соприкасались плечи. Теодор вытянул ноги, придерживал раненую ладонь, разминая запястье, и запрокинул голову к стене.
Так и сидели. Тео заговорил спустя несколько минут. Выбрал нейтральную тему, чтобы отвлечь и себя, и Грейнджер от произошедшего.
— Без тебя в Хогвартсе стало слишком скучно, — он задумался, как бы высказался Рой, и продолжил, — я разочарован навыками борьбы против тёмных сил, — он прикрыл веки, — судя по количеству баллов, Гриффиндор держался только за твой счёт.
— Это не так, — зевнула и вымолвила, пребывая на стадии прощания с сознанием.
Тео искренне улыбнулся и понизил голос, чтобы не мешать ей погружаться в сон.
— Я видел результаты тестов, украшающих вход в Большой зал.
Гермиона цеплялась за его голос, как за доказательство того, что палач никогда не был сторонним наблюдателем, а участвовал в жизни Хогвартса.
Она качнулась, оперевшись к стене, и на границе бодрствования услышала:
— Представляешь, детка, теперь Гринграсс заняла твоё место первенства, — Тео вложил язвительность в голос и посмотрел на посапывающую малышку, — у неё высший балл по нумерологии и…
Неожиданное хмыканье со стороны Грейнджер заставило его замолчать. Он вопросительно выгнул бровь и с удивлением наблюдал за тем, как она потерлась височком о коленку, улыбнулась краешком губ и невнятно прошептала:
— Это потому что Теодор Нотт слишком скромный…
Она уснула, а скромный Теодор Нотт так и хлопал ресницами, смотря на неё во все глаза…
