Ретроспектива падения

Глава 20. Страсти обеденные/обыденные

I

Через несколько дней позор немного отступает. В обед Стах, оставленный Сахаровой на разговор об очередном мероприятии, выходит позже. Натыкается на Тима. Тот, как обычно, теряется. Размыкает губы. Может, для приветствий. Стах опережает:

— Ты куда?

— Н-на обед...

— Ты вроде не ходишь в столовую?

Тим сцепляет руки. Стах выдает раньше, чем соображает, — это же не в гости собраться:

— А можно с тобой?

Тим пожимает плечами — и разрешает с собой.

II

В северном крыле на третьем этаже — небольшая площадка, откуда три двери: две в кабинеты и черный вход в актовый зал. Оба кабинета — для кружков. Один — драмтеатр, другой — музыкальный. В перемены, когда все в столовой, здесь никого не бывает.

Тим не включает свет — и Стах не суется со своим уставом в чужой храм. Значит, так надо. Они рассаживаются на полу в полумраке.

Тим делится бутербродами. Они в салфетках. Стаху нравится — это же идеально: он как раз руки не вымыл. Он не знает, как сказать об этом Тиму. Тот тоже тушуется, с таким видом, словно салфетки — это признак безумия. Так они остаются каждый со своим непризнанным неврозом.

Стах откусывает и слушает отдаленный шум гимназии. Здесь как в другом измерении. Словно под водой. Странное чувство своего места...

— А ты давно здесь обедаешь?

— С седьмого класса, кажется...

— Почему?..

Тим пожимает плечами.

Стах за ним наблюдает. И потому, что наблюдает, замечает, как Тим ест. Он откусывает небольшими кусочками, настолько небольшими, что почти не откусывает. Потом смотрит на то, что осталось, словно пытается убедиться, что бутерброд не перестал быть бутербродом.

— Что за дела у тебя с едой?..

Тим молчит.

А еще он перестает есть. Велика трагедия — вопрос задали...

Стах понимает, что задел, не понимает, чем именно. Подумав, как исправиться, говорит: