I
Тим не открывает, кажется, минут пять. Потом щелкает замком, глядит одним глазом в тонкую щель. Удивляется. Открывает шире, отходит. Говорит виновато:
— Сегодня же вторник?.. — без озарения, потому что — помнит.
— Дай руку.
Тим не понимает. Тушуется:
— Зачем?..
— Предложение тебе делать буду. Не тупи.
Тим тормозит еще больше, может — представляет. Он же «мечтательный». Стах думает, что зря. А Тим, наверное, что шутка по Фрейду. Все-таки тянет руку. Левую.
— Правую.
Пальцы у Тима с голубоватыми разводами — так и не отмылись. И форма испорчена, наверное, неминуемо. Тим вырывает руку, прячет за спиной.
— Соколов меня сегодня спрашивал, что за дела у тебя с одноклассниками.
— Ты сказал?.. — почти осязаемо холоднеет воздух.
— Не сказал. Но сейчас думаю, что надо было.
— Не надо...
— А что надо? Чтобы издевались?
Тим отворачивается. Стах смягчается усилием воли. Давить на старшеклассников — это, конечно, не выход. Особенно через учителей. Стах знает, потому что — такой же. Стах знает, потому что не верит в людей. И он с порога Тима в лоб спрашивает:
— Ты перевестись не думал?
— А я изменюсь от этого?..
— Не понял.
Тим не хочет повторять. Стах додумывает сам.
— Окружение изменится.
— И будет то же самое...
— Ты этого не знаешь.
— Я знаю.
— Ты уже переводился?
— Нет...
— Ну что ты мне тогда лапшу на уши вешаешь? И себе заодно? Удобно?
Тим поджимает губы. Начинает неторопливо закрывать дверь...
— Я тебя сейчас ударю, — заявляет Стах убежденно и открывает шире — толчком. — Правда ему не нравится.
— Кому она нужна?.. — леденеет Тим. — Твоя правда?..
— Тебе. Чтобы ты что-нибудь сделал.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Ретроспектива падения
RomanceОн собрал полный комплект. Он рыжий. У него двойная фамилия, у него чертовски двинутые предки. Он вылетел из олимпийского резерва; он физматовец, влюбленный в литературу; он отличник с доски почета. А еще он высокомерный подонок. И тут он встречает...