О, Пруст.
Что же…
Что же он делал?
Записывал ли он на видео все сеансы терапии Эндрю, чтобы потом отправить их Рико, на случай, если тому понадобятся дополнительные, более весомые аргументы?
Накачивал ли Эндрю таблетками, чтобы, в первую очередь, обеспечить себе относительную безопасность в процессе сеансов, а во вторую, заставить Эндрю отказаться от мысли, что прошлое навсегда останется в прошлом? Доводил ли до грани, чтобы проще и быстрее получить интересующие эмоции и реакции?
Имел ли он доступ ко всей информации, которую Рико успел найти о прошлом Эндрю? Знал ли он о всех грязных слухах, гуляющих о предыдущих приёмных семьях, и тех секретах, которые удалось выкупить или вытрясти из непутёвых бывших родителей? Читал ли он всю переписку Рико с Дрейком?
Устанавливал ли он особые, ужесточённые нормы содержания во время самого тяжёлого отрезка реабилитации, объясняя это тем, что Эндрю представляет опасность для всех, включая самого себя? Мог ли он воспользоваться Эндрю, зная, что тот абсолютно беспомощен? Именно в тот момент, когда Эндрю не имел никакой возможности отбиться, сделать хоть что-нибудь, кроме как неосознанно затянуть удерживающие ремни туже?
Знал ли он о шрамах на запястьях Эндрю и том, как сильно надо прикусить бледную кожу, чтобы оставить на ней темные расцветающие синяки? Понимал ли он, как можно травмировать нежную кожу запястий, присваивая сакральному символу свободы новое, искажённое значение, воспоминания о котором теперь уже никогда не сотрутся из памяти Эндрю?
Знал ли он, что Джесси любил придушивать Эндрю во время секса, чтобы по ночам тот не мог никого разбудить, даже если попытается? Знал ли, что Сэмюэл часто приговаривал в процессе – т
"Тебе, блять, нравится это, маленькая ёбанная шлюха, я вижу, ты хочешь это?" Знал ли, что именно Стивен заставлял раз за разом повторять – "пожалуйста"?
Знал ли он, что Эндрю боится щекотки? Знал ли, как Дрейк обращался с этим знанием, чтобы использовать слабость Эндрю против себя самого? Знал ли, что Дрейк часто прибегал к этому методу, когда Эндрю отказывался взаимодействовать или сопротивлялся?
Видел ли он, каким бывает Эндрю на пике панической атаки, и то, с каким отчаянием Эндрю каждый раз откидывал себя от самой грани, пытаясь не свалиться в пропасть? Видел ли он взгляд Эндрю в тот момент, когда нож вонзался в кожу глубже обычного, багряной линией соединяя старые психологические шрамы и создавая новые, размывая границы между ними?
Насиловал ли он Эндрю? Физически, эмоционально, психологически?
Что же…?
Что же он делал?
Какой бы вопрос вы не хотели сейчас задать, ответом всегда будет — да.
