Художники могут всю ночь

Глава 2. Картошка в горшочке (запекается в аду)

Так как вчера Эд отказался бухать и остался в комнате рисовать эскиз для клиента, бутылка виски была распита на троих — и это сказывается на сегодняшнем самочувствии.

Антон ощущает себя так, словно полночи пытался сбежать из ада, и у него в итоге даже получилось. Правда, демоны до сих пор идут за ним по пятам, и эта версия в принципе совпадает с тем, что у него вот-вот должен начаться урок живописи — скоро в кабинет войдет Попов, а он наполовину человек, а наполовину воплощение зла.

Октябрь близится к концу, и погода стоит самая что ни на есть осенняя, половина студентов в его факультативной группе болеет, и до занятий добрались самые стойкие. Антон сидит за мольбертом и искренне недоумевает, почему сам не притворился больным.

Наверно, потому что еще четыре года назад ему кто-то рассказал, что один из врачей в академии обожает совать градусники в жопу — вряд ли это правда, но проверять на деле не хочется. Антон любит пихать себе в задницу всякие штуки, но, во-первых, эти штуки должны быть специально для этого предназначены, а, во-вторых, пихать он должен их сам.

Композиция с тыквами выглядит довольно уныло, но Антона она заебала уже сама по себе: он пишет ее вторую неделю. Возможно, если бы он не прогуливал занятия, то давно бы закончил, как почти вся группа, которая уже приступила к вольной интерпретации темы поздней осени.

У Дарины какой-то брендовый свитер, красиво разложенный на столе рядом с вазой, наполненной сухими листьями. У Нади — мрачный и серый Петербург, залитый дождями и грязью; и это странно, потому что сама по себе Надя веселая и жизнерадостная девчонка. Хрусталев пишет какую-то непонятную абстракцию, а Абрамов уже вовсю работает над монументальным триптихом со сказочными героями. Своей продуктивностью последний вообще пугает, потому что он не только проходит одновременно курсы музыки и изобразительного искусства, но и по базовым предметам имеет высокий балл.

Антон вяло макает кисть в растворитель, затем протирает ее тряпкой, потом снова и снова, хотя щетина и так чистая — она изначально была чистой. Но это механическое занятие помогает хоть немного отсрочить необходимость приступить к картине и заодно помогает прийти в себя. Не то чтобы у Антона жуткое похмелье, просто сегодня его не радует само сегодня — в остальном он свеж, как майская роза, и собран, как английская проза.