Взрослый

27. Я люблю тебя

- Отвезти тебя? - заботливо спрашивает отец, еле касаясь тыльной стороны моей ладони - которая удосужилась вспотеть и замёрзнуть единовременно.

- Не знаю. Вряд ли. Только не сегодня.

- Почему? Богдана переводят в палату. Палата одноместная. Я договорился. И плюс - лечащий врач, вместе с твоим отцом заодно - что тоже не мало важно, знаешь ли, - разрешает тебе остаться на ночь у парня.

Синонимом моему отцу - становится единственный мужчина в огромном мире, желающий мне добра и настоящего счастья. Искренне. Безвозмездно. Был единственным, по крайней мере. Раньше.

- Он избегает меня.

- Думаешь, у него есть возможность тебя избегать?

- Да, пап. Есть.

Как раз в том, что всячески избегать в его положении почти нереально - всё и заключается. Богдан пользуется этой возможностью сполна - как будто бесплатным мёдом в тяжёлые будни, когда слаще морковки организм ничего не посещало.

Вот лежит, не двигаясь - и в глаза не смотрит. Взглядами - (его - потерянным, и моим - уставшим) в прятки играем. Только вот отсчёта не ведём. И я постоянно проигрываю. Никак найти не могу, ни в одно время суток. Утром - прячется, бодрствуя. Сравнительно... Ближе к вечеру - совсем уже сонно, почти сдавшись, но всё равно не показываясь. Молчит. Хотя речь - единственное, что сейчас у него в порядке.

- И как же это?

- Никак. Не спрашивай.

- Нет, объясни. Ты сидишь с ним каждый день, а он - молчит? Никак не реагирует?

- Да, только иногда реагирует - просит уйти и не мучиться.

Не помню времени, когда могла бы так откровенно и без утайки поговорить с отцом - чтобы он не просто понял, но и всячески пытался вывести ситуацию в нужное русло. Единственный раз, когда наша связь настолько усилилась, был ещё один не лучший период моей жизни - изнасилование. Папа точно так же отложил работу - и встречи, и несколько ведущих проектов. Не оставлял меня. Наверное, и жить я продолжила только ради благополучия отца и бабушки - но бабушка всё-таки покинула меня. А папа со мной. Сейчас, в который раз доказывает, что он замечательный - не только потому, что он именно мой отец, а просто из-за того, что он невероятный в каждом своём проявлении. И если забота может перевоплотиться в человеческий облик (как в разных сказках любовь и смерть представляются в подобном роде), то человеком этим обязательно мой отец - он не святой, не безгрешный, не сторонится крепких слов и таких же напитков, не занимается благотворительностью масштабных уровней и зачастую пройдёт мимо пустого стаканчика тех несчастных, что просят милостыню в дождливый день до самого вечера. Но он тот отец, о котором может мечтать каждый ребёнок. И вся моя жизнь - все мои поднятия с ледяного асфальта - построены только благодаря его руке, которая помогает мне встать (при любой своей собственной боли, разжигающей в его сердце угли).