Угольки медленно тлели в печке, согревая комнату, где все уже погрузились в глубокий сон. Он, будто тень, едва заметная за чёрной занавесой ночи, скользнул в кровать.
Этот день был изнуряюще долгим, но его окончание — каким-то бесконечно счастливым. Противоречиво счастливым.
Переодевшись в атласную пижаму, он забрался под одеяло. Руки зарылись в белоснежные волосы, пытаясь унять беспокойные чувства.
«Да, меня, может, и веселил огонёк злости и гнева в её глазах. Блять, признаю».
«Но, когда она улыбалась от радости, я, сука, просто взлетел… до небес».
«Да что со мной? Что, чёрт возьми, происходит?»
«Ты знаешь», — шептало сердце.
«Нет. Заткнись. Такого не может быть!»
Но не унималось что-то в левой части груди, то болезненно сжимаясь, то замирая.
«Нет, блять. Я просто схожу с ума».
«Одно дело молча спасти её, когда она не знала об этом, а теперь ты… Что ты, блять, вообще делаешь, Малфой? Что за хуйню ты творишь?»
«Это же Грейнджер! Мерлина ради, Драко. Это же грязнокровка Грейнджер», — он поморщился.
«Грязнокровка. Произнеся это однажды, на втором курсе, ты, блять, окончательно поставил точку. Чего ты сейчас добиваешься? И зачем?»
«Тебе нельзя что-то чувствовать к ней!»
«Но этот запах карамели, блять. Ебучий запах карамели».
«И эти херовы волосы, в которые хочется зарыться лицом и вдыхать, вдыхать её… Эту мерзкую карамель. Почему она вообще ей пахнет?»
«И эти глаза… и та улыбка. Она никогда не улыбалась мне. Для меня. Блять».
«Что за херня, Малфой? Что за бред?»
Но, видимо, неугомонное существо внутри сегодня было в ударе.
«Спасибо», — любезно всплыли воспоминания, и он услышал её шёпот, что отозвался бешеной пульсацией в груди. Улыбка сама расползалась на лице, и он закусил губу.
«Остановись, Малфой! Ты должен остановиться», — твердила рациональная часть его сознания.
«Тебе нужно просто отвлечься на что-то другое. Разрядиться».
«Может, секс? Ты же уже и забыл, когда в последний раз у тебя был секс. Из-за всех переживаний после судов было как-то не до этого. Это просто гормоны. Ничего больше. А справлять нужду с подружкой Поттера не входит в твои планы».
В отличие от Блейза, он придирчиво выбирал девушек даже для просто-секса.
— Не понимаю, какое отношение имеет чистота крови на её умения в кровати? — как-то раз начал скептически рассуждать Забини, когда Малфой сморщился от пошлых комментариев о маглорожденной волшебнице.
— Для меня это важно. Я не хочу марать себя, — Драко скривил лицо от отвращения.
— Чистокровные аристократичные девушки слишком зажатые, — хмыкнул чернокожий слизеринец.
— Ты очень сильно ошибаешься. Эти леди так же хороши в постели, как и в манерах. Ты когда-нибудь слышал о том, что у приличной дамы большой сундук секретов? Так вот, их пошлые желания входят в этот сундук.
— Да? — заинтересованно протянул Блейз, с подозрением смотря на девушек за соседним столом.
— Чем сильнее девушка источает целомудрие, тем развратнее она на самом деле. Ты смотришь на их платья, а я знаю какое бельё она под ним носит.
— Возможно, в этом есть смысл, — блеснул глазами Блейз. — Но бывает, что так хочется девушку, что плевать на чистоту её крови. У тебя что, такого никогда не было?
Драко шумно выдохнул и поднял глаза. Тени танцевали на потолке замысловатыми очертаниями, путаясь в полумраке комнаты.
«Грейнджер — самая не сексуальная девушка из всех, что можно представить. Как она вообще может возбуждать? Сплошная катастрофа. В этих своих свитерах дебильных. Огромные, бесформенные мешки. И она в них такая… хрупкая. Блять»
«Что стало с моими стандартами?»
Но растущее от его размышлений существо в груди подкинуло воспоминания с четвёртого курса, когда Малфой впервые увидел гриффиндорку на Святочном балу в чём-то кроме чопорной школьной формы. Обычно девушки Хогвартса укорачивали длину юбок, но «Мисс железные правила» никогда этого не делала. Гермиона в целом не красилась, не носила женственных вещей и не пыталась обуздать свои волосы до Турнира Трёх волшебников, после которого девушка заметно похорошела. Мысль, что эти изменения были вызваны Виктором Крамом, почему-то до скрипа зубов бесила слизеринца. Однако бессменные свитера никуда не делись. Просто сейчас они создавали гармоничный образ, но это всё равно было очень далеко от представлений аристократа о чувстве стиля и вкусе.
«Это просто любопытство, Малфой. Ты, блять, до охерения любопытный тип».
«Она не может привлекать тебя как девушка. Это смешно».
Он удовлетворенно кивнул, и, растворившись в тепле, начал проваливаться в сон.
