Аспид [J.H.]

Bonusstory 3

                                  Реджи
Я вошел в церковь и огляделся. Крестины Джейд вот-вот должны были начаться, и вокруг было полно народу. Хакери в воздушных светлых нарядах, уже занявшие все места в первых рядах. Ричардси – наоборот, все в черном и темно-красном, словно презирающие легкомысленные оттенки. Их было видно издалека. Больше никто не выглядел так же надменно и стильно, как они. Одного плаща Джованы Ричардс хватило бы, чтобы затмить всю роскошь средневекового собора.
Ричардси по-прежнему вызывали у меня нервный тик, прилив желчи и дичайшую злость. Я знаю, что Бог завещал прощать и любить, но как любить тех, кто приумножает в этом мире грех, похоть, алчность?
Я пытался переломить в себе ненависть к ним, пробовал молиться за них, старался простить, но ненависть всегда была сильнее меня. Сильнее разума и порывов милосердия.
Я уселся на одну из дальних пустующих скамеек, подальше от шума и суеты. Я бы с удовольствием подержал на руках малютку Джейд, но боялся, что вместо нее мне придется тискать тетушку Шинейд. И ладно бы просто тискать – еще и выслушивать ее бесконечные вопросы о том, собираюсь ли я дать обет безбрачия. А если нет, то когда же я наконец женюсь. В последний раз, когда мы виделись (кажется, это были похороны деда) я не выдержал и рявкнул ей, что никогда. На что тетушка рассмеялась, шлепнула меня по плечу и сказала: «Шутник».
Боже правый, если она еще раз спросит меня о женитьбе, боюсь, что одной теткой у меня станет меньше…
– Какие люди, – услышал над ухом я. – Преподобный Реджи Хакер псобственной персоной.
Я невольно вздрогнул, когда поднял глаза и увидел Вильяма Ричардса, стоящего прямо передо мной.
Мы никогда не говорили раньше, но, что забавно, знали друг друга с детства. Мне показывали целое досье на него, заставляли выучить, кто он, как выглядит, где бывает, с кем водится. А его наверняка принуждали вызубрить все обо мне, чтобы быть настороже. Но мы никогда не общались и, упаси Боже, не находились так близко.
Я не ответил. Нам не о чем было говорить. Вильям был подонком, безбожником, хищником. Только ради Кристи и Джейд я был готов держать язык за зубами и кулаки свои тоже при себе, хотя признаюсь, встреться мы с ним где-то еще, и я бы не отказал себе в удовольствии проредить ему зубы.
Я надеялся, что Вильям просто испарится, как ночной кошмар, но тот внезапно сел рядом со мной как ни в чем не бывало.
– Раздумываешь о том, как навалял бы мне в темном переулке? – шепнул мне Вильям, и я не смог сдержать нервную улыбку.
Да, черт побери!
Ну вот, всего одна минута рядом с Ричардсом – и я уже чертыхаюсь. Прости, Господи.
– И как я там? В твоих мечтах? Лежу на полу, заливаюсь слезами и умоляю тебя остановиться?
– Именно.
– Интересно, – кивнул Вильям, ослепительно улыбаясь. Его улыбка с идеально ровными и белыми зубами уже была страшной провокацией для моего кулака. – Только вот должен тебя разочаровать. Встреться мы в темном переулке – и плакал и умолял бы не я. А преподобный Реджи Хакер.
Я повернул к нему голову, едва не рассмеявшись. Господи, что он несет. Да, я был студентом религиозной семинарии, собирался посвятить жизнь Богу, и философия с теологией на данный момент интересовали меня больше, чем все остальное. Но в драке я свернул бы в знак бесконечности любого. Семья позаботилась о том, чтобы в противостоянии с Ричардсами у меня было большое преимущество. Единственной возможностью закосить от похода в храм в детстве были тренировки в боксерском клубе. А в храм мне, дураку, не хотелось ходить часто. Так что…
– Знаешь, из чего я сделал вывод, что боец из тебя так себе? – спросил Вильям абсолютно спокойно. – Твой нос. Идеально прямой нос, как у Давида Микеланджело. Который тебе ни разу не сломали.
Давид Микеланджело. Я готов был услышать от Вильяма любые два слова в свой адрес, но не думал, что нечто подобное.
– Бог бережет мой нос, – хмыкнул я. – Если о чем-то его сильно попросить, то…
– То даже нос не проблема, – закончил Вильям и снова заставил меня смеяться. – Интересно, если попросить у него член побольше, сработает?
– Ты можешь попробовать.
– Я? При чем тут я? Это был риторический вопрос, – улыбнулся он. – У меня с этим все в порядке. Даже слишком.
Вторая минута рядом с Ричардсом, и внезапно я говорю о непристойных вещах прямо под крышей священного места. Черт!
И поминаю черта!
Я потер пальцами переносицу, приказывая своим нервам успокоиться. Мне надо успокоиться. Это всего лишь Вильям Ричардс, а не Антихрист в образе привлекательного парня с голубыми, как лед, глазами и дерзким языком, который он совершенно не умеет держать за зубами.
– Сделай одолжение, – сказал я. – Не говори о подобных вещах здесь, в церкви. Это святое место.
– Окей, – кивнул Вильям, помолчал, глядя на то, как Джейд пытается дать пяткой священнику в нос, и тихо добавил: – Если хочешь, можем поговорить о них там, снаружи.
Я знал, что Вильям равнодушен к девушкам. Знал о нем многое – и это тоже. Но почему-то никогда до конца не верил. Он был слишком мужественным, нахальным, дерзким, с лицом, густо поросшим щетиной, и аурой бунтарства. Настоящий альфа. Я легко мог представить его рядом с девушкой, хотя… чаще представлял с…
– Ладно, не красней, детка, – подначил меня Вильям. – Святое так святое. Можно поговорить о чем-то более соответствующем месту. Например о… религии? Обете безбрачия? Духовности и греховности? Или, – он почесал подбородок и закинул ногу на ногу, – греховности и духовности? Второй вариант как-то логичнее. Сначала идет греховность, а потом духовность. Не наоборот. Как считаешь?
– В идеале – да, – ответил я. – Но в жизни…
В жизни, черт побери, все может идти в любом порядке. Сначала ты можешь быть грешен, но потом, постигая Бога, познаешь духовность. Бывает и наоборот, когда духовность не спасает от ошибок и грехов… а иногда все сплавляется в непрерывную череду борьбы с самим собой: духовность, грех, раскаяние, очищение, снова грех, снова попытка вернуться в духовность, познать ее лишь для того, чтобы в очередном раунде снова проиграть…
– Но в жизни? – повторил Вильям, ожидая от меня ответа.
– Может твориться полный хаос.
– А в твоей жизни как? – спросил он.
Я медленно моргнул. Сам факт того, что Ричардс вполне искренне интересовался моей жизнью, был абсолютно сюрреалистичным.
– Прекрасно, – ответил я после долгой паузы.
– Так прекрасно, что ты чуть не покончил с собой год назад? – тихо спросил Вильям.
– Как ты узнал? – пробормотал я, от шока даже не пытаясь ничего отрицать и чувствуя, как кровь отливает от лица.
Об этом инциденте не знала ни моя семья, ни мои наставники в семинарии. Это случилось в гостиничном номере, который я снял в ту ночь, и я думал, что мне удалось скрыть это от всех.
– Да просто случайно узнал, – ответил Вильям, отводя взгляд.
– Откуда? – спросил я громче, ощущая внутри волну паники. Попытка самоубийства – тяжкий грех, и, узнай об этом кто-то в семинарии, я мог потерять все.
– Успокойся, окей? – сказал Вильям. – Могу рассказать, если возьмешь себя в руки…
Взять себя в руки, конечно! Господи, если ты хотел отправить меня в нокаут, то у тебя это получилось! Как? Откуда? Где он мог это узнать?! Я поднялся со скамьи и направился к выходу из церкви за глотком свежего воздуха. Крещение почти закончилось. Джейд отныне могла рассчитывать на любовь и поддержку Бога. Чего не скажешь обо мне…
Снаружи было ветрено и холодно. Солнце, скупое и слабое, как блаженное, каталось среди туч. Я вынул пачку сигарет и закурил, нервно затягиваясь и оглядывая машины Ричардсов и Хакеров, которые заполонили все пространство перед церковью. Мой внедорожник стоял в самом последнем ряду, сразу за черным как смоль «Maserati», на котором не иначе как кто-то из Ричардсов прикатил. О, они любили и демонические тачки, и трезубцы.
Я услышал шаги позади, и в следующую секунду рядом со мной возник Вильям с сигаретой в зубах.
– Я следил за тобой, – сказал он, тоже закуривая и выпуская в небо дым.
– Я уже понял.
– Нет, не сейчас. Я имею в виду тогда, год назад, когда ты попытался покончить с собой.
Я нервно оглянулся, вымученно улыбнулся какой-то запоздавшей парочке, которая прошмыгнула мимо нас в церковь, потом схватил Вильяма за локоть и потащил за собой, в глубь парковки.
– Говори, – сказал я ему, когда мы отошли на безопасное от всяких ушей расстояние.
– Я следил, потому что… да просто так. На врага всегда не помешает компромат, знаешь ли.
Мои руки в карманах машинально сжались в кулаки.
– И?
– Когда ты въехал в ту гостиницу, мой человек поселился в соседнем номере. Он узнал, что ты два часа висел на телефоне службы доверия и еще купил веревку в хозяйственном магазине, и еще он слышал рыдания.
– Не продолжай.
– Я приехал в тот отель и решил зайти к тебе.
Так вот кто помешал мне, черт возьми. Вот кто втянул меня обратно за ноги в этот мир, не позволив уйти.
– Еще пару минут, и ты бы коньки откинул. Я сделал тебе искусственное дыхание, а там и скорая подоспела. Отмазал тебя. Сказал им, что на тебя напали и пытались задушить. Вот откуда следы на шее. «Самоубийство? Нет-нет, что вы! Я сам видел нападавшего!» Я подумал, что вряд ли твое религиозное окружение будет радо узнать о том, что случилось. Не благодари.
Вильям помолчал, глотая дым и разглядывая мое явно офонаревшее лицо, потом добавил:
– А тебе, чтоб впредь неповадно было, оставил послание в Библии, которую ты читал перед тем, как связать себе петлю. Думаю, ты его получил.
Я вытаращился на него, сжав зубы. Иисусе. Все это время я думал, что получил послание от самого Бога. Фразы «Еще не время, но однажды мы встретимся», «У меня для тебя особый план» и «Ты не один» появились словно по волшебству в моей Библии. Никто не мог их там написать. Ну не врачи же скорой, в самом деле.
– Сукин сын! – Я бросил сигарету и вцепился Вильяму в воротник. – Ты думаешь, это смешно?!
Он перехватил мое запястье и спокойно, глядя мне в глаза, сказал:
– Нет, это несмешно. А знаешь, что еще несмешнее? Прикасаться губами к человеку, который, возможно, уже мертвец.
– Что, мать твою?!
– Я про искусственное дыхание. А ты что подумал? – усмехнулся он. – Или, например, спасти идиоту жизнь, а в ответ не получить ни слова благодарности. А ведь если бы не я, ты бы улетел прямиком к дьяволу в гарем. И он бы там в этот самый момент занимался твоей прелестной накаченной…
– Господи, просто заткнись. – Я выпустил его воротник и нервно начал искать ключи от машины по карманам. Мне пора было сваливать. Ключи были в левом кармане куртки, но что-то заставляло меня медлить, быть здесь, остаться здесь еще одну минуту…
Вильям хлопнул меня по плечу и сказал:
– Мне просто не хотелось, чтобы ты взялся за старое. Не мог же я караулить тебя днем и ночью. Поэтому пара… мотивирующих цитат показалась не такой уж плохой затеей. В конце концов, ведь это сам Бог мог послать меня спасти тебя, не так ли? Откуда тебе знать, что не он? А раз так, пишу что хочу. Может, это сам Бог вкладывает мне в голову эти слова.
Вильяму удалось просто и на пальцах сделать сложные вещи очень простыми. А ведь в самом деле, его мог послать мне сам Бог. Если уж Бог настолько всемогущ, то мог сделать своим орудием даже Ричардса.
– Я никому не скажу, спи спокойно, – сказал Вильям. – Одного не пойму: зачем? Ведь самоубийство – это до конца вечности сидеть с дьяволом в джакузи с кипятком. А я-то думал, что дьявол немного не в твоем вкусе.
– Это сложно.
– Ты хотел сделать это, потому что решил, что недостоин Бога. И он все равно будет тебе не рад. Так?
– Возможно.
– И что же в тебе есть такое, что Богу сильно не по нраву? – прищурился Вильям.
Солнце, что все это время пряталось в тучах, вышло полностью и осветило его лицо. Мы стояли у моего внедорожника, до которого незаметно добрели, и Вильям сел на капот припаркованного рядом «Maserati». Он неторопливо курил и ждал от меня ответа. А мне почему-то внезапно захотелось сказать ему правду. Такую, какая есть.
Впервые в жизни я был близок к тому, чтобы вообще заговорить об этом с кем-то. Облечь мысли в слова и сказать их вслух. Поделиться тем, за что я постоянно извинялся перед Богом. Избавиться хотя бы на мгновение от стыда и самобичевания, с которыми я жил с шестнадцати лет. Поговорить об этом с тем, кто точно понял бы меня. Никто из моего религиозного окружения – ни семья, ни наставники в семинарии – не смогли бы. Рассказать, как я истязал себя отказом от еды и воды, чтобы наказать самого себя. Как я искал «лекарство» в спорте, в изнурительных тренировках, в молитвах. Что самоубийство было всего лишь способом избавить Бога от моей грешной отвратительной души, которая не поддавалась ни лечению, ни очищению. Я бы отправился в ад и этим сделал бы Ему одолжение.
Я достал из кармана пачку сигарет, открыл и увидел, что она абсолютно пуста. Смял ее в кулаке и сунул обратно в карман. Вильям прикурил одну из своей пачки, зажав ее между губами, потом вынул изо рта и протянул мне.
Он протягивал мне сигарету и смотрел на меня в упор. Я перевел взгляд на его губы, слегка изогнутые в улыбке, и почувствовал, как почва начинает раскачиваться под ногами. Очень медленно и плавно, но все же качаться… я знал, что должен бежать, вернуться в семинарию, закрыться в своей комнате, отказаться от еды, воды, молиться, читать Писание, исповедаться, снова совершить паломничество к священным местам, покаяться, сделать огромное пожертвование церкви, снова молиться, снова читать Библию, подчинить себе свое тело, свои мысли, свою психику, свою долбаную генетику, свой грех…
Но этот путь не вел к спасению, и я знал, что все это не поможет. Никогда не помогало. Я пробовал уже много раз, и ничем оно не заканчивалось. Ломал себя столько раз, но всегда возвращался к исходной точке…
– Ты можешь поговорить со мной о чем угодно, – сказал Вильям, читая мои мысли. – Необязательно сейчас. Когда захочешь. Мой номер есть у Кристи…
Он соскочил с капота машины и уже достал из кармана ключи от своей машины, но я окликнул его, подошел и взял сигарету из его пальцев. Положил ее в рот и затянулся. Меня шатало, трясло, и хотелось за что-то схватиться, чтобы не потерять равновесие. Довериться Ричардсу было безумием. Но у нас было нечто общее: одна и та же печать, метка, одна и та же боль.
– Я хотел покончить с собой, потому что не мог выкинуть из головы своего друга, с которым мы делили комнату в общежитии семинарии, – ответил я. – Он даже не подозревал об этом. До сих пор не знает. Я в итоге съехал, не мог находиться с ним рядом. И решил, что лучше в преисподнюю сразу, чем Богу глаза мозолить. Сложно жить, зная, что сам Создатель Всего ненавидит тебя, считает тебя ничтожеством…
Вильям смотрел на меня долго и пристально, потом сказал, откинув голову и глядя в небо:
– Вера должна помогать людям выживать. Разве не в этом ее сущность и предназначение? Если же она толкает тебя к самоубийству, то что-то тут не так. Не находишь?
– Мне проще думать, что что-то не так со мной, а не с верой или Богом. Бог, в конце концов, вечен, всемогущ и идеален.
Вильям рассмеялся, вскинув бровь:
– Если он идеален и не терпит вариаций… той же сексуальности, почему он не создал идеальный мир с идеальными людьми, которые бы ходили ровным строем из церкви домой, из дома в церковь, распевая хором псалмы и синхронно перекрещиваясь? Он же всемогущ, так? Сделал бы себе и всем нам одолжение.
– Он не хотел играть в деревянных солдатиков. Он хотел дать людям свободу выбора, – ответил я.
– Вот именно, к этому я тебя и подводил, – улыбнулся Вильям. – Если уже он дал тебе выбор поступать на свое усмотрение, то должен уважать этот самый выбор. А если не хочет уважать его и собирается наказать за неправильное решение, то ему не стоило давать этот выбор вообще. Логично? Подумай над этим.
Здесь действительно было над чем подумать.
Вильям распахнул дверцу того самого Maserati, сел за руль и завел мотор. Я знал, что мы встретимся снова. У нас ведь теперь есть общая племянница, у которой будут дни рождения, выпускной в школе, Первое Причастие, свадьба, в конце концов. Мы будем видеться как минимум каждый год. А чаще, наверное, не стоит. Не стоит искушать Бога…
Внезапная мысль, что Бог тоже способен искушаться, как человек, была просто ошеломительной.
Если так, если Создатель Всего способен на такие же чувства, что и люди, то, может быть, Он в состоянии понять таких, как я?
– Ты любишь музыку? – спросил Вильям, опустив стекло и высовываясь из окна.
– Смотря какую, – ответил я.
– Настоящую, – усмехнулся он. – The Weeknd приезжает в Лондон на следующих выходных. У меня есть два билета в VIP-зону. Так близко к сцене, что увидишь капли пота на коже. Подумай и дай мне знать. До скорого, Реджи.
Он шутливо отсалютовал мне, надел солнечные очки и был таков. Его машина скрылась из виду, а я остался стоять на парковке, пытаясь успокоить дыхание и привести в порядок мысли и сердечный ритм. Забрался в машину, включил песню «Faith» от The Weeknd на своем телефоне и несколько минут, пока звучала музыка, сидел с закрытыми глазами, словно под наркотиками, словно парализованный. Потом достал из бардачка свою карманную Библию и открыл на той странице, где безумно красивым почерком были выведены три фразы:
Еще не время, но однажды мы встретимся.
У меня для тебя особый план.
Ты не один.
Сейчас в этих словах было еще больше смысла, чем я видел прежде.