Аспид [J.H.]

Глава 8

Я проснулась от шума города за окном и слепящего солнечного света, рвущегося в комнату из-за шторы. Хосслера нигде не было. Я позвала его и обошла квартиру – никого. В душевой на стекле кабинки застыли капли воды, на столе стояла выпитая чашка кофе, а крючок, на котором вчера висел плащ Джейдена, пустовал. На столе я нашла записку от него:
«Доброе утро. Уехал по делам, вернусь вечером. Дом в вашем распоряжении. Ключи от дома на барной стойке, но я очень прошу вас не выходить на улицу. Оставляю только на случай пожара или землетрясения. Х.»
Дальше был написан его номер телефона и нарисован пожар: домик с торчащими из окошка языками пламени, которые были больше похожи на растущую из окна траву, и орущим человечком с ртом-бубликом, застрявшим в этой траве.
Я улыбнулась. Жаль, что я не встала до того, как он уехал. Наверно, это было бы здорово – позавтракать вместе, обсудить еще что-нибудь этакое, вроде недостатков религии или проблем с семьей, смеяться за чашкой кофе, съесть вместе омлет, может, даже увидеть украдкой, как он выходит из душа: капли на торсе, мокрые волосы, полотенце вокруг бедер. Хотя нет, вряд ли он вышел бы полуголым. Скорей всего, надел бы тот стильный черный халат от Армани, который я заметила в ванной… Господи, даже не знаю, что выглядело бы сексуальней: он с полотенцем вокруг бедер или в халате, под которым ничего нет.
Я вздохнула и сделала себе кофе. Возможно, он просто не хотел, чтобы я липла к нему, как накануне, и именно поэтому ушел рано. Не знаю, что на меня вчера нашло. Он, конечно, очень привлекательный и не раз спасал меня: помогал прийти в себя, когда я напилась в доме родителей, накормил, когда узнал, что у меня нет денег, ограбил со мной квартиру (до сих пор смеюсь, когда вспоминаю) и дал крышу над головой – и у него отпадное чувство юмора, и улыбка, и мне кажется, что с ним я как за каменной стеной. Но разве этого достаточно, чтобы потерять голову?
«Да, – сказал мне мой внутренний психолог, нацепив очки и тыча в меня карандашиком. – Этого вполне достаточно, чтобы потерять голову вместе с мозгами».
Я поговорила с ним, со своим внутренним психологом, и в итоге согласилась.
День прошел быстро. Я распаковала свои вещи, запостила в интернет пару объявлений о частных уроках музыки, приготовила на обед суп, позанималась йогой и снова разогнала у пианино его эфемерную, магическую кровь.
Воспоминания о том, как Хосслер вчера смотрел на меня, пока я играла, не давали покоя. Меня возбуждала мысль о том, что он наблюдает за мной. Что его глаза следят за движением моих рук, что он видит мою спину (и задницу, так и быть) и то, как я покачиваюсь в такт музыке, одурманенная ею. Мне снова хотелось пить с ним вино, и чтобы он снова сказал, что я нравлюсь ему. Вот чем была занята моя голова весь день. И эти мысли затмили все остальное: ссору с отцом, неопределенность и даже печальную весть об исчезновении Дикси. Все отступило перед маленьким теплым чувством в груди, которое возникало каждый раз, когда я думала о Джейдене.
Ближе к вечеру я приготовила ужин, накрыла на стол, зажгла свечи. Уложила волосы и надела свое самое красивое платье. Я соскучилась по Хосслеру. Не могла дождаться. Вчерашний вечер был необыкновенным, и мне хотелось повторить его. Горячая еда, вино, забавные разговоры наедине… Раньше в моей жизни не было ничего подобного, и теперь я хотела еще и еще, как голодающий, которого наконец-то пустили на банкет.
Но Хосслера все не было и не было. Ближе к одиннадцати я не выдержала и позвонила ему. Он долго не брал трубку, а когда ответил, то его голос звучал удивленно.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Нет, все в порядке. П-просто мне интересно, б-будете ли вы сегодня дома или… я могу лечь, не дожидаясь вас? – внезапно я начала спотыкаться на словах.
– Ложитесь, Кристи. Увидимся утром.
– То есть вас не будет совсем? – звучало это, конечно, нелепо, как допрос, но мне нужно было знать.
– Я вернусь после полуночи.
Я прислушалась. Фоновый шум состоял из гула голосов, приглушенной музыки и постукивания металла о фарфор. Он был в ресторане.
– Вы с кем-то? – спросила я, чувствуя себя почему-то ревнивой женушкой. Ужасное амплуа.
– Да, с коллегой, – ответил он.
И тут я услышала голос детектива Несси, который ни с чем не смогла бы спутать: низкий и сексуальный. Он ужинал с ней.
Я почувствовала, что теряю голос и телефон становится в руке таким тяжелым, что невозможно держать.
– Что ж, здорово, – прошептала я. – До завтра.
– Все точно хорошо? – спросил он.
– Да, абсолютно, не волнуйтесь, – соврала я и нажала отбой.
Лазанья почти остыла. Я убрала ее в холодильник. Задула свечи и вытащила шпильки из волос. Одиночество, крепкое и горькое, как абсент, хлынуло в душу. Я села за пианино. Оно уже ждало меня. Я опустила пальцы на клавиши и взяла первый аккорд – громкий и фальшивый. Диссонанс взлетел в воздух больной птицей и закружился под потолком в агонии. Ударила по клавишам снова и снова, превращая свое разочарование в музыку – тягучую и злую. Играла пять минут. Играла десять. Двадцать. Потом уронила руки в полном бессилии.
Мне нужен воздух. Прогулка. Движение. Иначе я сойду с ума.
Я сняла с крючка плащ и спустилась по ступенькам на улицу. Земля уже встретилась с ночью. Темнота и свет фонарей залили город: словно мазут смешали с абрикосовым джемом. Я увидела подсвеченную светом крышу какого-то храма вдалеке и двинулась в его сторону. Когда я дойду до него, сказала я себе, вся моя тоска и грусть испарятся. Потом я прочту молитву, поверну обратно, вернусь домой и снова буду принадлежать самой себе. Мое сердце будет свободным, моя голова – пустой, я отпущу фантазии о Хосслере в открытое окно – и они исчезнут. Пусть он проводит время с тем, с кем хочет. Кто я такая, чтобы грезить о нем? Кто он такой, чтобы жить в моей голове?
– Эй, зажигалки не найдется? – Рядом возник силуэт какого-то высокого парня. Я даже не заметила, в какой момент он приблизился ко мне.
– Нет, – ответила я, ускоряя шаг.
– Жаль. Куда идешь одна, такая красивая? – Он коснулся моего локтя, и я вздрогнула.
– Эй, – дернула рукой я. – Давай ты пойдешь своей дорогой, а я своей. Здесь полно машин вокруг, и если я заору и выбегу на дорогу, то тебе придется уматывать так, что коленки вывихнешь. – И я попятилась, надеясь, что он просто слегка пьян и одумается.
Но он и не собирался. И пьяным, по-видимому, не был. Сделал шаг ко мне, еще один и еще. Потом он вынул из кармана нож и помахал им перед моим носом. Я почувствовала, как становится влажным платье на спине.
– Давай сделаем так, – ответил он. – Ты делаешь то, что я скажу, и этот нож остается чистым.
Меня захлестнула паника, и я бросилась в сторону дороги, чуть ли не ломая ноги. Он нагнал меня в две секунды, зажал рот, и я почувствовала острие ножа, упершееся в мое ребро.
– Начнешь сопротивляться, и я пущу тебе кровь. Поняла? Теперь ты спокойно идешь со мной в мою машину, как послушная девочка. Ты же хочешь жить? Хочешь?
Я закивала, глотая слезы.
– И я хочу, чтобы ты жила. Поэтому мы сможем договориться. Сейчас ты отдашь мне свой телефон… Вот так…
Меня парализовал ужас – всепоглощающий, животный. Ноги подкосились. Кровь раздула вены, я чувствовала, как она гудит внутри, в каждом сосуде, горячая и ледяная одновременно. Незнакомец забрал у меня мобилку, довел до машины, тыча нож мне в бок, и велел сесть в салон. В машине уже сидел водитель. Мой похититель уселся рядом на заднее сиденье, и машина рванула с места.
– Давно не виделись, малышка, – сказал парень, снял с головы капюшон и широко улыбнулся.
Я не узнала его сразу: он сильно изменился, вырос и возмужал, его лицо было покрыто щетиной, а сильно отросшие волосы делали его похожим на рок-звезду – но зато я узнала эту улыбку, надменную и немного безумную.
– Соскучилась? – И Вильям Ричардс похлопал меня по щеке.
– Т-ты уже одной н-ногой за решеткой, – сказала я, заикаясь от ужаса. – А если не сядешь, то мой отец…
– Да-да, твой отец очень о тебе переживает, если ты ходишь по улицам без сопровождения двух шкафов.
– Отпусти меня! – завопила я.
– Будешь орать – и я пересажу тебя на твое традиционное место, – оскалился он, намекая мне на багажник.
Я вмазала ему по лицу и рванула рычаг двери на себя. Дверь распахнулась на полном ходу. Вильям схватил меня за шиворот, оглушительно матерясь.
– Тормози, Карлос! Твою мать, я же предупреждал тебя сидеть смирно!
Машина встала. Вильям вытащил меня из салона и затолкнул в багажник. Я и пикнуть не успела, как крышка захлопнулась над моей головой.
– Я уничтожу тебя, Вильям. Наступит день – и я уничтожу тебя!
– Какая ты опасная, – отозвался он. – Я просто плачу от страха…
                                    * * *
Сначала машина ехала по городу, потом мчала по скоростной трассе, потом снова замедлилась. Затем я услышала, как открываются металлические ворота и как со скрипом разъезжаются двери гаража. Послышался звук скрежещущего под колесами гравия, и я поняла, что меня снова везут туда, где я уже однажды побывала: в дом Ричардсов. Мотор заглох, Вильям вышел из машины и грохнул кулаком по крышке багажника.
– Я выпущу тебя отсюда, если будешь паинькой. Согласна?
– Даже не надейся, – ответила я. – Я буду паинькой где угодно, но не здесь. Ты намучаешься со мной, подонок. Обещаю тебе!
– Что ж, по крайней мере я спросил, – ответил он и ушел. Шаги стихли.
Я лежала в багажнике в позе эмбриона и была едва жива от страха. В прошлый раз все закончилось хорошо только благодаря чуду. Руки и ноги начали неметь, их словно пожирал миллион маленьких муравьев, и эта боль затмила все. Сначала я даже шевелиться боялась, но теперь колотила по крышке багажника и кричала. Без толку. Вильям не собирался выпускать меня отсюда.
Темнота и замкнутое пространство сводили меня с ума. Время потянулось не линейно, а урывками.
Мне было плохо. Страшно, тесно и больно. Однако, когда некоторое время спустя снова послышались шаги и Вильям, вновь ударив по багажнику ладонью, спросил, буду ли я молчать, если он выпустит меня, – я ответила, что скорее сдохну в этом багажнике, чем буду молча выполнять его приказы, и что если он хочет, чтобы я молчала, ему нужно просто пристрелить меня.
– Твою мать, – процедил сквозь зубы он и снова ушел, щелкнув выключателем.
Я провела в багажнике еще несколько часов. Возможно, больше, так как потеряла счет времени. Я совсем ослабла, но когда Вильям вернулся снова и распахнул багажник, мои силы словно утроились, и я завопила изо всех сил. Завизжала так громко, что, казалось, дрогнули стены. Вильям перевернул меня на живот, вывернул мою руку, чтобы обездвижить, и я тут же ощутила шлепок по мягкому месту и жжение. Этот подонок что-то вколол мне! То ли снотворное, то ли транквилизатор, потому что голова внезапно стала такой тяжелой, что я больше не смогла ее поднять.
                                 * * *
Я очнулась от того, что надо мной звучали голоса. И оба были мне знакомы. Один принадлежал Вильяму, а другой… Господи, какую же бурю этот второй голос вызывал в душе! Я открыла глаза и увидела, что лежу в постели в незнакомой комнате с приспущенными шторами и обоями в тонкую-тонкую полоску. Надо мной стояли двое, но, как я ни старалась, не могла различить их лица.
– Вильям, что ты с ней сделал?
– Да ничего я с ней не сделал. Просто дал шанс хорошенько выспаться. Скоро она отойдет.
– Какого черта? Почему ты просто не привел ее ко мне? Не все хорошо переносят транквилизаторы, ты не должен был. Она что, животное, по-твоему?
– Извини, бро, я бы, конечно, предложил ей душ с ужином, но мы с ней так и не договорились. Что касается твоего последнего вопроса: так лучше ты ответить мне на него.
– Она человек и заслуживает адекватного обращения.
Вильям только хмыкнул и ответил с насмешкой:
– Господи, как будто не ты сам попросил меня привезти ее, Джош!
                             * * *
Ни увещевания родителей, ни убийства родственников, ни рассказы о жестокости Ричардсов – ни слова́, ни действия – не смогли сделать со мной того, что сделала всего одна последняя ночь. Меня снова похитили, снова везли в багажнике, меня усыпили, как какое-то безмозглое животное, а теперь заперли в комнате без права покидать ее. Если бы сейчас в мою руку вложили пистолет, я бы наградила пулей каждого из них – и Вильяма, и Джоша, всю их родню и всех, кто им прислуживает.
– Здравствуйте, я ваша горничная, миссис Блум, – обратилась ко мне женщина неопределенного возраста с прической-ульем и с маленькими золотыми очками на носу. Прямо-таки фея-переросток. – Как вы себя чувствуете?
Я сфокусировала взгляд на незнакомом лице и подумала, что ее, пожалуй, я бы пристрелила тоже. Легко. Она коснулась моего лба, поправила мое одеяло и ласково улыбнулась.
– Мистер Джош не отходил от вас всю ночь. Он очень переживает.
Смех царапнул мое горло. Я подавилась им, как давятся костями.
– Скажите ему, что, будь у меня пистолет, я бы пристрелила его, не раздумывая.
Фея-переросток сдвинула брови и покачала головой. На ее щеках выступили два розовых пятна, как у куклы.
– Давайте я принесу вам завтрак?
– Вы знаете, что меня похитили? – спросила у нее я, едва сдерживая ярость.
– Да, она знает, – раздался чей-то голос.
Я повернула голову и увидела, что в дверях стоит мужчина – высокий и широкоплечий, темные волосы, ясные синие глаза. Ну прямо ангел, если не принимать во внимание то, что его фамилия Ричардс. Джош, которого я мечтала увидеть все эти годы. Боже, я ведь готова была отдать многое, только бы встретиться с ним снова. Но, видимо, правы те, кто говорит, что исполнившиеся мечты иногда хуже напасти…
Джош подал знак горничной и она вышла, вернее выпорхнула, постукивая каблучками своих туфель.
Медленно, словно пол прогнил и вот-вот мог обвалиться, Джош приблизился к моей кровати. Он изменился за эти пять лет, что минули с нашей последней встречи. То ли время было виной, то ли горе. Он был всего на четыре года старше меня, но сейчас – с заросшим щетиной лицом и глубокими тенями под глазами – выглядел гораздо взрослее. Он выглядел даже старше Хосслера, а тому было двадцать восемь.
– Здравствуй, Кристи, – сказал он. – Я надеюсь, что тебе лучше…
– Это ты распорядился похитить меня? А как же моя гребаная неприкосновенность, которую ты мне обещал?! Где же она?
– Она по-прежнему у тебя есть. Тебя никто не тронет. Просто какое-то время ты побудешь здесь.
Я рассмеялась. Хотелось вскочить и броситься на него с кулаками, и, наверно, я бы так и сделала, если бы не страшная слабость во всем теле после снотворного.
– Да катись ты к дьяволу! – Это все, что смогла вымолвить я, задыхаясь от переполнявшего меня разочарования.
Он пододвинул стул к моей кровати и медленно сел. Провел рукой по волосам, не глядя на меня.
– Отныне дьявол – это я. Дикси исчезла, и мне нужно знать, жива она или мертва. Твой отец может ответить на мои вопросы, только вот говорить он со мной отказался. Мне не оставалось ничего другого, как начать играть не по правилам. Когда он узнает, что ты здесь, то будет посговорчивее.
– Рассказать тебе кое-что по секрету? – спросила я. – Мой отец не явится за мной. Потому что зол на меня, как черт. Он лишил меня всего – жилья, денег, охраны – потому что я отказалась подчиняться ему. Он не явится, потому что я настолько мелкая разменная монета, что ему даже наклоняться за мной лень… Жаль, что Дикси сейчас тебя не видит! Она бы удивилась, глядя на то, в кого ты превратился!
Джош выслушал меня, потом сказал – вроде бы спокойно, но я видела бешено пульсирующую на его шее жилку:
– Я должен узнать, где она. Все остальное уже не имеет значения.
Я заглянула Джоша в глаза и не увидела там ничего хорошего. Все хорошее, что было там прежде, исчезло вместе с Дикси. Для меня же не осталось ничего: ни симпатии, ни сострадания.
– А если моему отцу нечего тебе сказать?
– Он заговорит, – ответил Джош с едкой усмешкой. – Рано или поздно.
– А я доживу до этого момента?
– Если будешь делать то, что я говорю.
– А если нет? – сквозь зубы процедила я.
Лжош вышел из комнаты, но скоро вернулся. В его руках была штуковина, похожая на ошейник для коров. Я дар речи потеряла, когда он склонился надо мной и попытался надеть мне его на шею.
– Пока ты в доме или недалеко от него, все будет в порядке. Но если ты отойдешь на значительное расстояние, я моментально узнаю об этом. Потом найду тебя и сделаю так, что убегать еще раз не захочется.
– Багажник, транквилизатор, а теперь ошейник? – усмехнулась я. – Что завтра? Заставишь меня лаять по команде?
Джош молча застегнул проклятую штуковину на моей шее. Потом положил руки на мои плечи и сказал:
– Когда все закончится, когда я найду и уничтожу эту тварь, я попрошу у тебя прощения за все это. И надеюсь, ты простишь меня.
Смешок выскочил из моего горла, резкий и злобный.
– Лучше надейся, что я промахнусь, когда доберусь до оружия, – сказала я ему.
Минуту он смотрел на меня не мигая. Потом достал из-за ремня пистолет, взвел курок и вложил его в мою ладонь. Пот выступил у меня на лице, когда он, управляя моей рукой, приставил пистолет к своему животу и сказал:
– Ты правда хочешь этого?
Мысли о ночи в багажнике пронеслись в голове ураганом. О да! Как бы я хотела отомстить! За похищение. За ошейник. За все, что невозможно забыть. За то, что уничтожил мое доверие и мою любовь!
Я сжала в руке оружие.
– Имей в виду, – проговорил Джош, – у него очень чувствительный курок. Если твой палец дернется – мои кишки в следующую секунду будут стекать по стене.
Я представила себе эту картину, и мой палец сам сошел с курка. Я опустила руку с пистолетом и расплакалась. Джош вынул его из моей руки, поставил на предохранитель и сунул обратно за пояс.
– Вот видишь. Тебе не нужна моя смерть, а мне не нужна твоя. Я хочу только ответов на свои вопросы.
Я забилась под одеяло, не в силах справиться со слезами. Да, ему не нужна была моя смерть, но моя жизнь была тоже ни к чему.
                                  * * *
Моя горничная не явилась на следующий день. Когда я проголодалась до смерти, то вышла из комнаты и принялась бродить по дому Ричардсов. Он практически не изменился с тех пор, когда я оказалась тут в прошлый раз. Разве что изменилась цветовая гамма интерьера и мебели – с черно-красной на бордовую с золотом – и прибавилось фотографий на стенах.
Я остановилась возле одной из них – огромной, в широкой раме, на которой Джош и Дикси были запечатлены в минуту абсолютной нежности. На нем безупречный черный фрак, на ней – нежное свадебное платье, щедро расшитое жемчугом. Он целовал ее в лоб, она прикрыла глаза и улыбалась… Кто бы он ни был – ее убийца, – он пошел против самого святого. Против любви. Плюнул в глаза Богу.
– Утречко, – услышала я позади.
Я резко обернулась. В проеме дверей, что из коридора вели на кухню, стоял Вильям Ричардс собственной персоной и держал вилку с наколотой на нее сосиской. Я почувствовала, как кишки внутри завязываются узлом. Я боялась его до одури. Будучи подростком, он уже был жесток. А сейчас, когда ему стукнуло двадцать, смог бы удавить меня голыми руками. Я попятилась.
– Я приготовил завтрак, дорогая, – сказал он лениво. – Поджарить тебе хлеб в тостере?
Я развернулась и пустилась бегом в свою комнату. Залезла в кровать и натянула одеяло до подбородка. Дверь не запиралась изнутри, поэтому оставалось только мечтать, как в детстве, что одеяло станет непреодолимой преградой между мной и монстром…
Сначала было тихо, но через минуту дверь бесшумно открылась, и Вильям вошел в мою комнату. В его руках был поднос с едой. Он поставил его на мою кровать и уселся рядом, закинув ногу на ногу. Я наблюдала за ним, совершенно парализованная от страха.
– Сейчас в доме только ты и я, и готовить тебе больше никто не будет. Поешь.
Я бы не смогла проглотить ни куска, даже если бы к моей голове приставили пистолет.
– Строптивая ты мне нравилась больше. Помнишь, как ты вломила мне в машине?
– Могу повторить, если только тронешь меня.
Вильям протянул мне чашку и расплылся в широкой улыбке. Так улыбаются акулы перед тем, как сожрать кого-то целиком.
– Чтобы вломить мне по-настоящему сильно, тебе придется хорошо покушать, мой ягненочек.
– Я не съем ни куска в этом доме. Лучше смерть. И ни ты, ни твоя омерзительная родня не заставят меня есть!
– Ты тоже была для меня омерзительна. Когда-то давно, – ответил Вильям и вернул на место чашку, которую я так и не взяла. – Предки всегда говорили, что Хакери – нелюди. Преследуют нас, охотятся, мешают жить, мешают работать. Первую жену отца отправили на тот свет вместе с детьми. В отца стреляли так часто, что мы шутили, что скоро в него вместо дуршлага можно будет макароны откидывать. Мать двинула в политику, только бы остановить твоего чокнутого папашу, и я перестал видеть ее дома. Бесился. Ненавидел вас все больше и больше. Думал, вы звери, животные. И только в ту ночь, когда я похитил тебя с дискотеки, понял, что нет. По крайней мере, не все из вас. Ты не взяла пистолет, когда Джош положил его перед тобой. А ведь могла бы. Могла бы выстрелить, но не стала… я всегда мечтал убить монстра. Поэтому это было почти обидно, что ты оказалась человеком.
– Человеком? Неужели? – усмехнулась я. – Которого ты тем не менее снова засунул в багажник, а потом угостил снотворным, как…
– Я просил тебя молчать, Кристи, вести себя тихо. А молчание в ту ночь было равноценно жизни, – сказал Вильям, понижая голос. – Знаешь почему? Джош попросил меня найти тебя. Несколько дней я тебя выслеживал. А когда наконец выследил и привез, оказалось, что брат пьян в дрова. А может, и хуже, под наркотиками. И тогда я решил не говорить ему, что привез тебя, потому что… не знаю, как бы это закончилось. Он и так не в себе после исчезновения Дикси… Если бы он услышал тебя, то пришел бы за тобой. А никакая дверь, если в нее хочет войти Джош, не выдержит… я мог или оставить тебя в багажнике до утра, или дать снотворное. Ах, ну разве что еще замотать тебе рот скотчем, но не думаю, что это понравилось бы тебе больше. Лично я бы предпочел снотворное, чем отдирать проклятый скотч с лица вместе с кожей… в любом случае прости меня. Ты однозначно не заслуживаешь такого обращения. И если бы не исчезновение Дикси, я бы пальцем тебя не тронул, – закончил он.
Вильям Ричардс, приносящий мне извинения, – я бы и во сне не смогла вообразить этого. Кажется, у меня задергался глаз от изумления.
– Ты так странно смотришь на меня, детка, – хмыкнул он. – Неужели я начал тебе немножко нравиться? Смотри, как бы к концу дня ты не стала моей верной фанаткой… а теперь поешь.
Вильям встал с кровати, матрас вместе с подносом покачнулся – и стоящая на нем чашка опрокинулась прямо на мой завтрак. Кофе залило аппетитные сэндвичи с тунцом и салями. Тайлер выругался.
– Боюсь, моя прелесть, тебе все же придется спуститься и позавтракать со мной, – сказал он и протянул мне руку.
Своей руки я не дала, но все же решила последовать за ним. Вдруг мне удастся втереться к нему в доверие и сбежать отсюда?
На кухне Вильям усадил меня за обеденный стол и засуетился вокруг не хуже моей сиделки. Передо мной возник новый завтрак. Бутерброды на свежем хрустящем хлебе и ароматный кофе, посыпанный корицей.
– Можно мне снять ошейник? – спросила я. – Хотя бы на время. Он очень натер мне кожу.
– Нет. Он на кодовом замке. А код знает только Джош. Когда твой папочка явится за тобой, Джош снимет с тебя ошейник.
– Я не думаю, что мой отец похитил ее. Дикси носила крестик. Он бы не стал…
– Это все просто предположения. А Джошу нужна правда. Он не успокоится, пока все не выяснит. – Вильям сел напротив с чашкой. – Он из-под земли этого ублюдка достанет. А потом я даже знать не хочу, каким способом убьет его.
– Джош не убийца, – сказала я зачем-то.
Вильям посмотрел на меня так, словно я была не в себе и бредила. Потом, сладко улыбаясь, спросил:
– Ты, наверно, из тех дурочек, которые тигра-людоеда называют «кисонька», а у серийных маньяков берут автографы? Дикси, конечно, смогла его приручить, но ее больше нет. И того Джоша, который когда-то отвез тебя домой, тоже нет. Не советую провоцировать его. Думаю, ты хочешь дожить до того дня, когда папочка наконец явится за тобой, поэтому… помалкивай и будь умницей.
– Сложно не быть умницей, когда с тобой обращаются как со скотиной на ферме.
Я сунула пальцы под ошейник: кожа под ним ужасно зудела, а местами покрылась кровяными корками.
– Дай взгляну. – Вильям протянул руку и приподнял ошейник одним пальцем. – Тут где-то была обезболивающая мазь от ожогов. Думаю, поможет.
Он встал и принялся рыться в кухонных шкафах. Наконец нашел тюбик и сел рядом.
– Откинь голову…
Странное это было ощущение: знать, что тебя лечит та же рука, которая еще вчера приставляла нож к боку. Пальцы Вильяма скользнули вверх по моей шее, стало щекотно, и я невольно улыбнулась. Мазь содержала ментол – приятный холод лег на кожу, успокаивая ее.
– Зря природа наградила тебя такой тонкой кожей, Хакер. Тебе гораздо больше пригодилась бы пуленепробиваемая броня…
В этот момент входная дверь распахнулась.
Я узнала ее с первого взгляда. Джована – пчелиная королева улья Ричардсов – вошла в дом, сбрасывая на изгиб локтя черный плащ. За ней следовала Оливия – сестра-близнец Вильяма, – ослепительно красивая юная брюнетка с глазами, холодными, как лед. За Оливией вошел Джош – бледный, как мел. Рядом с ним был их старший брат Десмонд. Я узнала его, хотя раньше видела только на фотографиях.
Я почувствовала, как мое тело наливается свинцовой тяжестью. Как немеют руки, ноги и лицо. Как парализующий страх растекается по всем клеткам…
Первой остановилась Джована. Ее ледяной взгляд пригвоздил меня к месту. А за ней остановились все остальные. Должно быть, они были в курсе планов Джоша похитить меня. Но уж точно не ожидали увидеть меня посреди кухни, за столом, как ни в чем не бывало уплетающей завтрак и подставляющей Вильяму шею для нежных прикосновений.
Моя одежда, какая-то старая пижама, была просто убожеством по сравнению с роскошными нарядами Ричардсов. Моя расслабленная поза – оскорблением дома, который потерял молодую хозяйку. Мое лицо – лицо Хакер – отвратительным напоминанием о том, кто повинен в исчезновении прекрасной Дикси.
Я почувствовала себя слепым котенком, которого бросили в клетку к бойцовским собакам. Злым собакам.
Джована повернулась к Джошу и сказала:
– Ты рехнулся? Она сейчас же должна отправиться домой. Сейчас же!
Она перешла на сербский, словно на этом языке до Джоша скорее дошло бы. Ее речь звучала быстро, гневно и была похожа на низкий рык львицы. Но он остановил ее жестом и ответил сквозь зубы:
– Она поедет домой, только когда ее проклятый папаша явится сюда и потолкует со мной. И иначе никак.
– Ты подставляешь всю семью, Джош. Мне жаль Дикси, но мне нужно беречь всех вас. А похищенная Хакер в нашем доме – хуже чумы.
– Тогда просто съезди в Сербию на пару недель, пока я буду все решать дела с Хакером. И все остальные тоже, адьос, – сказал он. – Но она останется здесь, пока за ней не придут.
– Иди за мной, – приказала Джована, опасно прищурившись и вцепившись в его локоть, и они вышли из кухни.
– Лазанью будешь? – спросил у меня Вильяи, хмуро глядя им вслед.
– Она оскорбляет память Дикси, сидя за этим столом, – сказала Оливия, пронзая меня глазами.
– Оливия, если она не будет есть вообще, то у нас тут будет труп Хакера, – саркастично ответил Вильям. – А за трупом Хакера, ты знаешь, обычно следует труп Ричардса. Ты согласна им быть?
– Да пошел ты к черту, каркаешь тут! – огрызнулась Оливия.
– С удовольствием, меня тошнит от твоей кислой физиономии, – сказал ей Вильям, взял меня за руку и повел из кухни прочь.
Когда мы вышли, то снова увидели Джовану и Джоша. Он стоял у огромного окна и смотрел, как ветер раскачивает кроны вековых сосен и как темно-серое небо затягивают тяжелые тучи. В стекле я видела отражение его пустого взгляда – так смотрит человек, который потерял все. Джована стояла рядом и что-то тихо ему говорила.
– Я тоже любила ее, Джош! – крикнула я, обращаясь к нему. – Если бы я только могла вернуть ее тебе, то ничто не остановило бы меня!
Но он даже шелохнулся. Его словно окружал невидимый щит, за который не проникали ни звуки, ни сожаления, ни плач. И только Джована повернулась ко мне, но на ее лице я так и не смогла прочесть ни одной эмоции.
                                    * * *
В ту ночь ветки хлестали по стеклу, дождь заливал окна, сумерки раскрасили комнату в синий. Я лежала в своей комнате в кровати, отравленная такой печалью, что и жить не хотелось.
Моя горничная тоже выглядела опечаленной, когда принесла мне ужин.
– Джош – сильный человек, – ни с того ни с сего начала она. – Но порой судьба подкидывает такие испытания, после которых не каждый найдет в себе силы жить дальше… я боюсь, как бы он чего с собой не сделал. Сегодня я убирала в его комнате и краем глаза увидела на столе завещание. Оно было датировано сегодняшним днем.
– Что? – нахмурилась я.
Она кивнула, и я заметила, что в ее глазах стоят слезы.
Я наспех доела последний кусок вишневого пирога с черно-красными, запекшимися ягодами и минуту лежала с закрытыми глазами, рисуя в памяти красивую, веселую Дикси с нежным взглядом.
– Миссис Блум, я хочу поговорить с ним.
– Завтра я передам мистеру Ричардсу вашу просьбу. Сегодня его лучше не беспокоить.
– Завтра может не наступить, если у него под рукой есть оружие. Вы знаете, где его комната?
Она знала. Нужно было подняться на третий этаж, повернуть налево и идти до конца коридора. И тогда упрешься в дверь спальни Джоша. Только надо бы дождаться глубокой ночи, иначе по дороге туда кто-нибудь из Ричардсов обязательно спустит меня с лестницы.