С утра в субботу лил дождь. Легкий, кроткий и не успевший надоесть. Солнце то и дело выглядывало из-за туч и, убедившись, что всё в порядке, пряталось снова. Винни готовил с самого утра, как одержимый, повязав фартук и закатав рукава, как заправский шеф. Софи украшала дом розовыми и голубыми шарами. Мне не разрешили даже тесто взбить, поэтому я просто сидела у камина, закинув ноги на журнальный столик, читала всем анекдоты и изображала «покерфейс», когда Софи пыталась задавать мне наводящие вопросы относительно пола моего ребенка.
Я хотела, чтобы Джейден узнал первым. Ну или хотя бы не позднее всех.
– У тебя сегодня розовый лак на ногтях и розовые носки, что дает мне основания предполагать… – начала было Софи.
– Даже не пытайся, – рассмеялась я. – Под пытками не скажу.
– Тогда, может, скажешь, какую глазурь использовать для торта, розовую или голубую? – вступил в схватку Винни.
– Зеленую, – хихикала я.
– Зеленую так зеленую, – улыбался Винни. – Чего еще я ожидал от ирландки.
В гости пришли наши соседи. Кио – давний приятель Джейдена и Софи, который не так давно перебрался из Дублина сюда на остров и открыл тут свой бар. И новоиспеченные молодожены Сабрина и Купер, которые решили отпраздновать медовый месяц вдали от цивилизации и сняли дом на соседнем холме. Кио принес два ящика ингредиентов для коктейлей и заверил меня, что приготовит для меня такой безалкогольный коктейль, что я всю оставшуюся жизнь ничего другого пить не буду, ха-ха. Сабрина была родом из Норвегии и испекла традиционный норвежский фруктовый пирог, один запах которого свел всех с ума. Все пили сидр (все, кроме меня и моих телохранителей), пытались угадать пол моего малыша и завалили меня подарками, которые я вовсе не ожидала.
К полудню на черной ауди с тонированными стеклами приехали Рейчел и Агнес. Моя мачеха была удивительно стильной женщиной: изысканная прическа, дорогие аксессуары, одежда, обманчиво простая и скромная, но стоившая больших денег. Один плащ от Maison Margiela тянул на четырехзначную сумму. Но при всем при этом она была удивительно простой в общении, как бармен или бариста. Видели бы вы, как просто она скинула свой плащ на спинку стула, открыла банку сидра и принялась болтать с моими гостями о работе и жизни на острове.
Агнес носилась по дому, интересуясь буквально всем. Устройством камина, стадиями развития ребенка, рецептом норвежского пирога, расписанием работы переправы. Смешила меня своими рассказами о школе, корейской поп-музыке, которую она украдкой слушала в пансионе с подружками, и планах на следующее лето. Вслух размышляла о том, пользовался ли бы популярностью христианский Диснейленд, если бы кому-то вздумалось открыть такой, и смог ли бы Иисус стать звездой «ТикТока», если бы жил в наши времена. Она задавала необычные, рвущие шаблоны вопросы, которые бы очень не понравились нашему отцу, услышь он их. В ней зрел маленький мыслитель, которому было тесно жить в тех рамках, которые очертила для него религиозная семья. Еще год-два, и как бы в семье не появился еще один изгой…
Не было только одного человека, который был нужен мне в тот вечер, как воздух.
Он так и не смог приехать.
– Кристи, я буду только завтра утром. Не успею до закрытия переправы. Мне очень жаль, – сказал мне Хосслер по телефону.
Я сглотнула вставший в горле комок. Множество не самых приятный мыслей роилось в голове, но жизнь давно научила меня, что открытая конфронтация никогда не приводит ни к чему хорошему. В конце концов, я ведь носила не его ребенка, так что даже требовать ничего не могла. Мы были двумя людьми, которых судьба швырнула друг другу в момент полного хаоса, которые чувствовали взаимное притяжение и планировали быть вместе так долго, насколько получится. Но, раз уж быть до конца откровенной, мы не были мужем и женой, мы никогда не обсуждали будущее наших отношений, и ребенок, которого я носила, молчаливо свидетельствовал о том, что когда-то я сходила с ума по другому мужчине.
– Конечно, – ровно ответила я. – Увидимся.
– Скажи что-нибудь. Ты злишься? – прямо спросил Хосслер.
– На что мне злиться? Ты ничего мне не должен. Ни мне, ни тем более ребенку.
– Кто родится?
– Ты бы узнал со всеми, если бы приехал, – ответила я, не в силах сдержать эту маленькую колкость. Она таки просочилась с моего языка, как капля яда из пасти аспида. Я нажала отбой, перевела телефон в беззвучный режим и спрятала его в ящик стола.
Гости уже ждали меня. Софи вошла на кухню и с тревогой наблюдала за тем, как я пытаюсь справиться с эмоциями. Когда узнала, что Джейден не приедет, обняла меня и попросила не делать поспешных выводов.
– Однажды он не явился на мой день рождения и ничего толком не объяснил. Потом выяснилось, что сломал руку и был не в состоянии сесть за руль. А мне ничего не сказал, чтобы не волновать. Если он не смог, у него есть на то причина.
– Скорей всего, так и есть, но сейчас мне больно. Я так хотела, чтобы он узнал первым, кто у нас родится. Вернее, у меня. Конечно же, у меня. Он не обязан быть частью нашей жизни или помогать мне растить ее. В конце концов, мы друг другу никто. Просто спим вместе и делим проблемы, потому что так всем удобно. Но… Боже, я почему-то возомнила, что мы больше, чем просто любовники. Что мы немного… семья.
– Вы семья, Кристи. И он докажет тебе это. – Софи обняла меня и добавила: – И ты проговорилась. С дочкой тебя.
* * *
Я не позволила тоске и разочарованию захватить меня. Замела их в уголок и постаралась сделать праздник уютным и радостным. Управлять своим настроением на самом деле не очень сложно. Нужно просто отложить некоторые вещи на потом: грусть – потом, выяснение отношений – потом, неприятные разговоры – потом, последствия – потом.
А сейчас только шутки. Сладкое. Смех. Танцевать под Tones and I. Пытаться произнести «ваше здоровье!» по-норвежски. Заставить гостей лопать шарики и искать маленькую записку, на которой я написала, кого жду. Подливать Рейчел вино, глядя на то, как забавно она пьянеет, танцует, шутит с моими телохранителями. Она была всего на пятнадцать лет старше меня, ей и сорока не исполнилось, она еще не изжила себя и не разучилась веселиться.
Ближе к полуночи гости разошлись по домам. Винни и Софи уехали в ее дом. Рейчел уснула в комнате для гостей. Агнес я отдала вторую спальню, которая пустовала с тех пор, как я перебралась к Джейдену.
Она пришла ко мне ночью, устроилась под боком, тихо сопя.
– Я скучаю по тебе, Кристи, – прошептала она. – Жаль, что мы не можем видеться чаще.
– Еще как можем. – Я поцеловала ее в макушку.
– Нет. Папа не хочет, чтобы мы общались. Маме пришлось соврать ему, что мы едем в гости к тете Шинейд. Я думаю, что если соврать один раз, то Бог не рассердится. А если много, то да. Поэтому мама не может много врать…
– Не может, – согласилась я. – Но вдруг все однажды изменится? Может быть, папа изменится. Он сильно злился на меня в тот вечер, когда вы вернулись домой после похорон?
– Да. Он поссорился с мамой. Она кричала на него.
– Рейчел кричала на папу? – изумилась я.
– Ужасно. А он на нее… Поэтому мама потом не поехала на поминальный банкет. Если бы не Джейден, папа, наверно, и там устроил бы какой-то скандал, потому что был как не в себе…
– Джейден был на поминальном банкете после похорон? – выдохнула я, привстав на локтях.
– Да, – кивнула Агнес.
– Что он там делал? – спросила я, внезапно охрипнув.
– Что и все делают на поминальном банкете: пил, разговаривал с людьми, курил сигары с папой…
Я поднялась с кровати, чувствуя прилив жара. Мое лицо пылало. Руки тряслись. Дыхание сбилось, словно мне только что врезали в солнечное сплетение.
– Агнес, ты точно все запомнила? Джейден курил с папой сигары?
– Да, – подтвердила она, хмуря лоб.
– А что еще? Может, они ссорились? Может, Джейден кричал на него?
– Нет, они просто курили сигары и спокойно говорили. Как обычно, когда Джейден приходит к нам в дом.
– Джейден до сих пор приходит в наш дом? – Я начала метаться по комнате, но, заметив, что пугаю Агнес, взяла себя в руки и села на кровать.
– Да, – сказала Агнес тише, чем обычно.
– И часто?
– Да. Каждую неделю. Иногда чаще.
– И о чем он говорит с папой? Ты когда-нибудь слышала, о чем они говорят?
– Кажется, папа просит Джейдена делать для него разные дела. Потому что Джейден, уходя, говорит папе: «Договорились» или «Я понял».
Я заставила себя глубоко дышать. Вдох. Выдох. Сердце колотило внутри, как бешеное.
– А после поминального банкета ты видела Джейдена?
– Да, – сказала Агнес. – Он снова заглядывал к нам. Я спросила, как у тебя дела, и он сказал, что лучше не бывает.
– Спасибо, милая, – прошептала я. – Спасибо, Агнес…
– Ты в порядке? Ты не злишься на меня? – внезапно спросила она, обнимая меня. – Я не хотела тебя расстроить.
– Что ты, дурочка, – ответила я. – Я совсем на тебя не злюсь. Просто… я съела много сладкого, и теперь у меня болит живот.
– Сходи попей воды, – улыбнулась Агнес. – И помолись! Мне это всегда помогает!
– Так и сделаю, – прошептала ей я, поцеловала ее в нос и вышла из комнаты.
Я шла вниз по ступенькам, как пьяная. Медленно и цепляясь за перила. Кружилась голова, и тряслись колени. На кухне горел свет. Коннор не спал, смотрел какое-то кино, время о времени поглядывая на видео расставленных вокруг дома камер. Я прошла мимо, набросила кофту, принялась открывать дверные замки.
– Куда вы, Кристи?
– Мне нужно глотнуть свежего воздуха.
– Слишком поздно. Оставайтесь дома.
Я повернула в двери ключ, распахнула дверь и шагнула за порог. Холодная ноябрьская ночь хлынула на меня водопадом. Я подняла голову и уставилась в небо. Боже, какое же оно огромное. Бессмертное. Бесчувственное. Как бы я хотела быть такой же, как оно. Ничего не чувствовать. Ни о чем не думать. Ни о чем не переживать…
– Кристи. – Коннор в ту же секунду оказался рядом и положил руку мне на плечо. – Как насчет прогулки утром?
– Мне нужен воздух, Коннор, иначе я сойду с ума.
– Что случилось? – нахмурился он.
– Я хочу пройтись, – сказала я, глотая слезы. – Мне нужно что-то сделать, чтобы не двинуться…
Он вздохнул и набросил куртку:
– Хорошо, идемте вместе. Только недолго.
Мы отошли от дома в сторону сада и… меня накрыло. Я упала на колени и разрыдалась. Боль текла наружу вместе со слезами, но внутри ее было так много, что не хватило бы никаких слез.
Коннор поднял меня на руки и понес в дом. Я не могла даже шевельнуться. Внес меня внутрь, посадил у камина, дал мне несколько таблеток и стакан воды. Напомнил, что в доме ребенок и мой плач может ее напугать. Он говорил об Агнес, но я инстинктивно схватилась за живот. Ведь моя нерожденная дочь тоже все слышит. Она слышит и, наверное, тоже волнуется. Я чувствовала внутри ее движения.
– Что произошло? Я могу как-то помочь? – спросил Коннор, присаживаясь передо мной на корточки.
Мне не хотелось ничего говорить, но слова вдруг поперли из меня сами. Словно я наглоталась отравы и теперь могла избавиться от нее только одним способом: высказавшись.
– Мой парень по-прежнему работает на моего отца. После всего, что тот со мной сделал. После того, как он чуть не убил меня. После реанимации и трех недель в больнице. После всех этих оскорблений, которыми мой отец осыпал меня на похоронах. Он во всеуслышание сказал, что моя беременность – это гнойник, из которого родится щенок. И после всего этого Джейден по-прежнему работает на него. И сегодня он не приехал, потому что мой отец, должно быть, подкинул ему работенку…
– Я надеюсь, это недоразумение, – наконец сказал Коннор, снова протягивая мне стакан воды.
– Недоразумение – это моя жизнь, – усмехнулась я. – Что бы я ни делала, куда бы ни шла, жизнь снова и снова швыряет меня лицом в пол, ставит ботинок на спину и давит, давит… Я держалась до сих пор, но сегодня она сломала мне хребет.
– Чтобы ни случилось, это не конец, – заметил Коннор. – Джейден завтра будет тут. Попросите у него объяснений. За каждым поступком стоит некая логика. И прежде, чем включать эмоции, нужно сначала попробовать понять ее.
– Я попытаюсь. Но, откровенно говоря, мне легче будет понять серийного убийцу, чем логику, стоящую за дружбой Хосслера с моим отцом.
Мне удалось взять себя в руки, но уснуть в ту ночь я так и не смогла. В каком-то маниакальном угаре начала наводить порядок в доме, драить шкафы, стены, пол. Дом был чистым, потому что Софи помогала мне поддерживать его в порядке и раз в неделю сюда приезжала пара парней из клининговой компании, которые натирали все до блеска. Разве что после вечеринки кое-где остались блестки и серпантин. Но в ту ночь мне приспичило довести дом до стерильной чистоты. Когда не можешь навести порядок в голове, то начинаешь упорядочивать пространство, словно эти вещи каким-то образом взаимосвязаны.
Рейчел и Агнес уехали ранним утром. Мачехе я ни слова не сказала о том, что узнала. Что она могла сделать, в конце концов? Забрать меня с собой в дом отца? Да я бы скорее пошла жить в лес, под мост, в лесную лачугу, чем туда.
Это было утро концентрированной тоски, меланхолии и беззвучной пустоты в голове. Утро холодного кофе, который я сварила, но забыла выпить, и безвкусной пищи. Солнце так и не вышло, утопло в серых облаках, ветер одичалым псом носился по степи, серое ноябрьское небо больше напоминало потолок психушки, чем, собственно, небо.
Шарики в гостиной, наполненные гелием, начали сдуваться и льнуть к полу. Время словно замедлилось: стрелки на часах еле ползли, как отравленные. Хотелось лечь и больше не открывать глаза…
* * *
Джейден приехал к полудню. К тому времени я уже взяла себя в руки и могла говорить, не задыхаясь от слез. Коннор и Оливер тут же ушли «чинить камеру, что смотрит на фасад, потому что пропал сигнал». В доме остались только я, Хосслер и огромное странное чувство неловкости между нами. Хотя мы еще ни слова не успели сказать друг другу.
Он обнял меня прямо с порога и сказал, что ему очень жаль, что он не смог приехать на праздник. Я стояла в его объятиях, безмолвная, одурманенная. Его близостью, его нежностью, теплотой. Он коснулся губами моего лба и снова попросил простить его. Объяснил, что некий человек, который был источником ценной информации в одном важном расследовании, собирался уехать из страны и только вчера с ним удалось поговорить.
На мгновение мне захотелось просто забыть обо всем, что сказала мне Агнес, вцепиться в Джейдена и больше никогда не отпускать. Плевать, почему он делает это – работает на отца. Быть может, ему просто нужны деньги, а нужда – это то, во что людей подло тыкать носом.
Любовь шептала мне забыть и отступить. Но змея внутри меня – гордая, яростная и все еще помнящая, как отец избивал меня в том лесу, открыла пасть, сверкнула глазами и подалась вперед.
– Ты по-прежнему работаешь на моего отца? – спросила она.
Хосслер не сразу ответил. Его грудь приподнялась, когда он глубоко вдохнул, и выражение лица на мгновение стало растерянным. Судя по всему, он пытался подобрать слова, заранее предчувствуя ссору. Он примирительно коснулся моей щеки, но я отпрянула.
– Мне приходится иметь с ним дело, но это ненадолго.
Я рассмеялась. Отошла от него и отвернулась. Почему-то вспомнила, как пахнет сырая земля и как она хрустела у меня на зубах, когда отец наконец прекратил меня избивать. Запах смерти, вкус гнили на языке, мои глаза, залитые липкой кровью, моей кровью…
– Ты же видел меня после избиения, Джейден… Ты видел, что он сделал со мной. Ты слышал, что он сказал мне на кладбище. Ты знал, через что мне пришлось пройти по его вине. И после всего этого ты по-прежнему можешь выполнять его поручения? Ходить с ним на банкеты? Курить с ним сигары? Говорить с ним? – всхлипнула я. – Серьезно?
– Кристи… – Он шагнул ко мне, но я вытянула руку, приказывая ему остановиться.
– Ответь. Это не самые сложные вопросы. Что заставило тебя забыть о том, что он сделал со мной?
– Я не забывал. Ни на секунду. Но сейчас у меня связаны руки…
– Это из-за денег? Он много тебе платит, не так ли? Не волнуйся, я не буду судить того, кто торгует ради них совестью. Просто скажи как есть!
– Я похож на человека, которому нужны деньги? – вскинул бровь Хосслер.
– Ты похож на человека, который пошел бы на все, лишь бы защитить меня! И поэтому я никак не могу понять, что тобой движет, когда ты предпочитаешь его общество моему! Когда я вынуждена придумывать убедительные объяснения, почему мой парень не рядом в важный для меня день! Если бы ты хоть намекнул мне, что можешь не явиться, я бы не стала устраивать вечеринку! Потому что люди смотрели на меня с жалостью, когда я сказала, что у тебя дела! А меня тошнит уже от жалости! Я даже не уверена уже, что ты со мной из-за любви. С каждым днем мне все больше кажется, будто бы тобой движет одно лишь сочувствие.
Он шагнул ко мне, но я снова остановила его.
– Я люблю тебя, Кристи! И жалость здесь ни при чем! Но есть вещи, с которыми я вынужден считаться. Я должен работать на твоего отца, так легче всего быть в курсе его следующего шага. Мне нужно знать, что он затевает, что он планирует, и это единственный способ защитить тебя и ребенка. Ей-богу, проще всего было бы пустить ему пулю в лоб, но последствия будут катастрофическими. Тогда весь клан превратится в осиное гнездо, которое будет жалить всех, кто не с ними. И в первую очередь это будешь ты! Потому что до Ричардсов им не так легко добраться! Зато ты – как на ладони, да еще и носишь ребенка Джоша!
– Если ты работаешь на него ради меня, то я готова облегчить твой моральный выбор. Я уеду из Ирландии. Уеду туда, где меня никто не найдет. Мир не скорлупа от ореха – он огромен, и в нем легко затеряться. И как только я исчезну, отпадет необходимость в том, чтобы брататься с моим отцом, чтобы играть по его правилам, чтобы торговать совестью во имя меня… Я хочу, чтобы наше будущее не пересекалось с делами моего отца ни в одной из точек. Чтобы мы были свободны от необходимости жать руку тому, кто бил меня ботинками в лицо! Я готова на все, лишь бы освободить нас! Давай уедем в Шотландию, Англию, куда угодно! Если тебе важны другие клиенты из Дублина, то я согласна уехать одна и подождать, пока ты не закончишь работу на них. Буду ждать сколько надо и перетерплю разлуку с тобой. Но ты должен порвать с моим отцом немедленно. Сегодня же. И здесь не может быть компромисса, как не может быть прощения его поступку!
– Хорошо. Хорошо, Кристи. – Он коснулся моей щеки и зашептал так ласково, словно пытался заговорить змею. – Я готов уехать с тобой куда угодно, и я понимаю твою растерянность и злость… Только я не смогу решить все за один день. Все не так просто, как кажется.
– Сколько времени тебе нужно?
– Я не знаю. Но не больше, чем несколько месяцев.
– Несколько месяцев?! – выпалила я, едва веря ушам. – Мой ребенок успеет родиться за это время! Что, если мой отец захочет увидеть его? Ты ведь сказал ему, что ребенок – твой. Что, если он захочет нагрянуть к нам в гости и поздравить тебя с пополнением в семье? Ты позволишь ему прийти сюда? Или если ему вздумается прийти на крещение, ты пригласишь его? Ты покажешь ему фотографию моего ребенка, если он попросит? Я не смогу спокойно жить, зная, что он в любую минуту может спросить у тебя, как у меня дела, и ты будешь вынужден рассказать ему. Обо мне, о ребенке, о том, что мы делаем, как мы живем!
– Господи, Кристи, я никогда не сделаю того, что может навредить тебе!
– Да! Ты просто будешь пить с тем, кто может!
Я видела, как он стиснул зубы, как заходили его желваки, как он сжал пальцами спинку стула, на которую опирался, – сжал так, что затрещало дерево.
– Все сложнее, чем ты думаешь… я не могу объяснить тебе сейчас некоторые вещи, но очень хочу, чтобы ты дала мне время для маневра.
– Нет. Все просто. – Я бросила перед Джейденом две фотографии, которые все это время держала в кармане, как напоминание о том, против кого я борюсь, и что я имею право требовать и имею право злиться. – Это фото из больницы. На случай если ты забыл, как выглядели мое лицо и тело после его побоев. И для меня все просто: ты либо со мной, либо против меня.
Он уставился на фото, резко выдыхая. Словно я заставила его выбирать между действительно сложными вещами. Хотя на самом все было проще простого: если этих фото для Хосслера недостаточно, чтобы не иметь ничего общего с моим отцом, то мне недостаточно его устных заверений, что он на моей стороне.
Мне нужны его поступки.
– Мне нужно доказательство, что ты со мной, и этим доказательством может стать только звонок моему отцу и прекращение с ним любых дел. Сейчас. Я знаю, за что я борюсь, Джейден. Я борюсь за право жить достойно, по совести, и не иметь ничего общего с теми, кто считает меня грязью под ногами.
Я протянула ему телефон, но он не взял его.
– Кристи, – выдохнул он. – Я не могу сделать это.
Я убрала фотографии снова в карман.
– Теперь я знаю, что ты имел в виду, когда говорил, что умеешь ради цели отключать все эмоции. И знаешь, что? Мне кажется, это не то, чем стоит гордиться. Гораздо более сложно суметь остаться человеком.
Я развернулась и пошла наверх, спотыкаясь на ступеньках. Сборы, как и в прошлый раз, заняли не больше десяти минут. Выходя из своей комнаты, я оглянулась на кровать, в которой еще не так давно занимались с Хосслером любовью. Я и представить не могла, что все способно рухнуть так быстро. В одно мгновение. Что отношения, полные любви, от полного краха отделяет всего один поступок или один разговор.
Потом я спустилась вниз, волоча за собой чемодан, и с раздражением уставилась на Хосслера , который встал у меня на пути.
– Я не могу отпустить тебя, – заявил мне он. – Ты останешься здесь, хочешь ты этого или нет.
– Это смешно.
– В том-то и дело, что нет. Ты вынуждаешь меня выбирать между дерьмовой ситуацией и еще более дерьмовой. Если я прекращаю работать на твоего отца, то теряю контроль над ситуацией и в итоге, вполне вероятно, теряю тебя. Если продолжу работать на него – то ты собираешь чемоданы и хлопаешь дверью. Что мне делать, Кристи? Почему ты не на моей стороне?
– Потому что я не смогу доверять тому, кто якшается с моим отцом! Я не смогу доверять тебе! Я буду жить в вечном страхе за себя и ребенка!
– Окей, тогда скажи мне: а просто уходя в закат, хлопнув дверью, оставшись без крыши над головой и охраны, ты сильно заботишься о себе и ребенке? Любой Хакер будет только рад пристрелить тебя, а потом спихнуть все на Ричардсов. Любой Ричардс будет счастлив добраться до тебя и снова сделать разменной монетой в разборках. Куда ты пойдешь, Кристи? Каков твой план? Просто швырнуть себя неизвестности навстречу?
– Я пока не решила. Но знаю одно: лучше смерть, чем пожимать руку моему отцу и прислуживать ему. А теперь открой дверь.
Хосслер с минуту молчал, потом сказал:
– У меня есть предложение. Ты остаешься здесь. Под этой крышей и с надежной охраной. Но сам я больше не буду приближаться к этому дому. Ты не будешь волноваться и не будешь переживать о ребенке. Это будет равнозначно побегу, только гораздо безопасней. И так будет лучше для меня, потому что я не буду винить себя в том, что не смог договориться с тобой. Согласна?
– Мне не нужен твой дом. И ничего от тебя.
– Тебе все равно придется снимать какое-то жилье, не так ли? Если у тебя есть лишние средства и ты ненавидишь чувствовать себя обязанной, можешь переводить деньги на мой счет. Мне все равно. Я буду брать за этот дом столько же, сколько стоит самая дешевая комната в самом дешевом мотеле. Так что для тебя разницы нет. И для меня тоже: сдавать этот дом кому-то еще я все равно не планирую. Жить здесь не собираюсь тоже. Теперь просто скажи, что ты согласна и оставишь телохранителей при себе, – и я готов убраться отсюда и не приближаться к дому на выстрел. Если ты умна, Кристи, а я знаю, что ты умна, и если у тебя все в порядке с инстинктом самосохранения, то ты примешь это предложение. Потому что места безопасней для тебя и ребенка ты все равно не найдешь.
Как ни хотелось мне шагнуть за порог и хлопнуть дверью, я осталась на месте. Он знал, чем соблазнить меня. Ради безопасности я готова была пойти хоть в огонь, хоть в воду, хоть вывернуться наизнанку. Человек, который хоть раз лежал на земле, истекая кровью, знает, что лучше безопасности ничего не может быть.
Хосслер принял мое молчание за согласие. Его взгляд перестал быть пристальным и напряженным. Смягчился. Он отступил и выдохнул.
– Умница, – хрипло сказал он, вынимая из моей руки ручку чемодана и отставляя его в сторону. – Я пришлю тебе банковские реквизиты, детали обсудим потом. Телохранители прилагаются к дому бесплатно, я по-прежнему буду платить им, так что об этом не беспокойся. Можешь нанять любых других людей, если не доверяешь моим, но поверь мне, они лучшие. Не отказывайся от общества Софи, она любит тебя. Если это необходимо, я могу перестать общаться с ней тоже, чтобы ты не чувствовала, что за тобой следят. Если что-то случится, то… – Он умолк на секунду, прикрыв глаза. – Нет, ничего не случится. Просто не делай глупостей. Все остальное – забота телохранителей… Прощай, Кристи.
Я смотрела на Хосслера, сжав челюсти, лишь бы не разреветься. Вот и все, он сделал выбор. Он будет продолжать работать на моего отца. Я буду жить на острове, на другом конце Ирландии. Он будет служить Хакерам. Я же буду вынашивать ребенка Ричардса. Он больше не явится сюда. Я поменяю все замки. Мы больше не пара, мы больше никто. Мы больше не будем вместе спать, принимать душ и целоваться. Нас больше нет.
– Прощай, Джейден, – тихо сказала я, сглатывая комок в горле.
Мгновение он смотрел на меня так пристально, словно фотографическая память внезапно отказалась ему служить и теперь ему нужно время, чтобы запомнить мое лицо. Потом его рука легла на мой затылок, притягивая меня, и он прижался губами к моим губам, прощаясь. Я онемела от нахлынувших чувств, от боли и шока. Голос, принадлежащий слабой и сентиментальной части меня, зашептал мне, что я совершаю ошибку. Но я не поддалась ему. И не ответила на поцелуй. Мои губы остались неподвижны, и руки тоже. Ни поцелуи, ни объятия уже не исправят того, что произошло. А в качестве прощания достаточно просто слов.
Хосслер отступил, отвернулся и, не глядя на меня, вышел из дома. Дверь бесшумно закрылась. Минутой позже я услышала звук мотора и скрежет гравия под колесами его машины.
* * *
Едва держась на ногах, я добралась до дивана и медленно села. Меня трясло, зубы выбивали барабанную дробь, пальцы вцепились в подлокотники, словно я сидела не на диване, а в лодке, которую унесло штормящее море. Мигрень стала буравить виски, въедаться в плоть и кость. Кислород в комнате словно иссяк. Хотелось выбежать на улицу и хватать воздух ртом…
Оливер и Коннор вернулись с улицы и огляделись.
– Джейден здесь? – спросил кто-то из них.
– Уже нет, – ответила я.
– А когда вернется?
Я поднялась с дивана и медленно оглядела комнату.
– Он не вернется. Все вопросы теперь можете решать со мной. Работать вы теперь тоже будете на меня. Не на Джейдена. Он отныне не может сюда входить так же, как и любой посторонний человек. Контракт вы переподпишете со мной, гонорар и условия останутся прежними: защищать меня и мое пространство. Также вы вольны расторгнуть его в любой момент. Вопросы?
– Он таки работает на вашего отца? – спросил Коннор.
Я только кивнула, не хотела рыдать при парнях. Видит бог, сейчас мне нужны все мои силы, чтобы суметь упорядочить все и взять ситуацию под свой контроль. Больше никаких слез. Сегодня я выплакала все.
Оливер тут же вынул телефон, набрал Хосслера и переспросил у него, действительно ли все так, как я говорю. Глядя на мой полоумный вид и красные глаза, наверно, предположил, что я могла тронуться умом. Потом, получив подтверждения от Хосслера, отвел глаза и молчаливо закивал, слушая.
Когда он закончил, я сказала:
– Это был последний раз, когда вы созванивались с ним и говорили, Оливер. После подписания контракта со мной вы больше не сможете делать это. Это важно, потому что Хосслер продолжает работать на моего отца, а отец не прочь уложить в землю и меня, и моего ребенка за то, что я предала клан. Этот дом временно перешел в мое распоряжение, и Хосслер здесь больше никто. Я запрещаю вам передавать ему какую-либо информацию обо мне и контактировать с ним по какому бы то ни было поводу. Как только у меня появятся другие варианты, я переберусь в другое место. Вопросы?
– Нет вопросов, – ответил Оливер, качая головой. – Джейден только просил передать вам, что коробка на пороге – она для вас.
– Проверьте, нет ли в ней взрывного устройства. Потом можете внести в дом, – сказала я сухо.
Оливер на мгновение вытаращился на меня, словно ушам не верил.
– Кристи, – осторожно сказал он. – Он же ваш парень. Я не знаю, что за кошка между вами пробежала, но…
– Начиная с сегодняшнего дня он не мой парень, – сквозь зубы ответила я. – И отныне он в списке тех, кому здесь не рады. Если вам трудно понять это, вы можете не подписывать со мной договор. Я не обижусь. В этом доме останутся только те, кто не верит никому снаружи.
– Окей, мэм, – без эмоций ответил Оливер и пошел за коробкой.
Я открыла ее, когда они с Коннором проверили ее и принесли домой. Внутри лежала большая белая плюшевая овечка с розовым бантом на шее и позолоченным колокольчиком. Подарок для моей дочери.
Ураган эмоций закружился внутри, но я не поддалась. Я знала, что поступила правильно. Хосслер мог бы порвать с Хакерами, если бы действительно хотел этого. Будь его чувство отвращения к моему отцу таким же сильным, как мое, он бы не остался рядом с ним ни на минуту. Будь жертвой Софи, уверена, Хосслер вел бы себя по-другому. Проблема заключалась в том, что все произошедшее со мной не возмутило его до той самой критической точки, после которой не остается ничего, кроме ненависти и отвращения. Он мог по-прежнему говорить с моим отцом, ходить с ним по банкетам и курить сигары. Он мог находиться рядом и здороваться с ним – жать ту самую руку, которая когда-то безжалостно выбивала мозги из моей головы.
Позволить Хосслеру быть со мной рядом и касаться меня после того, как он пожимал руку моему отцу, было далеко за пределами моей морали. Где-то между смехом над калекой и виктимблеймингом. Нет, никакие мотивы и никакие причины, даже вселенского масштаба, не могли оправдать его верность моему отцу.
– Коннор, у вас есть дети или племянники? – спросила я у своего телохранителя, захлопывая коробку.
– Есть племянница, – ответил он.
– Передайте ей это, когда увидите в следующий раз. Надеюсь, что ей понравится.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Аспид [J.H.]
Fiksi PenggemarАВТОР НЕ Я Это книга "Аспид - Кристина Старк", но она переписана под фд абг Будет 20 глав + Эпилог + 3 Bonusstory. Глав мало но они большие, от 4000 до 8000 слов. Приятного чтения💗 Между Хакерами и Ричардсами тянется долгая кровавая вражда. Пепел...