Аспид [J.H.]

Глава 7

Примирения с отцом не случилось. Мои подношения его совершенно не впечатлили, а извинения скорее утомили, чем обрадовали. Он выглядел раздраженным и мрачным, хмурился на каждое сказанное мною слово и избегал смотреть мне в глаза. Я чувствовала себя работницей благотворительной организации, которая пришла просить у скряги деньги для голодающих детей, а не родной дочерью.
– Ступай, Кристи, встретимся за обедом, – наконец сказал он, когда я в третий раз повторила, что люблю его и не хочу расстраивать.
Я бы предпочла остаться и говорить, пока конфликт не будет исчерпан, но отец хотел просто закончить разговор. Просто прекратить. Так что мне ничего не оставалось, как встать и выйти из его кабинета.
За обедом кусок не лез в горло. Я чувствовала себя лишней, чужой, непрошеной. Слава богу, Агнес болтала без умолку, смеялась и затевала с каждым разговор. Моя тоска и отчаяние были попросту не видны за всполохами ее детской непосредственности. А оставшуюся долю всеобщего внимания перетянул на себя Хосслер, который явился в компании своей коллеги, детектива Несси, и принялся выкладывать последние новости с «фронта». То бишь новости о Ричардсах и о том, что они замышляют.
Весь обед я думала о том, что вызывает у меня больше раздражения – презрительные комментарии моей родни о Ричардсах или напарница Хосслера, которая была яркой, собранной, деловой брюнеткой с низким сексуальным голосом и манерами президентского советчика. Боже, я рядом с ней казалась просто нескладной школьницей, еще не вылезшей из пубертата.
– Вам не о чем беспокоиться, мистер Хакер, в ближайшее время все будет тихо. Джована только что вернулась из Сербии, где похоронила отца, младшие Ричардси заняты своими проблемами, которых выше крыши. Как минимум до Рождества не стоит ничего опасаться, а уже после мы внедрим в их окружение своего человека: он сможет добывать ценную информацию. – Несса поправила волосы, отправила в рот оливку и игриво улыбнулась присутствующим. Как и положено той, что привыкла ко всеобщему вниманию.
– Благодарю, Несса, остальное мы обсудим как-нибудь потом, – сказал мой отец, бросив настороженный взгляд в мою сторону. Этот взгляд не ускользнул от моего внимания и ранил меня в самое сердце.
Он не доверял мне.
Мои руки затряслись так, что пришлось отложить столовые приборы. При этом я задела бокал с вином, и он опрокинулся. Вино хлынуло на скатерть и на подол моего платья. Я вскочила, потянулась за салфетками и опрокинула стул. Все лица повернулись ко мне, созерцая мою чудовищную неловкость.
Я вышла из-за стола и выбежала из гостиной. Мне понадобилось немало времени, чтобы успокоиться, собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
Самым правильным решением было бы просто не возвращаться, взять велосипед, на котором я сюда прикатила, и исчезнуть. Но Дон Кихот, что просыпался во мне каждый раз, когда со мной поступали несправедливо, грохнул мечом об землю и воскликнул: «Собственный отец не доверяет тебе, деточка! Что, ты молча проглотишь это и в слезах убежишь?»
– Ну нет, я не проглочу это молча и не убегу, – пробормотала я самой себе, сжав кулаки.
Я вернулась в гостиную. Там уже подавали десерт. Ни на кого не глядя, я села на свое место и плеснула себе еще вина.
– Несса, вы ранее упомянули о том, что планируете внедрить в окружение Ричардсов нашего человека. Очень интересно было бы узнать детали. Думаю, это будет непростая задача, не так ли? – поинтересовалась я, глядя на напарницу Хосслера в упор.
– Задача определенно не из самых простых, – тут же откликнулась та, ослепительно улыбаясь. – Но это долгий разговор, а я, кажется, уже и так утомила всех. Ваш отец в курсе всех деталей; думаю, он с удовольствием расскажет вам о них, когда мы уйдем.
– А мне интересно послушать именно вас, – так же ослепительно улыбнулась я.
– Что ж, если мистер Хакер не против, то я удовольствием… – дипломатично начала детектив, но мой отец тут же перебил ее:
– Наслаждайтесь десертом, Несса. Кристи, где твои манеры?
– Я сказала что-то не то, отец?
– Не вынуждай гостей говорить о работе.
– По-моему, мы только о ней и говорим. С начала трапезы я только и слышу «Ричардси-Ричардси-Ричардси»!
– Именно поэтому самое время сменить тему.
– Правда? А я тоже хочу знать то, что уже знают все. Я часть этой семьи. Я – Хакер. Разве нет?
– Тебе лучше знать, кто ты, – мрачно ответил отец.
– Ты не доверяешь мне, папа? Почему? Потому что я выросла и пытаюсь быть самостоятельной? Потому что мое видение веры отличается от твоего? Или потому что когда-то я дала клятву не вредить Ричардсам?
– Я расскажу вам, кто и как будет внедряться в их окружение, – вмешался Хосслер , глядя мне прямо в глаза. – Вы всё узнаете.
– Вы ничего и никому не скажете, Джейден, пока я вам не велю, – бросил ему отец.
Хосслер перевел ледяной взгляд на моего отца, но возражать не стал. Потом он посмотрел на меня – в его глазах ясно читалась поддержка и призыв не горячиться. Я посмотрела на Рейчел – она была похожа на человека, чей дом горит, но который слишком боится огня, чтобы бежать спасать тех, кто ему дорог. Агнес взволнованно хлопала ресницами, не совсем понимая, почему все ссорятся вместо того, чтобы скорее есть десерт.
– Ты несправедлив, отец, – встал на мою защиту Винни. – В списке людей, которым я бы доверил прикрывать свою спину, Кристи была бы первой.
– И в моем списке тоже, – выпалила Агнес, переводя на меня обеспокоенный взгляд. Вряд ли она до конца понимала, о чем речь, но точно хотела защитить меня.
– Дорогой, это же наша дочка, – подала голос Рейчел.
– А вы что скажете, Джейден? – мой отец повернулся к Хосслеру. – У вас прекрасное чутье, и я доверяю вам как никому другому.
– Что именно вас интересует, Джо? – спросил он, и внезапно я снова уловила в его речи шотландский акцент.
– Меня интересует ваше мнение о Кристи. Что вы о ней думаете, учитывая ее поведение, характер и взгляд со стороны? Думаю, вашему экспертному мнению можно доверять.
Мои щеки начали пылать. Отец говорил обо мне так, словно я и вовсе здесь не сидела. Или будто я была какой-то племенной кобылой, которую он собирался купить на аукционе. Да еще и интересовался мнением человека, который не принадлежал к нашей семье и знал обо мне немного. Что-то бесконечно обидное было в его театральном обращении к Хосслеру.
– Спасибо за обед. – Я встала, расправляя подол, все еще мокрый от пролитого вина. – Рейчел, все было очень вкусно. Винни, ты лучше всех. Папа, я пришла с чистосердечным раскаянием, а получила публичную порку. Ты доволен?
И я выбежала из гостиной, сорвала с крючка сумочку в прихожей и бросилась вон из дома, который когда-то был таким родным.
                                     * * *
Я была так ослеплена злостью и отчаянием, что грохнулась со своего велосипеда на полпути к въездным воротам. Разбила коленки и локоть. Пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться. Вот еще, я не буду плакать. По крайней мере, не здесь, не у всех на виду…
– Кристи!
Я обернулась и увидела Хосслера, который шел ко мне быстрым шагом.
– Вы в порядке?
– Нет. Но кому какое дело…
– Моя машина на парковке за углом, давайте я отвезу вас домой, – сказал он и протянул мне руку.
– Я в порядке, Джейден…
– Вы только что сами сказали, что нет.
– А вот вам прямо надо слушать, что я говорю! – выпалила я, утирая рукавом лицо.
– Как обычно, не мог отказать себе в удовольствии, – произнес он, взял меня под руку и повел к парковке. Мне нравились его уверенное прикосновение, спокойствие и еще его одеколон. Хотелось прижаться лицом к его рубашке и хорошенько поплакать. Может быть, я бы так и сделала, если бы не боялась замарать его воротник размокшей тушью.
– Вы вернетесь потом сюда? – спросила я.
– Нет, я сыт, и, кажется, по горло, – ответил он, и я рассмеялась.
– А как же Несса?
– А что Несса? – переспросил он.
– Я думала, вы встречаетесь.
– С чего вдруг?
– Это же очевидно. Вместе работаете, часто видитесь, колец на ваших пальцах нет, а вот потребности точно есть, – сказала я с видом эксперта.
Хосслер распахнул передо мной дверцу машины – на этот раз это был ярко-синий BMW-купе с хромированными дисками, по форме напоминавшими пятиконечные звезды. Ха-ха. Надеюсь, отец их не заметил, иначе бы его инфаркт хватил.
– Несса не обидится, если я подброшу вас домой. С вашими разбитыми коленками вы далеко не уедете.
Мои колени и правда выглядели не ахти. Я разбила их так сильно, что едва могла идти, но боли я не чувствовала. Гнев заглушил и притупил все чувства.
– Так значит, вы все-таки встречаетесь?
– Почему вас это так интересует? – усмехнулся он, выруливая на оживленную дорогу.
– Банальное любопытство.
– Насколько я знаю, христиане издревле считают, что любопытство – это порок, – стал поддразнивать он.
– Да без разницы мне, что там кто считает…
– Что-то мне подсказывает, что из вас не выйдет смиренной христианки.
– И что, вас это расстраивает?
– Нет, скорее радует. Мне нравятся бунтарки.
– А Несса – бунтарка?
– Почему мы постоянно возвращаемся к Несса?
– Потому что мне неловко, что вы оставили ее и я сижу тут на ее месте.
– Это не ее место. Мы не то чтобы встречаемся… – он замялся, подыскивая слова.– Ясно, – усмехнулась я. – Просто вместе спите.
– Я оставлю свою личную жизнь при себе, – сказал он, совершенно не раздражаясь. Мое любопытство скорее льстило ему, судя по ленивой улыбке.
– Ладно. Тогда и я оставлю свою личную жизнь при себе.
Которой у меня вообще-то нет. И не знаю, будет ли. Сейчас мне надо срочно найти работу, которая прокормит меня. А о личной жизни пока даже думать не стоит…
– О чем вы думаете? – спросил Хосслер .
– О том, что жизнь не такая уж простая штука, как кажется.
– Это точно. Но ничего, главное – отрастить нервы покрепче, и все будет хорошо.
– Считаете, у меня их нет? – спросила я.
– Сейчас вы слишком эмоциональны и ранимы, – ответил он, явно намекая на мой побег с ужина.
– А вы бы как поступили на моем месте? Представьте, что я – детектив мисс Хосслер. А вы – сын Джо Хакера, Гэбриэл Хакер. Ваш папаша сначала унижал вас весь вечер, а потом сказал: «Мисс Хосслер, что вы думаете о моем сыне? Как считаете, ему можно доверять?» – Я идеально спародировала голос моего отца, так что Хосслер даже рассмеялся.
– Я бы откинулся на спинку стула, спокойно ел свой десерт и слушал все те приятные и добрые слова, которые говорила бы обо мне детектив Хосслер, – сказал Джейден, лениво улыбаясь. – Потом поблагодарил бы мисс Хосслер за поддержку и посоветовал любимому папочке брать с вас пример и стараться видеть в людях хорошее. На прощанье крепко обнял бы его и шепнул в ухо: «До скорого, папаша». Потом вышел бы из дому в прекрасном настроении и пригласил бы мисс Хосслер на ужин, раз уж она такая милашка. Кристи, не стоит подставлять грудь под каждый морской вал – вас убьет! Лучше хватайте доску и скользите по волне, пока она сама не разобьется о берег. В отношении некоторых проблем лучше двигаться параллельно, чем перпендикулярно.
– Вы бы правда сказали обо мне хорошее? – поинтересовалась я.
– Еще как сказал бы.
– Тогда… Тогда я тоже хочу пригласить вас на ужин, раз уж вы такой милашка, – сказала я. – Что скажете?
– Вы не обязаны.
– А вы не обязаны отказываться. Я хочу есть, в доме отца кусок не лез в горло.
– А деньги откуда возьмете?
– Продам свою честь.
Хосслер рассмеялся, поотнекивался слегка для приличия, но таки принял мое предложение. Мне нужно было только заехать домой и сменить залитое вином платье. А потом я собиралась затащить Хосслера если не в самый лучший ресторан в городе, то в самую лучшую забегаловку на улице.
Мы поднялись до дверей моей квартиры, я достала ключи, сунула один из них в скважину и – он не подошел. Сначала я подумала, что перепутала ключи, потом подумала, что перепутала двери. А потом меня настигла ужасная догадка.
– Джейден, – пробормотала я, хватаясь за голову. – Отец, должно быть, распорядился поменять замки, пока меня не было…
– Вероятно, вас пытались ограбить и сорвали замок, – предположил Хосслер, но потом внимательно осмотрел дверь, замочную скважину, пол рядом с дверью, усеянный частицами древесной стружки, и согласился, что мой замок действительно заменили на другой.
– Я – бездомная, – пробормотала я.
– Я позвоню вашему отцу и обо всем расспрошу его.
– Делайте что хотите, – махнула рукой я, прислонилась спиной к двери и, как заводная кукла, чей внутренний механизм полностью разрядился, медленно осела на пол. Ноги просто перестали держать меня.
Хосслер спустился двумя этажами ниже и позвонил моему отцу. Я слышала его голос, но не разбирала слов. Когда он вернулся, то выглядел почти разъяренным. А когда заговорил, то я снова уловила акцент в его голосе.
– Боюсь, вы все-таки остались без жилья, – сказал он.
Я сглотнула ком в горле. Еще никогда мне не было так страшно. Я лишилась всего. Все мои вещи, вся моя жизнь – все осталось в этой квартире. Моя одежда, мои пластинки, мой ноутбук. Всё. Выдержка предала меня, и слезы хлынули по лицу. Макияжу, по-видимому, конец, но это не очень пугает, когда конец приходит вообще всему. Отец недвусмысленно заставил меня выбирать между жизнью по его правилам или жизнью под мостом.
– Ваши вещи – они все в этой квартире? – спросил Хосслер .
– Да. Но, видимо, отец теперь считает их своими вещами.
– Подождите меня здесь, окей? Я сейчас вернусь.
– Куда вы? – запаниковала я.
– У меня в машине есть что-то, что вам понравится. – И он ушел по ступенькам вниз, насвистывая какую-то мелодию, до боли знакомую.
Вернулся через пять минут, сунул в мой замок какую-то проволоку, металл зацепился за металл, и – боже правый! – моя дверь распахнулась. Я вошла и отключила сигнализацию, потом оглядела квартиру, не в силах поверить, что у меня просто взяли и отняли ее.
– Ну и долго вы будете стоять? – сказал Хосслер . – Этот код, который вы ввели на панели, вообще-то могли изменить. Теоретически, сюда вот-вот может нагрянуть полиция. Вперед. Несем все в мою машину.
Мои глаза полезли на лоб.
– Вы серьезно? Мы будем грабить мою квартиру?
– Ну вам же нужны ваш ноутбук и все остальное?
– Абсолютно!
– Ну тогда за дело, бездомная воришка. – И он подтолкнул меня вперед.
Я истерично рассмеялась и никак не могла успокоиться, пока набивала пакеты и сумки своим добром. Хосслер таскал все в машину. Мы уложились в десять минут, как профессиональные взломщики. Если полиция и приехала, то только чтобы глотнуть пыль, которую взметнули наши колеса.
– Я только что ограбила квартиру! – вопила я, когда мы мчали по трассе с полным багажником моих пожитков. Даже лимонное дерево туда влезло. – Я воришка!
– Стопроцентная, – кивал Хосслер , подмигивая мне.
– Представляете, меня могли поймать! А потом посадили бы. Ну или назначили общественные работы, учитывая, что это была бы моя первая судимость. Я бы подметала тротуары и мыла туалеты в государственных инстанциях. А вы бы мне помогали. Мистер Хосслер драил бы унитазы в своем плаще от Burberry и в часах Patek Philippe, а в багажнике своего BMW возил бы ершики и чистящее средство, – рассмеялась я. – Это просто… Просто умереть не встать.
– Мыл бы, – согласился Хосслер. – Я ужасно законопослушный.
– Я уже это поняла. В тот момент, когда вы достали отмычку, – расхохоталась я.
Я давно так не смеялась. Просто до боли в горле. И сам факт, что я смеялась, оставшись без крыши над головой, о многом говорил. О том, что я как минимум сошла с ума. Или у меня биполярное расстройство. А Бог уже просто махнул на меня рукой, ужаснувшись тому, как быстро я умею совать драгоценности в карманы.
– Отвезете меня в отель? – спросила я, улыбаясь своим мыслям. – Спасибо за все, что вы для меня сделали. Я унесу в могилу ваш секрет. Ну этот, касательно отмычки. – Я провела пальцами по губам, словно застегивая рот на невидимую молнию.
– Отель? – переспросил Хосслер. – У вас нет денег на приличный отель.
– Ну, мне не очень нравятся скамейки в парке, так что…
– Вы поживете у меня.
– Серьезно? – моргнула я. – Нет-нет, не покатит. Вы не должны совершенно. Слушать мой храп по ночам – это страшнее, чем мыть унитазы, поверьте. И еще весь мой хлам займет полквартиры и…
– Ладно. Я отвезу вас в гостиницу, но раз уж Хилтон вам не по карману, придется въехать в клоповник. Думаю, вам понравится. Это будут незабываемые впечатления. Повидаете всю флору и фауну Ирландии, включая мышей, клопов, тараканов и все виды плесени в ванной. Соседи по номеру будут всю ночь устраивать концерты. А на матрасе, на котором вам придется спать, вполне вероятно, за день до вас предавался утехам какой-нибудь дальнобойщик с…
– Все, не продолжайте. Я поеду к вам.
– Вот и славно. Мы не будем друг другу мешать, я редко бываю дома. А если и бываю, то в основном сплю. И ваши вещи не займут даже десятой части квартиры. Потом найдете работу, подкопите денег и можете съехать. Но не раньше.
– Спасибо, – кивнула я, моргая, чтобы не дать слезам пролиться.
У меня точно биполярное расстройство: я то истерично смеюсь, то плачу последние несколько дней. Ничего, у Хосслера дома я выпью мятного чаю, включу Льюиса Капалди на своем проигрывателе, поставлю на окно лимонное дерево, и все как-нибудь наладится. Все будет хорошо. Бог по-прежнему со мной и не злится на меня. Он все знает, все видит и понимает. И Он тоже смеялся, когда я бегала по своей квартире и совала в сумку свое нижнее белье и нотные тетради. И это Он послал мне своего ангела – неспроста же этого человека зовут Джейден, и не случайно же он умеет вскрывать замки! Ну в самом деле. Все просто как ми бемоль.
                                    * * *
Хосслер жил в огромном пентхаусе под самой крышей старого здания, нижний этаж которого занимали дорогие магазины. Окна по размеру скорее напоминали двери и упирались в пол, под высоким потолком висела большая старинная люстра, а стены покрывали темные обои с винтажным рисунком. Здесь было множество вещей, которые сразу же захватили мое воображение: массивные деревянные балки, удерживающие потолок; декоративный камин со сложенными пирамидкой дровами; ковер – то ли шкура оленя, то ли имитация. Все здесь словно намеренно не меняли еще с прошлого века. Только кухня была современной, с большим панорамным окном и барной стойкой с идеально гладкой черной поверхностью, отражавшей свет точечных лампочек в потолке. Если бы я увидела такое жилье в фильме, то сразу бы сказала, что тут живет главный злодей. Ибо только злодеи знают толк в красивых и необычных вещах. Не то что эти аскеты-протагонисты, которые, кроме спасения мира, больше ничем не интересуются.
– Ничего себе. Вы точно работаете детективом, а не приторговываете наркотиками?
– Вам нравится? – Он обвел глазами пространство гостиной.
– Очень… Это мой отец вам так щедро платит?
– Родители завещали мне наследство.
– Они умерли?
– К сожалению.
– Очень жаль… Вы сами тут все обставили?
– Эта квартира когда-то давно принадлежала моей матери. Еще до замужества. Я выяснил это относительно недавно, пришел к владельцу и выкупил ее. Он не сильно менял ее все эти годы. И я тоже не стал. Больше реставрировал, чтобы как можно дольше сохранить все, как было.
Я сняла туфли и ступила босиком на паркет. Тот встретил меня тихим вежливым скрипом. Минут десять я ходила по квартире кругами, разглядывая ее. Джейден тем временем повесил на крючок наши с ним пальто и исчез в кухне. Когда он вернулся, в его руках было две чашки.
– Вы без ума от этого места, не так ли? – спросила я.
– Пожалуй, да. Было здорово заполучить что-то, что когда-то принадлежало матери.
– Давно она умерла?
– Мне было два года.
– В самом деле? Значит, вы почти не помните ее… а знаете, моя мать тоже умерла, когда я была совсем крохой…
– Да, я знаю.
Мы немного помолчали, попивая чай. Я присела за барную стойку, перекатывая в руках чашку.
– Мне всегда говорили, что Ричардси похитили ее и сбросили из окна гостиницы. Пока однажды я не узнала, что, вероятно, это были не Ричардси. А она сама решила покончить с собой, потому что отец довел ее. Она сделала аборт, а это никак не укладывалось в религиозную картину его мира. Боюсь, уже не выяснить, что случилось на самом деле…
– Мне жаль, Кристи, – ответил Хосслер, усаживаясь рядом.
– Ничего… Это было так давно, и я так много думала обо всем этом, что чувство боли притупилось… Давно вы работаете у моего отца? – спросила я.
– Два года.
– А почему я познакомилась с вами только сейчас?
– А разве мы должны были познакомиться раньше? – спросил Хосслер, отхлебывая чай.
– Просто я вас раньше никогда не видела. Не припоминаю. На домашних обедах вас точно раньше не было.
– Вообще-то бывал, – сказал он.
– Да ладно! Мне ужасно стыдно, но я вас не запомнила.
– Я предпочитаю оставаться незамеченным.
– А кроме обедов мы еще где-то встречались?
– Пару раз я отвозил вас в церковь.
– Не может быть! – выдохнула я. – Вот теперь мне по-настоящему стыдно!
– Да бросьте, – отмахнулся Хосслер. – Игнор девочки-подростка – не самое страшное, что со мной случалось.
Я рассмеялась, хотя слова «девочка-подросток» почему-то неприятно задели самолюбие. Я вообще-то уже два года как совершеннолетняя.
– Вы живете тут один? – поинтересовалась я.
– Да.
Мы стояли возле камина, и я разглядывала стоявшие на каминной полке фотографии. Почти на всех была одна и та же женщина: изысканная, темноволосая, хорошо одетая. На некоторых она обнимала или держала на руках маленьких детей: девочку и мальчика.
– Ваша мать? – спросила я.
– Да, – кивнул он.
– Очень красивая… а вы на нее совсем не похожи.
– Да, я в курсе, что не блещу красотой, – хмыкнул Харт.
– Я не это хотела сказать, – смутилась я. – Вы не похожи на нее, но тем не менее тоже очень привлекательны.
– Неужели?
– Честное слово.
– Кристи, вам необязательно быть милой и вежливой только потому, что вам больше негде ночевать. Можете быть собой, – подначил меня Хосслер.
Я рассмеялась.
– Считаете меня грубиянкой?
– Да, и еще хулиганкой. Хотите есть? – спросил он.
– Вообще-то, очень. В родительском доме было не до еды.
– Не возражаете, если мы поедим дома? Я что-нибудь приготовлю, – предложил он.
– Даже не знаю, что приводит меня в больший восторг. То, что не придется никуда ехать, или то, что вы умеете готовить. Я могу помочь. Например, сделать салат.
– Прекрасно. Я пожарю мясо.
Кухня оказалась огромной, с видом на город. Над барной стойкой свисали крупные лампы с яркими нитями накаливания внутри. Поверхность стола была сделана из цельного куска древесины и отполирована до блеска: рисунок древесины был так красив, что я минут десять не могла оторвать от него глаз. Джейден пожарил стейки и запек картошку. Я приготовила целую миску салата, залила всё оливковым маслом и бальзамическим уксусом и осталась вполне довольна результатом.
– Хотите бокал вина? – поинтересовался Хосслер, когда мы отнесли все на обеденный стол.
– Если вы выпьете со мной, то не откажусь.
Хосслер ушел на кухню и принес бутылку вина и пару бокалов. Я скользнула взглядом по этикетке, и мои глаза полезли на лоб.
– Что это? «Брунелло Ди Монтальчино» восемьдесят пятого года? – спросила я, уставившись на этикетку. – Вы что, с ума сошли?! Зачем вы его открыли?! Оно же стоит кучу денег!
– Это просто вино. Досталось мне от отца. Я не потратил на него ни копейки, и продавать не планирую тоже, так что почему нет? Жизнь коротка.
– Нет, это не просто вино! – возразила я так жарко, что Хосслер рассмеялся. – Для такого вина нужен особый случай.
– Что, если сегодня особый случай? – пожал плечами он. – Мы успешно ограбили квартиру, так что…
Я сделала глоток и захихикала. Хосслер отпил тоже, глядя в потолок.
– Очень необычное, словно не из винограда, а из каких-то невиданных ягод из волшебного леса. И спирт не чувствуется совсем, как будто оно безалкогольное.
– О, не стоит ему доверять, – подмигнул мне Хосслер. – Уверен, это обманчивая легкость, и после пары бокалов вы это заметите. Надеюсь, вы не буйная.
Я хохотнула, откидываясь на спинку стула и закидывая ногу на ногу.
– Я просто сплошное уныние, если переберу. Сразу отключаюсь и храплю так, что от звука стекла трескаются… а вы?
– Становлюсь слишком беспечным, – сказал Хосслер и взялся за стейк.
– Это как? Начинаете бегать по балконным перилам и играть в русскую рулетку от скуки?
– Вам говорили, что вы забавная? – спросил Джейден.
– Много раз, – кивнула я.
– Жаль, значит, вы не узнаете ничего нового, – сказал он.
Я рассмеялась. Мне нравились люди, которые умели шутить с совершенно серьезным лицом.
– Забавная? А еще какая? – поинтересовалась я. – Опишите меня одним словом.
– Непослушная, – сказал Хосслер, не особо раздумывая.
– Непослушная? – захихикала я.
– Да, – подтвердил он. – Просто беда с вами.
Я рассмеялась в голос, испытывая необычное удовольствие от беседы с ним. То ли вино начало действовать, то ли это и правда прозвучало смешно. Хоть я и раньше замечала, что у Хосслера хорошее чувство юмора, но сейчас поняла, что оно просто отменное.
– А вы знаете какой? – Я минуту помолчала, постучала пальцем по подбородку, подумала и наконец сдалась: – У меня не получается описать вас одним словом, можно их будет четыре?
– Ладно, давайте свои четыре слова.
– Тот, кому хочется доверять.
Хосслер опустошил свой бокал и поставил его на стол.
– Я должен сказать вам кое-что, – хмуро сказал он после долгой паузы.
Мне показалось, что мое признание тронуло его, и именно поэтому он решился сказать мне нечто важное – то, чего не собирался говорить.
Я просто кивнула в ответ, онемев от нахлынувшего волнения.
– Я передумал устраивать вам встречу с Джошем.
– Что? Почему? – Я даже перестала жевать от волнения.
– Раньше это была просто плохая затея, а теперь она попросту опасная.
– Поясните, – прошептала я, холодея.
– Его жена, Дикси, – она исчезла. Недалеко от 7того места, где ее видели в последний раз, нашли обрывки ее одежды с частицами ее крови. Очень похоже, что ее убили. И Ричардси убеждены, что это дело рук вашей семьи.
                                     * * *
Бывает, что жизнь разламывается на «до» и «после». На часть «до», которая, может, и не была безупречной, но по крайней мере была полна надежд. И на часть «после» – такую безнадежную и беспросветную, что стынет кровь.
Я медленно поднялась из-за стола и отошла к окну. Снаружи царила ночь – черная, как зрачок дьявола. Или как наше со Ричардсами будущее. Или как земля, в которую мы однажды все ляжем. Теперь мы точно все ляжем в нее.
– Вы в порядке? – спросил Хосслер.
Меня начало трясти, горло словно сжала чья-то невидимая рука – стало больно дышать. Я попыталась вдохнуть, но изо рта вырвался сдавленный всхлип.
– Кристи, – позвал меня Хосслер, подошел сзади и обнял меня.
Я развернулась и разрыдалась у него на груди. Земля вдруг пришла в движение и поплыла, словно я стояла на палубе корабля. На мгновение мне показалось, что я вот-вот окажусь за бортом и полечу в пучину, в темноту, но руки Хосслера удержали меня от падения. Он помог мне дойти до дивана и прилечь. Укрыл пледом, вышел и вернулся со стаканом воды. Я следила за ним сквозь мутную пелену слез.
– Вы тоже думаете, что это моя семья? – спросила я.
– Если хорошо подумать, то нет причины, по которой это убийство было бы выгодно Хакерам. Дикси тоже была верующей католичкой – тоже «воин света», если угодно. Ее отец – полицейский, и это еще одна причина не делать глупостей. И еще ее характер – я неплохо разбираюсь в людях и одно время собирал информацию о ней тоже: она была просто… святой. Не знаю, какое еще слово подобрать. Занималась благотворительностью, собирала деньги для приютов и лечения тяжело больных, проводила много времени в хосписах… Убить ее – как Богу в лицо плюнуть. Так что не думаю, что это был ваш отец. Но у Джоша могут быть свои соображения.
– Джош – как он? Я должна поговорить с ним. Я должна увидеть его, – приподнялась на локтях я. – Моя семья в опасности.
– С таким же успехом можно пойти и швырнуть себя под поезд, – ответил Хосслер.
– Он не тронет меня. Поэтому только я смогу остановить его.
– Вам не нужно видеть Джоша. И точка.
– Кто вы такой, чтобы решать за меня? – выпалила я. – Суженый? Жених? Драгоценный супруг?
– Вы мне нравитесь, Кристи! – перебил меня Хосслер. – Этого достаточно? И не для того я рассказывал вам все это, чтобы потом бросать землю на ваш гроб. Хотите остановить бойню – тогда оставайтесь живы. Ибо от вас мертвой проку не будет.
– Я вам нравлюсь? – переспросила я.
– Я в бешенстве от того, что из всего сказанного вы услышали только это, – сказал Хосслер, качая головой.
В этом внезапном признании, оброненном сразу же после ужасных новостей, было что-то гипнотическое и умиротворяющее. Словно по огромному черному озеру вдруг проплыла маленькая белая кувшинка.
– Спасибо, – зачем-то сказала я.
Он не ответил, ушел на кухню и принес чай. Я учуяла мяту и лемонграсс и сказала Хосслеру, что вместо успокоительных трав предлагаю допить вино.
– Вино притупляет боль, – добавила я голосом врача, выписывающего рецепт.
– Алкоголь не притупляет боль. Наоборот усиливает, – возразил Хосслер, но вино все-таки разлил по бокалам.
– Откуда вы знаете?
– Проверял.
Я не стала лезть к нему в душу. Взяла свой бокал, пробормотала: «Боже, храни Дикси» – и сделала большой глоток.
– Я хочу сходить в церковь и поставить свечу за здравие Дикси. Есть особые молитвы, очень сильные, и они могут…
Хосслер сел рядом и заглянул мне в глаза.
– Кристи, какая церковь? Вам из дому вообще выходить не стоит. Если Дикст не разыщут в ближайшее время, то Джош начнет мстить. И под горячую руку ему сгодится любой Хакер. Вы тоже.
– Я все-таки предпочитаю верить, что он не тронет меня.
– О господи, – покачал головой Хосслер. – Допивайте вино. Обо всем остальном подумаем завтра.
Я сунула нос в бокал: вино было чудесно, пахло фруктами и какими-то цветами. Горестных мыслей в голове становилось все меньше, и боли внутри тоже. Я была уверена, что когда допью бутылку, то где-то в нависшей надо мной темноте взойдет звезда.
– Я увидела пианино в смежной комнате, можно мне сыграть? – спросила я. – Клянусь, что умею с ним обращаться.
– Я знаю, что вы талантливая пианистка, – кивнул Хосслер, подхватывая наши бокалы и кивая в сторону комнаты. – Сыграйте что-нибудь, почему нет.
Я охнула, когда разглядела пианино. Это был роскошный винтажный инструмент из темной древесины. Я тронула клавиши – звук объемный и теплый. Верхние ноты – чистые, как кристалл. Басы – топкие и жирные, как густой шоколад. О, у этого создания был характер. Оно становилось то нежным и выразительным, как девочка на первом свидании, то мощным и яростным, как отверженная женщина.
Я уселась перед пианино на стул и разогрела пальцы: сначала прошлась ими по нижним октавам: комнату наполнила вибрация, торнадо звука, крещендо, мощь. Потом двинулась к верхним октавам, выхватывая из клавишного ряда легкие, невесомые аккорды. Легко, словно кормить с руки птиц.
Музыка начала проникать в мои вены, словно обезболивающее. Отступила тревога и боль, страх и грусть. Все, что я оставила позади, перестало меня волновать. Все, что ждало меня в туманном будущем, перестало холодить кровь. В музыке было спасение, в музыке был Бог. Меня унесло минут на двадцать: когда я закончила, стрелки на часах прошли треть круга. У музыкантов и наркоманов много общего: они легко теряются во времени. Я вдруг вспомнила, что не одна здесь, и оглянулась: Джейден неподвижно стоял на том же самом месте, сжав два бокала, и смотрел на меня. Пристально. Словно я была голой.
Я медленно поднялась, подошла к нему, и он протянул мне бокал. Наши пальцы соприкоснулись.
– Ну как? – спросила я.
– Вы как будто забрали меня с собой на другую планету, – ответил он, по-прежнему разглядывая меня.
– Вам понравилось?
– Да, особенно последняя мелодия.
– Это пиано-кавер на песню «Бог – это женщина» Арианы Гранде. Слыхали ее?
– Да, – кивнул он.
– Я как-то услышала ее по радио и несколько дней трудилась над ее клавишной версией, почти не спала. В ней поется о ночи с мужчиной и о том, что женщина может дать ему такое наслаждение, что он поверит, будто Бог – это Она… На одной из домашних вечеринок я сыграла ее дома. Отцу очень понравилось, он сказал, что мелодия драматичная, сильная и чистая. Ему нравилось все, пока я не сказала, что это кавер на современную песню, которая называется «Бог – это женщина». Я не знаю, в курсе ли вы, Джейден, но если вы хотите рассориться с порядочным христианином, то намекните ему, что, возможно, Бог – это женщина. Потому что мир христианства предельно, до крайности патриархален. В нем правят мужчины, а женщины считаются порочными по своей природе. Женщина – разврат, женщина – соблазн. Это она заговорила со Змеем и виновата в грехопадении. Она расплачивается за это, рожая в муках. Женщина не может быть священником. Когда у нее месячные, ей нельзя в храм. Она должна покрывать свою голову, входя в церковь, чтобы не выставлять наружу свою греховную природу. Женщина с распущенными волосами всегда считалась распутницей. Если она теряет девственность – она опорочена. Если показывает тело – бездуховна. Если она получает удовольствие от секса – она шлюха. Если бы не женщина, мы бы до сих пор жили в раю. Понимаете? Поэтому Бог может быть только мужчиной. Он – Отец, Он – Сын, Он – Дух. Он создал Адама по своему подобию, в то время как женщина – всего лишь поделка из его ребра… Отец уже не мог поставить меня на колени, как в детстве. Просто попросил уйти. При гостях. Я уже тогда снимала свою квартиру, и мне было куда идти, но осадок остался. Я все думаю, что было бы, если бы я сказала, что эту мелодию написал Клод Дебюсси в девятнадцатом веке и она называется «Воскрешение» или «Слезы Христа»…
И я рассмеялась, но смех вышел каким-то невеселым. Джейден слушал меня очень внимательно, не перебивая.
– Что вы скажете, детектив? Что я слишком много вопросов задаю, а религию нужно просто принимать сердцем, а не умом?
– Я думаю, что если вопросы есть – то они возникли неспроста. А сердцу вообще доверять не стоит. Слишком… ненадежный орган. Склонный ошибаться.
– А вы не любите делать ошибки, – закончила я.
– Не люблю.
– Даже маленькие?
– Даже маленькие, – ответил он, изучая мое лицо.
Мы стояли так близко, что я могла бы обвить рукой его шею и мне не пришлось бы даже наклониться. Вино наконец ударило в голову: все стало так просто и легко. Казалось, что ни сделай – все будет правильно и не повлечет никаких последствий. Легкомысленная вседозволенность, слово за слово, шутка за шуткой, медленно уводящие в глубину его глаз…
Он был чертовски привлекателен. Вот так и выглядел бы грех, если бы ему придали человеческое обличье. И его ангельское имя – Джейден – ужасно контрастировало с очертаниями его порочных губ, которых я страшно хотела коснуться своими губами.
– А что, если ошибка будет совсем маленькой? – спросила я тихо, придвигаясь ближе. – Крошечной.
– Она по-прежнему будет ошибкой, – будто бы с сожалением ответил Хосслер, глядя на мои губы и заправляя прядь волос мне за ухо. – Спокойной ночи, Кристи. Увидимся завтра.
И он стремительно вышел из комнаты, оставив меня наедине с моим бешено колотящимся сердцем, сбитым дыханием и таким чувством, словно я только что поскользнулась и со всей дури шлепнулась на задницу.