прикоснувшиеся к солнцу

19

"День, Ночь — Боль, Страх.
Ты живёшь в клетке, но мир в твоих руках".

Энни плавала в черной склизкой жиже, и окружала ее вечная темнота и холод. Девушка не чувствовала своего тела, не могла пошевелить даже мизинцем, но ей казалось, что сквозной ветер нервно хлестает по каждой клеточке тела. До нее доносились чужие голоса, крики, однако, они разбивались о невидимую преграду и тонули где-то в неизвестности. Энни хотела закрыть уши руками, чтобы неразборчивый шум затих и не бил пульсирующей болью по мозгам. Был ли это тот покой, о котором она так мечтала, или наоборот изощренная пытка? Последнее, что девушка помнила — липкий страх, страх перед смертью, и глубокое сожаление, что она так и не смогла вернуться домой.

Возможно, ее больше нет, есть только пустая оболочка, что никак не уйдет на покой, что будет вечно скитаться в неизвестности, раз за разом повторяя судьбу своей хозяйки.

Когда голоса, наконец, стихли, когда вакуум вокруг нее поглотил весь шум, нервный вздох вырвался из грудной клетки, либо это всего лишь игра воображения. В этом месте все ощущалось иначе, словно душу вывернули наизнанку, выпотрошили на поверхность все желания и страхи, сделав их острее, ярче. Энни казалось, что она плывет, что течение подхватывает ее безвольное тело, если оно еще существует, конечно, и уносит далеко-далеко, туда, где она сможет утонуть в собственных воспоминаниях, захлебнуться горечью минувших дней, пока… пока… что? Нить размышления ускользала, и если хорошенько сосредоточиться, то можно представить, как красная веревочка истончается прямо перед глазами, как ее пальцы тянутся вперед, к ней, чтобы ухватиться за последнее связующее с прошлой жизнью.

И когда нить совсем истончается, когда остаётся лишь несколько переплетенных ворсинок, пальцы цепляются за них, сжимают, и горячая вспышка слепит глаза. Когда Энни открывает их снова, то оказывается на смотрительной вышке кадетского корпуса.

***

848 год.

Энни удивленно моргнула, когда увидела светловолосую макушку Армина. Паренек стоял к ней спиной, упираясь руками в деревянные перила смотрительной вышки, и задрав голову к звездному небу. Девушка осторожно подошла к нему и встала рядом.

— Что ты здесь делаешь? — Спросила она, напугав его.
— Любишь ты подкрадываться, — Армин слабо улыбнулся, — Имир попросила подежурить сегодня за нее, она вроде приболела…

Энни едва удержалась, чтобы не закатить глаза, прекрасно зная, что та специально наплела доверчивому Армину о своем самочувствии. В любом случае это лучше, чем компания Бертольда, чьи пристальные взгляды прожигали ей спину последний месяц. Энни не сомневалась, что он все еще питает к ней нежные чувства, и, возможно, будь в свое время он более уверенным и решительным, может быть, у него получилось бы заинтересовать ее.

Однако, стоит взглянуть на Армина, как собственные размышления оказываются под большим и жирным вопросом. Поэтому Энни, не желая загружать и без того тяжелую голову назойливыми мыслями, просто садится на пол и устало закрывает глаза. Май выдался настолько жарким, что даже за ночь раскаленный воздух не успевал остыть. Девушка сменила любимую толстовку с капюшоном на просторную белую футболку и заколола волосы в пучок повыше так, чтобы отросшая челка не лезла в глаза.

— Тебе нехорошо? — Обеспокоенно спросил Армин, присев на корточки возле нее, — можешь вернуться в казарму, я справлюсь один.
— Все нормально, — ответила Энни, открыв глаза. Как давно его лицо не было так близко, как давно она с ноющей грустью не заглядывала в его большие добрые глаза, и самозабвенно не целовала шероховатые губы. С тех пор, как они вернулись в летний корпус, командование, как с катушек слетело, увеличив время и интенсивность тренировок, после которых хотелось одного — забыться крепким сном, желательно, навсегда. Но сейчас между ними расстояние равно нулю, можно протянуть руку, погладить щеку и поддаться вперед, поймав губами глубокий вздох.

Энни закидывает голову и отводит взгляд, фиксируя его на горящих звездах, мерцающих в причудливом узоре.

— Слушай, Энни, я тут подумал, что совсем ничего о тебе не знаю.
— А что ты хотел бы узнать?
— Да, что угодно! Я… не знаю… твой любимый цвет там или…
— Цвет? — Энни задумалась, вспоминая, какие цвета вообще существуют, а потом уверенно ответила, — голубой.
— Голубой? Мне тоже, — улыбнулся Армин, присаживаясь рядом.
— И что тебе это даст?
— Это… сблизит нас, — пробормотал он в ответ и уткнулся носом в коленки.

Вот тут бы бежать без оглядки, да поздно уже. Между ними давно возникло то, что люди называют связью, узами. Оно опутало их судьбы, переплело линии жизни, соединив два таких не похожих друг на друга сердца.

— А тебе… нравятся звезды? — Спросила Энни, кажется, подобную чушь спрашивала Имир у Кристы, но глаза Ленц в тот момент излучали такое счастье, что в пору было бы ослепнуть.
— Я много читал о них в детстве, кто-то писал, что это огромные горящие шары, а кто-то, что это умершие души, и когда звезда падает, значит душа перерождается заново, — Армин говорил тихо, но воодушевленно, и его хотелось слушать и слушать.
— А ты во что веришь?

Энни, наконец, оторвалась от разглядывания сияющего неба и позволила себе посмотреть на сияющее лицо Арлерта.

— Мне нравятся обе версии, — он пожал плечами, — я думаю, что одна не может существовать без другой. Это как с людьми. Нет только хороших или только плохих людей, есть причины, почему мы так поступаем.

Энни сглотнула тяжелый ком, что появился в горле во время его рассуждений. Если бы он знал о причинах ее поступков, изменилось ли бы его мнение?

— Может быть, — ответила девушка, и рука уже по-свойски накрыла его ладонь, а с губ сорвался совсем тихий взволнованный вздох. Мелкие мурашки пробежались от кисти к локтю, словно температура на улице понизилась в несколько раз. Видимо, Армин почувствовал то же самое, вздрогнул, как от электрического разряда, и переплел их пальцы, очаровательно краснея.

Энни ощутила острое желание поцеловать его, оно застряло в горле, перекрывая доступ кислорода к легким. Всего на секунду прижаться к его губам, зажмурив глаза, чтобы почувствовать, как сердце встало в груди.

Невинного прикосновения к приоткрытым в удивлении губам не вышло. Вышло посмотреть друг на друга с пылающим желанием во взгляде, одновременно податься вперед и встретиться губами в голодном поцелуе. Энни не успела понять, как оказалась сидящей на Армине, как прогнулась ее спина под крепким отчаянным объятием. Она обхватила лицо Арлерта ладонями, притягивая к себе ближе и ближе, вжимая его спину в деревянную изгородь.

Стоит потом, наверное, сказать спасибо Имир или наоборот проклясть ее последними словами.