Французский поцелуй | P. M.

Глава 22

В дверь настойчиво стучат. Резко открываю глаза. Первая связная мысль -ai, -as, -a, -âmes, -âtes, -èrent. Почему мне снится прошедшее время -er глаголов? Я вымотана. Так устала. Так хочется спа-а-а... ЧТО, ЧТО, ЧТО? Ещё одна дробь ударов вырывает меня из сна, и я кошусь на часы. Кто, чёрт возьми, выбивает мою дверь в четыре утра?
Постойте. Четыре часа? Разве я не должна?..
О, нет. НЕТ, НЕТ, НЕТ.
— Лив? Лив, ты там? Я прождал в лобби пятнадцать минут. — Скрип половиц, и Мурмаер тихо ругается. — Я вижу, свет не включён. Блестяще. Могла бы сказать, что решила добираться сама.
Выпрыгиваю из кровати. Проспала! Не могу поверить! Как такое возможно?
Шаги Мурмаера удаляются. Чемодан тяжело уезжает следом. Распахиваю дверь. И хоть свет в коридоре приглушён в такое время, я моргаю и прикрываю глаза.
Мурмаер оборачивается. Он поражён.
— Лив?
— Помоги, — задыхаюсь я. — Помоги мне.
Он бросает чемодан и бежит ко мне.
— Ты в порядке? Что произошло?
Затаскиваю его в комнату и включаю свет. Комната предстаёт в полном хаосе. Мой
багаж с застёжками-молниями открыт, одежда свалена, точно акробаты. Туалетные принадлежности разбросаны вдоль раковины. Простыни скручены в узлы. И я. С запозданием вспоминаю, что мало того, что мои волосы торчат во все стороны, а на лице крем от прыщей, на мне также фланелевая пижама с изображением Бэтмэна.
— Не может быть, — ликует Мурмаер. — Ты проспала? Я разбудил тебя?
Падаю на пол и отчаянно пихаю одежду в чемодан.
— Ты ещё не упаковала вещи?
— Я собиралась закончить утром! ТЫ, БЛИН, ПОМОГАТЬ СОБИРАЕШЬСЯ? Тяну застёжку-молнию. В неё попадает жёлтый символ Бэта, и я кричу расстройства.
Мы не успеем на самолёт. Мы не попадём на самолёт, и всё это моя вина. И кто
знает, когда следующий рейс. Мы застрянем здесь на весь день, и я не успею на концерт Алекса и Бекки. И мама Мурмаера будет плакать, когда ей придётся поехать в больницу без него на свой первый сеанс внутреннего облучения, потому что её сын застрянет в аэропорту на другом конце света по МОЕЙ ВИНЕ.
— Хорошо, хорошо.
Мурмаер берет молнию и пытается высвободить мои штаны. Я издаю странный звук, средний между стоном и визгом. Чемодан наконец-то меня отпускает, и Мурмаер кладёт руки на мои плечи, чтобы успокоить.
— Одевайся. Вытри лицо. Обо всем остальном я позабочусь.
Хорошо, одно дело за раз. Я справлюсь. Справлюсь.
АР-Р-Р-РГХ!
Мурмаер акует мою одежду. Не зацикливайся на том, что он трогает твоё
нижнее белье. НЕ ЗАЦИКЛИВАЙСЯ на том, что он трогает твоё нижнее белье. Я хватаю свой наряд для поездки (к счастью, заготовленный заранее) и замираю.
— Э-м-м.
Мурмаер поднимает голову и видит, что я держу джинсы. Он быстро бормочет: — Я... я сейчас выйду...
— Отвернись. Просто отвернись, у нас нет времени!
Он быстро отворачивается и горбится над самым чемоданом, показывая всем своим
видом, что не смотрит.
— Так что случилось?
— Не знаю.
Ещё один взгляд, чтобы убедиться, что он в позиции «не смотрит», и я шустро стягиваю пижаму. И теперь официально я стою голая в одной комнате с самым красивым парнем, которого знаю. Смешно, но я не так представляла себе этот момент.
Нет. Не смешно. Сто процентов не смешно.
— Не знаю. Может быть, я нажала отбой будильника, — лепечу я, чтобы забыть о стыде. — Только не думаю, что случайно могла нажать на сброс. Но у меня установлен будильник, так что не знаю, что произошло.
Белье — на мне.
— Ты вывела телефон из вибро-режима?
— Что?
Запрыгиваю в джинсы. Мурмаер решительно игнорирует происходящее. Его уши
ярко-красные.
— Ты пошла в кино, так? И поставила мобильный на вибро-режим?
Он прав. Я такая идиотка. Если бы я не повела Авани на фильм «Beatles: вечер
трудного дня», который как я знаю, она очень любит, я бы никогда не отключила звонок. Мы бы уже были в такси по пути в аэропорт.
— Такси!
Натягиваю свитер через голову, поднимаю взгляд и вижу, что стою напротив
зеркала.
Зеркала, в которое смотрит Мурмаер.
— Все в порядке, — уверяет тот. — Я попросил водителя подождать и пошёл за
тобой. Просто придётся накинуть немного сверху.
Его голова до сих пор опущена. Не думаю, что он что-то видел. Прочищаю горло, и Мурмаер поднимает голову. Наши глаза пересекаются в зеркале, и он подпрыгивает.
— Боже! Я не... то есть до этого момента я не...
— Хорошо. Да, отлично.
Пытаюсь разрядить ситуацию отвернувшись, и Мурмаер делает тоже самое. Его
щёки пылают. Прохожу по стеночке мимо него и смываю белую корочку с лица, а Мурмаер бросает в чемодан мою зубную щётку и косметичку. Мы мчимся вниз по лестнице до входной двери.
Спасибо господи, что водитель подождал, посасывая сигарету в уголке рта с раздражённым выражением лица. Он зло кричит на нас по-французски, но Мурмаер властно говорит ему что-то в ответ, и вскоре мы уже летим по улицам Парижа, игнорируя светофоры и обгоняя машины. Я в страхе вжимаюсь в сиденье и закрываю глаза.
Таксист останавливает машину. Мы приехали.
— Мы на месте. Ты в порядке? — интересуется Мурмаер.
— Да. Все великолепно, — вру я.
Мурмаер расплачивается с водителем, и тот уезжает, даже не проверив сумму. Я
пытаюсь протянуть Мурмаеру несколько банкнот, но он качает головой и говорит, что такси за его счёт. На этот раз я настолько выбита из колеи, что не спорю. Мы добегаем до нужного терминала, сдаём багаж, проходим пункт безопасности, оказываемся у нужных ворот и тут...
— Итак. Бэтмен, да? — вредничает Мурмаер.
Я скрещиваю руки и сажусь на пластиковое сиденье. У меня нет настроения. Мурмаер садится рядом и расслабленно перекидывает руку за спинку своего стула. Мужчина напротив нас поглощён своим ноутбуком, и я притворяюсь, что тоже поглощена... крышкой ноутбука.
Мурмаер напевает под нос. Когда я не обращаю на него внимания, он начинает петь громче.
— Динь, динь, динь, Бэтмен сгинь, Робин улетай... — Да, отлично, я поняла. Ха-ха. Очень смешно.
— Что? Это просто рождественская песня. — Он усмехается и продолжает петь
громче. — M1, Бэт без колеса, хэй!
— Постой, — хмурюсь я. — Что?
— Ты о чем?
— Ты неправильно поешь.
— Нет, всё правильно. — Он выдерживает паузу. — А как поешь ты?
Я хлопаю по карману пальто, ещё раз проверяя паспорт. Фух. На месте.
— Динь, динь, динь, Бэтмен сгинь, Робин залетел...
Мурмаер фыркает.
— Залетел? Робин ведь мужчина...
— Бэт без колеса, Джокер молоде-е-ец.
Мурмаер пялится на меня с секунду, а затем говорит с полным убеждением:
— Нет.
— Да. И я серьёзно, что за M1?
— Трасса M1. Соединяет Лондон и Лидс.
Усмехаюсь.
—Бэтмен — американец. Он не принимает участие в гонках M1.
— В отпуске — принимает.
— А у Бэтмена есть время на отпуск?
— Почему мы спорим о каком-то Бэтмене? — Он подается вперёд. — Ты уводишь
нас от основной темы. Того факта, что ты, Оливия Олифант, сегодня проспала. — Спасибо.
— Ты... — он тыкает в мою ногу пальцем — ...проспала.
Я снова сосредотачиваюсь на ноутбуке соседа.
— Ага. Ты повторяешься.
Он высвечивает кривую усмешку и пожимает плечами — то своеобразное движение, что превращает его из англичанина во француза.
— Эй, мы успели! И никто не пострадал.
Я достаю из рюкзака книгу «Твоё кино — отстой!», сборник лучших рецензий Роджера Эберта на худшие фильмы. Визуальный сигнал оставить меня в покое. Мурмаер намёк понимает. Он откидывается на стул и стучит ногой по безобразному синему ковровому покрытию.
Чувствую себя виноватой за резкость. Если бы не он, я бы опоздала на самолёт.
Пальцы Мурмаер рассеяно барабанят по животу. Тёмные волосы сегодня растрепанней, чем обычно. Уверена, он проснулся ненамного раньше меня, но, как обычно, «взрыв на макаронной фабрике» ему очень идёт. С болезненным уколом я вспоминаю наши общие утренние часы. День благодарения, о котором мы до сих пор не говорим.
Скучающая женщина называет места для посадки, сначала на французском, потом на английском. Я решаю быть хорошей девочкой и откладываю книгу.
— Где наши места?
Он проверяет посадочный талон.
— Сорок пять G. Паспорт не забыла?
Снова ощупываю пальто.
— Не забыла.
— Хорошо.
И затем его рука ныряет в мой карман. Сердце останавливается, но он не замечает.
Он достаёт мой паспорт и открывает.
ПОСТОЙТЕ. ПОЧЕМУ У НЕГО МОЙ ПАСПОРТ?
Его брови ползут вверх. Я пытаюсь вырвать паспорт, но Мурмаер не даёт.
— Почему у тебя глаза перекошены? — смеётся он. — Делала операцию на глаза и
не сказала?
— Верни!
Ещё одна неудачная попытка; меняю тактику и тянусь к его сиденью. Вытаскиваю его паспорт.
— НЕТ!
Открываю его... и вижу малютку Мурмаера.
— Дружище, сколько лет этой фотографии?
Он бросает мне паспорт и вырывает свой.
— Я учился в средней школе.
Прежде чем я успеваю ответить, объявляется наша посадка. Мы прижимаем
паспорта к груди и встаём в очередь. Скучающая бортпроводница пропускает билет через машинку, надрывает, и Мурмаер проходит вперёд. Наступает моя очередь.
— Идёт позадка рядов от сорокового до пятидесятого. Позалуйста, оставайтесь на
местах, пока я не назвала ващ ряд.
Она возвращает мне билет; её лакированные ноготки отпечатываются на бумаге.
— Что?! Я в сорок пятом...
А я нет. Вот, напечатанный жирными чернилами ряд. Тридцать третий. Я по глупости забыла, что мы не будем сидеть рядом, ведь мы не бронировали билеты вместе. Совпадение, что мы летим одним рейсом. Мурмаер поджидает меня в конце коридора. Я беспомощно пожимаю плечами и протягиваю ему посадочный талон.
— Тридцать третий.
Он удивлён. Он тоже забыл.
Кто-то рычит на меня по-французски. Бизнесмен с безупречными чёрными
волосами пытается протянуть билет бортпроводнице. Я бормочу извинения и отхожу в сторону. У Мурмаера поникают плечи. Он машет на прощание и исчезает за углом.
Почему мы не можем сидеть вместе? Какой смысл в бронировании? Скучающая женщина называет мою секцию следующей, и я прокручиваю в голове страшные мысли об участи бортпроводницы, пока она пропускает билет через машинку. Хотя бы сижу у окна. Середина и проходы заняты бизнесменами. Я снова тянусь за своей книгой (полет будет долгим), как рядом с моим соседом заговаривают с вежливым английским акцентом.
— Прошу прощения, но не будете ли вы против поменяться со мной местами. Видите ли, я лечу с девушкой, и она беременна. Её немного укачивает в самолётах, и я подумал, что ей может понадобиться помощь, убрать волосы, когда... понимаете...
Мурмаер любезно держит мешок для рвоты. Он раскачивается для пущего эффекта.
Мужчина вскакивает с сиденья, а моё лицо заливается румянцем. Беременная девушка?
— Спасибо. Моё место — сорок пять G.
Он опускается в освободившееся кресло и ждёт, пока мужчина исчезнет, прежде чем снова заговорить. Парень с другой стороны смотрит на нас с ужасом, но Мурмаера это не заботит.
— Меня посадили с ужасной парочкой в одинаковых гавайских рубашках. Какой смысл страдать одному, если можно страдать вместе.
— Мне лестно, спасибо.
Но я смеюсь, и Мурмаер выглядит довольным, пока мы не взлетаем. Он ногтями впивается в подлокотник, а лицо приобретает оттенок лаймового пирога. Я отвлекаю его историей о том, как я сломала руку, играя в Питера Пена. Оказалось, для полёта нужно что-то большее, чем просто загадать желание и выпрыгнуть из окна. Мурмаер расслабляется, когда мы оказываемся выше облаков.
Восьмичасовой полет пролетает быстро.
Мы не обсуждаем, что ждёт нас по ту сторону океана. Ни его маму. Ни Алекса.
Вместо этого мы заходим на сайт «Скаймолл» и играем в игру «чтобы ты купил на этой странице, но только одно». Мурмаер смеётся, когда я выбираю тостер для хот-догов, а я подкалываю его по поводу незапотевающего зеркала для душа и самого большого в мире кроссворда.
— Они хотя бы практичны, — оправдывается он.
— Что ты будешь делать с постером гигантского кроссворда? «О, прости, Лив. Сегодня я не смогу пойти в кино. Я разгадываю двухтысячное слово по горизонтали, норвежский птичий зов».
— Я хотя бы не покупаю огромную пластиковую гору, чтобы скрыть «уродливые электрические столбы». Ты хоть понимаешь, что у тебя нет лужайки?
— Я смогу скрыть что-нибудь другое. Например... проваленный тест по французскому. Или незаконный самогонный аппарат.
Мурмаер заливается чудесным мальчишеским смехом, и я улыбаюсь.
— Но что ты будешь делать с плавучим баром на дистанционном управлении?
— Использовать в ванной.
Он смахивает слезу с щеки.
— О-о-о, посмотри! Садовая статуя горы Рашмор. То, что нужно, Лив. И всего за
сорок долларов! Считай, что даром!
Мы закругляемся на странице принадлежностей для гольфа и переключаемся на рисование шаржей на других пассажиров, но первым делом рисуем шарж на парня Евро-Дисней. Глаза Мурмаера светятся, когда он набрасывает, как парень падает со спиральной лестницы Пантеона.
Огромное количество крови и уши Микки Мауса.
Через несколько часов Мурмаер засыпает. Его голова падает на моё плечо. Я не смею шевельнуться. Поднимается солнце, небо окрашивается в розово-оранжевый оттенок, и отчего-то я думаю о шербете. Я нюхаю волосы Мурмаера. Не сочтите меня странной. Просто... сиюминутный порыв.
Он, должно быть, встал раньше, чем я думала, потому что пахнет свежим душем. Чистотой. Здоровьем. М-м-м. Я проваливаюсь в спокойную дрёму и просыпаюсь только при объявлении посадки. Мы прилетели.
Я дома.