Французский поцелуй | P. M.

Глава 26

— Лив. Лив, помедленней. Ребекка встречается с Алексом? — спрашивает Мурмаер по телефону.
— Со Дня благодарения. Она об-обманывала меня всё это время!
Атлантский горизонт — сплошное пятно за окном автомобиля. Башни сияют в сине-белых огнях. Они более бессвязны, чем здания в Париже; в тех есть гармония. А здесь просто глупые прямоугольники, построенные, чтобы быть выше, лучше, чем остальные.
— Мне нужно, чтобы ты сделала глубокий вдох, — говорит Мурмаер. — Хорошо? Глубоко вздохни и начни сначала.
Мэтт и Аманда наблюдают за мной в зеркале заднего вида, пока я снова выкладываю всю историю. На другом конце провода тишина.
— Ты на линии? — спрашиваю я.
Я поражена, когда перед моим лицом появляется розовая ткань. Аманда протягивает мне платок. Она выглядит виноватой.
Я беру его.
— Я здесь. — Мурмаер сердится. — Мне только жаль, что я не рядом. С тобой. Мне жаль, что я не могу ничего для тебя сделать.
— Хочешь приехать и побить её за меня?
— Прямо сейчас я упаковываю метательные звёздочки.
Шмыгаю и вытираю нос.
— Я такая дурочка. Не могу поверить, что верила, что нравлюсь ему. Это хуже всего, знать, что я ему даже не нравилась.
— Фигня. Ты ему нравилась.
— Нет, не нравилась, — говорю я. — Бекки так сказала.
— Она ревнует! Лив, я был рядом в тот вечер, когда он впервые тебе позвонил. Я видел, как он смотрел на тебя на фотографиях. — Я протестую, но он меня обрывает: — Любой парень с рабочим членом — больной, если ты его не привлекаешь.
На обоих концах линии немая тишина.
— Конечно, потому что ты умная. И забавная. Я не говорю, чтобы ты не привлекательная. Ты красавица. Чёртов гомик...
Я жду.
— Ты всё ещё там или уже повесила трубку, потому что я конченный идиот?
— Я здесь.
— Боже, ты заставила меня им стать.
Мурмаер сказал, что я привлекательная. Второй раз.
— С тобой так легко говорить, — продолжает он. — Иногда, я забываю, что ты не парень.
Беру свои слова обратно. Он думает, что я Джош.
— Проехали. Не могу вынести, чтобы меня прямо сейчас сравнивали с парнем...
— Я не то имел в виду...
— Как твоя мама? Просто, я говорила только о себе, а мы ведь должны были
поговорить о ней, а я даже не спросила...
— Ты спросила. Ты поинтересовалась о её здоровье, как только взяла трубку. И
технически это я позвонил тебе. И я звонил узнать, как прошёл концерт, и мы как раз об этом и говорили.
— О. — Я играю с игрушечной пандой, стоящей за пассажирским сидением. Она держит атласное сердце с надписью «Чмаффки». Подарок от Аманды, без сомнения. — Но как она? Твоя мама?
— Мама... хорошо. — Его голос внезапно становится уставшим. — Не знаю, лучше ли ей или хуже, чем я ожидал. В некоторой степени и то и другое. Я представлял худшее — скелет в синяках — и мне легче, что всё не так плохо, но увидеть её вживую... она потеряла много веса. Она истощена и лежит в палате со свинцовой прокладкой. С пластмассовыми трубками.
— Тебе разрешили остаться с нею? Ты сейчас с ней?
— Нет, я в квартире. Мне разрешены только короткие визиты из-за радиоактивного облучения.
— Отец с тобой?
Он ничего не говорит с секунду, и я боюсь, что перешла черту. Но наконец он говорит:
— Он здесь. И я не ссорюсь с ним. Ради мамы. — Мурмаер?
— Да?
— Мне жаль.
— Спасибо.
Его голос затихает. Мэтт сворачивает в наш район.
Я вздыхаю.
— Мне нужно идти. Мы почти дома. Меня подвезли Мэтт и Аманда.
— Мэтт? Твой бывший?
— София в ремонте.
Пауза.
— Гм.
Мы вешаем трубку, поскольку Мэтт паркуется у моего дома. Аманда оборачивается
и пялится на меня.
— Занятно. Это кто был?
Мэтт выглядит несчастным.
— Что? — огрызаюсь я.
— Ты говорила с тем парнем, но не хочешь говорить с нами?
— Простите, — бормочу я и выхожу из машины. — Он просто друг. Спасибо, что
подвезли.
Мэтт выходит за мной. Аманда тоже хочет выйти, но он бросает на неё колючий
взгляд.
— Что это значит?! — кричит он. — Мы больше не друзья? Ты на нас забила?
Я плетусь к дому.
— Я устала, Мэтт. И хочу спать.
Он всё равно идёт за мной. Я достаю ключи, но он хватает моё запястье, чтобы помешать мне открыть дверь.
— Послушай, я знаю, что ты не хочешь говорить об этом, но я хочу сказать тебе одну вещь, пока ты не зайдёшь в дом и не проплачешь всю ночь...
— Мэтт, пожалуйста...
— Тоф — плохой парень. Он никогда не был хорошим. Не знаю, что ты в нём нашла. Он дерзит всем, абсолютно ненадёжен и носит глупую поддельную одежду...
— Почему ты говоришь мне это?
Я снова плачу и выдёргиваю запястье.
— Знаю, что не нравился тебе так сильно, как ты нравилась мне. Знаю, что ты
предпочла бы быть с ним, и я смирился с этим давным-давно. Я пережил это.
Как же мне стыдно. Хотя я знала, что Мэтт в курсе моих чувств к Алексу, ужасно
слышать, когда он говорит об этом вслух.
— Но я всё ещё твой друг. — Он злится. — И я устал смотреть, как ты тратишь свои силы на этого торчка. Ты всё время боялась поговорить о том, что происходит между вами, но если бы собралась с силами и спросила его, то поняла, что он не стоит того. Но ты не спросила. Ты никогда не говорили с ним о своих чувствах, ведь так?
Тяжесть боли невыносима.
— Пожалуйста, уезжай, — шепчу я. — Пожалуйста, просто уезжай.
— Лив. — Его голос становится громче, и он ждёт, чтобы я посмотрела на него. — От него только одно дерьмо, и Бекки тебе не призналась. Поняла? Ты заслуживаешь лучшего. Я искренне надеюсь, что тот, с кем ты недавно говорила... — Мэтт указывает на мобильный в моей сумочке, — ...лучше, чем он.