Французский поцелуй | P. M.

Глава 41

— Аргх-х-х! — Мурмаер потирает ладонь после удара.
Тот чувак идёт на Мурмаера, и я прыгаю между ними.
— Нет!
Брайс стонет на полу. Одиннадцатиклассник отталкивает меня в сторону, и Мурмаер кидает его в стену.
— Не трогай её! — в ярости орёт он.
Парень в шоке, но приходит в себя после удара.
— Ты больной! — Он заносит кулак для удара, но в эту секунду между парнями становится профессор Хансен, готовый принять удар на себя.
— Эй, эй, ЭЙ! Что ЗДЕСЬ происходит? — Наш учитель истории в недоумении смотрит на своего любимого ученика. — Месье Мурмаер. В кабинет директора. СЕЙЧАС ЖЕ.
Брайс, Энтони и одиннадцатиклассник в один голос кричат, что они не виноваты, но профессор Хансен быстро их унимает:
— Тихо, трое, иначе пойдёте с Пэйтоном.
Они затыкаются. Мурмаер не смотрит мне в глаза, просто уносится в указанном направлении.
— Ты в порядке? — интересуется у меня профессор Хансен. — Эти дебилы тебя не ранили?
Я в шоке.
— Мурмаер защищал меня. О-он не виноват.
— В этой школе нельзя защищаться с помощью грубой силы. Вы это знаете.
Он искоса бросает на меня взгляд напоследок и спускается с Мурмаером в кабинет директора.
Что только что произошло? То есть, я знаю, что произошло, но... что всё это
значит? Мурмаер меня не ненавидит? Загорается лучик надежды, но, возможно, он Брайса просто ненавидит больше. Я не вижу Мурмаера до конца занятий, но когда прихожу на продлёнку, он уже сидит на заднем ряду.
Он выглядит уставшим. Должно быть, он просидел здесь весь день. Профессора ещё нет, так что мы здесь только вдвоём. Занимаю постоянное место – грустно, что оно уже появилось – в другом конце комнаты. Мурмаер смотрит на свои ладони. Они запачканы углём. Значит, он рисовал.
Прочищаю горло.
— Спасибо. Что заступился.
Никого ответа. Хорошо. Отворачиваюсь к классной доске.
— Не благодари, — говорит он через минуту. — Стоило выбить дурь из Брайса лет сто назад.
Его ботинки стучат по мраморному полу.
Я оборачиваюсь.
— Сколько продлёнки тебе назначили?
— Две недели. За одного кретина.
Я тихонько смеюсь, и Мурмаер поднимает голову. В наших взглядах загорается
надежда. А затем она мгновенно гаснет. Больно.
— Это не правда, знаешь, — горько говорю я. — То, что сказали Брайс и Анджела.
Мурмаер закрывает глаза. Он не говорит несколько секунд. Когда он вновь открывает их, я не могу не заметить облегчения.
— Знаю.
Его запоздалая реакция задевает меня.
— И ни малейшего сомнения?
— Ни малейшего. — Он смотрит на меня впервые за две недели. — Но ведь приятнее услышать ответ из твоих уст, ведь так?
— Так. — Отворачиваюсь. — Могу только представить.
— И что это должно значить?
— Забудь.
— Нет. Не забудь. Я устал забывать, Лив.
— Ты устал забывать? — Мой голос дрожит. — А ВОТ МНЕ пришлось забыть.
Думаешь, легко сидеть в комнате каждый вечер и думать о тебе и Кэтрин? Думаешь, мне было легко?
У него поникают плечи.
— Прости, — шепчет он.
Но я уже плачу.
— Ты говорил, что я красивая, что тебе нравятся мои волосы и улыбка. Ты положил свою ногу на мою в темноте кинотеатра, а затем, когда свет включился, ты вёл себя, словно ничего не было. Ты спал в моей кровати три ночь подряд, а затем просто... отшил меня в следующем месяце. Что я должна была делать, Мурмаер? Ты сказал на моём дне рождения, что боишься быть один, но я была одна всё это время. Всё это время.
— Оливия. — Он встаёт и направляется ко мне. — Мне очень жаль, что я сделал тебе больно. Я принимал ужасные решения. И я осознал, что, возможно, я не заслуживаю твоего прощения, потому что я слишком поздно понял, что творю. Но я не понимаю, почему ты не даёшь мне шанса. Ты даже не дала мне объясниться на прошлых выходных. Ты просто накинулась на меня, подумав о самом худшем. Но единственная правда, которую я знаю – это то, что я чувствовал, когда мы были вместе. Я подумал, ты тоже доверяешь тем чувства. Я думал, ты доверяешь мне, думал, ты знаешь меня...
— Но всё именно так! — Вскакиваю со стула, и неожиданно Мурмаер оказывается прямо надо мной. — Я тебя не знаю. Я говорила тебе всё, Мурмаер. Об отце, Ребекка и Алексе, Мэтте и Аманде. Я призналась тебе, что я девственница. — Отвожу взгляд, так как мне стыдно, что я произнесла это вслух. — А что ты рассказал мне? Ничего! Я ничего о тебе не знаю. Ни о твоём отце, ни об Кэтрин...
—Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо ещё. — Он в ярости. — И если ты утрудилась обратить внимание, ты бы поняла, что ситуация с моим отцом дерьмовей некуда. И я не могу поверить, что ты такого низкого обо мне мнения, раз решила, что я прождал весь год до нашего поцелуя, и в момент, когда он всё-таки произошёл, я... я порвал с тобой. КОНЕЧНО, я был с Кэтрин в ту ночь. Я, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, РВАЛ С НЕЙ!
Тишина оглушает.
Они расстались? Боже. Не могу дышать. Не могу дышать, не могу...
Он смотрит мне прямо в глаза.
—Ты говоришь, что я боюсь быть один, и это правда. Я боюсь. И не горжусь этим. Но тебе стоит получше присмотреться к себе, Лив, потому что я не единственный в этой комнате, кто страдает от этой проблемы.
Он стоит так близко, что я чувствую, как вздымается и опускается его грудь, быстро и яростно. Моё сердце бьётся рядом с его сердцем. Он сглатывает. Я сглатываю. Он наклоняется, нерешительно, и моё тело предаёт меня и отвечает тем же. Он закрывает глаза. Я закрываю глаза.
Дверь резко открывается, и мы отпрыгиваем друг от друга. В кабинет входит Джош и пожимает плечами.
— Прогулял математику.