Ливень

Недоверие

Наруто никогда не был наделён особенными талантами, что вызывали бы язвительную зависть у окружающих и, одновременно с этим, побуждали тех выдавать хвалебные фразы. Рисование? Дак всякий может научиться. Со скейтом та же песня, да и исключительных трюков он не знал. Успехи в дворовых потасовках… Не то чтобы много поводов для гордости в том, чтобы славиться шпаной. Хотя, стоит признать, парнишке нравилось ставить всякое быдло на место. Взять того же Инузука — рожа так и просит, чтоб по ней хорошенько врезали! Ну не идёт ему без разбитого носа и фингала под глазом, хоть убей! А блондин что? Ему несложно подсобить в таком деле. А так, не сказать, чтобы Узумаки многое умел. Иронично, что руки, уверенно держащие карандаш, кисть или восковой мелок, как ни странно, во всём остальном становились неловкими, точно росли далеко не из плеч. Им не поддавалась ни готовка, ни каллиграфический почерк, ни игра на музыкальных инструментах. Одиноко стоящая гитара в углу подтверждала последний факт.
 
Что паренёк и умел делать на отлично с самых ранних лет, так это выводить «приятеля» из себя. Подколы, дразнилки, мелкие пакости и пакости помасштабнее — всё шло в ход. В детстве подобное заканчивалось дракой, сейчас же — словесной перепалкой и косыми взглядам. Спокойствие оппоненту сохранить ни разу не удавалось. Спрашивается, зачем светловолосому нужна гитара, если он мастерски играет на нервах Учихи? Да что там играет! Скачет, раскачивается, виснет, подобно акробату. Уж в этом он хорош! Его настырность и упрямство долговечнее и выносливее терпения юного альфы. Однако и тот тоже не лыком шит. Такой же упёртый, вдобавок ещё и гордый. Почти месяц терпел назойливую издёвку находчивого омеги! Нару уж было подумал, что затея не сработает, и фактически решился более не тратить на неё время, как вдруг одним утром раздался звонок. На экране мобильника, жужжащего в ладони из-за вибраций, высветилось «Не отвечать». Сначала на лице мелькнуло удивление, а затем расползлась ехидная улыбка. Юноша, разумеется, ответил, противореча собственной установке, о которой гласило имя контакта. Странное чувство, но задумка довести Дураске до белого каления удалась, а это — самое главное.
 
И вот он сидел на уже знакомом ковре, под гнетом крайне недовольных глаз. Что ж, предсказуемо, что их обладатель будет, мягко говоря, раздражён после прошедшей «слуховой пытки».
 
Узумаки — не самый желанный гость для младшего Учихи, но и выставить того вновь за дверь — себе дороже. Дурак поймёт, что за тем последует… Попробуешь прогнать, и тогда говорливая игрушка на стене, пропади она пропадом, опять заведёт свою шарманку. И без того голова ноет, а от шипящего лепета подкатывала какая-то усталая истерика от непереносимости этого чёртового звука. От него пробегала протестующая дрожь, к горлу подступал тошнотворный ком, а о спокойствии и речи идти не могло! Саске всей душой возненавидел маленькую рацию, что рефлекторно вызывала неприязнь, и был больше не в силах слушать нескончаемые пустословия. Что угодно, только не это…
 
Облокотившись спиной о подушку, приняв какое-никакое сидячее положение, брюнет прожигал недруга взглядом рассерженного сторожевого пса. Тот же ожидающе пялился в ответ, не говоря ни слова. От Наруто всё ещё веяло прохладой с улицы, и с щёк не сошли едва красноватые следы морозных прикосновений. Учиха брезгливо поморщился, хмурясь. Становилось как-то не по себе, неприятно… Кому-то извне не место в тёмной комнатушке, где всё неживое и тихое.
 
И снова голубоглазый с карандашом, блокнотом и рыжей мордой.
 
— Так и будешь молчать, а? — с долей ехидства спросил блондин. В его распоряжении находилось «средство управления» строптивым альфой, а потому он чувствовал себя хозяином ситуации.
 
— Чего ты пристал ко мне? — нехотя.
 
Точного ответа Узумаки не знал. Симпатии к Дураске им не испытывалось, как и крепкой привязанности. Просто надоело. Надоела та неправильность, царящая кругом. Вместо старших Учих — блеклые тени, Саске — вовсе какой-то ненастоящий, и дома — те же фальшивые лица отца и матери. Их натянутые улыбки углубляли пустоту в груди, и окружение становилось более и более чужим, холодным… Юноше не сиделось на месте. Всё привычное рушилось. Разговоры за ужинами никакие, взгляды старших блеклые, а голоса тихие. Обыкновенное «Доброе утро» перестало восприниматься таковым, и будто эта фраза произносилась чисто по привычке. Мысли взрослых постоянно заняты чем-то другим, сложным и непонятным, и, судя по всему, ещё и тяжёлым. С каждым днём невыносимее наблюдать за этим. Хотелось удержать хлипкую конструкцию старой жизни, не дать ей упасть. Только то не рисование, и всё валится из рук… Нару понятия не имел, что делать. Да и с чего ему, ни разу не бывавшему в подобной ситуёвине, знать? Но забить на всё — не вариант, иначе спокойный сон станет мифом. Да и сдаваться юноша не привык! Как-нибудь, где-нибудь, но надо хоть что-то сообразить. Всё поменялось, когда «поменялся» неприятель. Поэтому омега увидел решение проблемы именно в «изменившемся». Стоит только того «починить» — и всё наладится. Так думалось. В это хотелось верить. Всё должно стать как раньше, обязательно… Хочет того сам Саске или нет.
 
— Ты слышишь? — голос парня прозвучал злее, выдергивая Узумаки из рассуждений. То болтал без умолку, то подозрительно притих, ишь! Темноглазый его совсем не понимал.
 
Узумаки тоже искал для себя объяснения. Почему он тут, в мрачной комнате? Почему пытается связаться с тем, кого всегда недолюбливал? Почему?.. Он размышлял над этим с той прогулки до мостика.
 
И тогда осенило.
 
— Мы не чужие,
 
То, что старшие твердили годами, вылилось в ответ. Не было великой цели помочь и почувствовать себя добреньким героем. Всё легко. Как бы «друг» ни бесил, оставить того парнишка не мог, ибо с детства учили, что «своих» бросать нельзя. Если раньше Учиха руководствовался сим правилом, вытаскивая проблемного омегу из передряг и возвращая потрёпанным домой, то ныне наоборот. Да…. всё поменялось.
 
— Что? — фыркнул альфа, не сдерживая нервный смешок. — Родительская дурость в голову ударила? — он в жизни не поверит… Обычное притворство. — Захотелось в друзей поиграть? Может, ты ещё браслетики принес, обменяться? — какое же всё нелепое и убогое… аж смешно.
 
От гаденького посмеивания трещали и скулили рёбра, сжимая лёгкие, но брюнет всё продолжал, дотрагиваясь до лба. Прикосновения холодных подушечек пальцев остужали головную боль, утихомиривая гул. Учиха на минуту умолк.
 
— Чего тебе надо от меня? — сделав резкий переход в интонации, придав той грубости, добавил он. — Зачем припёрся?
 
— Я припёрся? — ухмыляясь, переспросил светловолосый, игнорируя странное поведение. — Ты что-то путаешь. — Ладонь юрко скользнула в карман джинсов, из которого показался телефон. Омега демонстративно повертел гаджет в руке. — Ты сам позвал меня. Или забыл? — На это «не чужой» лишь кратко оскалился, цыкнув.
 
— Если так охота внимания, попробуй доставать других «друзей».
 
Голубоглазый глубоко вздохнул, успокаивая колкое желание огрызнуться.
 
— Ты не хуже меня знаешь, что других нет.
 
— Хреново заводишь знакомства, — губы альфы искривились в издевательской улыбке.
 
— Молчал бы! Можно подумать, у тебя лучше!
 
Уж тётушка поделилась тем, что паршивца-Учиху никто не спешит проведывать. Ещё бы… Красивая обёртка, приносящая «популярность» тем, кто вокруг неё кружит и подлизывается, утратила былую ценность. Настоящими друзьями темноволосый не обзавёлся. А всё его мерзкий характер. Что посеешь, то и пожнёшь! Хоть какая-то справедливость… Стыдно, конечно, пусть и чуть-чуть, радоваться тому, что человек остался один, но себя не обманешь.
 
— Плевать, — буркнул парень, натягивая одеяло и скатываясь на матрас. Позвонки при этом остро вгрызались в спину. Сморщив нос, удалось стерпеть. Прибывала усталость, не менее доставучая, чем омега. Косо глянув на Узумаки, Саске демонстративно отвернулся к стене. Он не видел смысла разговаривать.
 
— Ты ж совсем один останешься, если продолжишь разыгрывать концерт и отталкивать всех. Ладно я, но твои мать, отец, брат? Неужели тебе нравится просто лежать здесь, в тишине, в темноте?
 
В комнате и впрямь стояла темень из-за постоянно задёрнутых штор. Учиха мог дотянуться до них и отдёрнуть, впустив свет, но совсем не хотел ни видеть, ни слышать того, что происходит на улице. Пока там всё продолжает идти своим чередом, ему выпала доля отлёживаться на койке. Все идёт вперёд, а он так и остаётся на месте. И его отсутствие ничуть не тормозит жизнь за окном. При мыслях об этом злость клубилась в груди, окутывая жаром.
 
— Нравится, — прозвучало апатично и раздражающе спокойно.
 
— Да что с тобой? — встрепенулся Наруто, привставая на колени и подползая к кровати.
 
Равнодушие «друга» выводило из себя. Это совсем не тот Учиха, которого он знал. Настоящий был целеустремлённым, здравым и невозмутимым. Любое дело доводил до конца, разбираясь с самыми трудными школьными задачками, и пускай на это уйдёт не один час. Тяжело, больно, плохо — костьми ляжет, но всё равно добьётся своего. Даже тот Учиха, раз за разом пытающийся улизнуть из больничной палаты или из собственной спальни, еле-еле держащийся за поручни, с кровью из носа, был настоящим. Да, творил глупости, но то был он! А это…. это просто озлобленная, расклеившаяся картонка. Не Учиха, кто-то другой — слабый и безвольный.
 
— Твои родители и Итачи переживают за тебя, и…
 
— Ну так вали и жуй сопли с ними, — альфа ощущал, как непонятная ненависть камнем давила на горло.
 
Заткнуть бы уши ватой… Родители? Брат? Их переживания уже в печёнках сидели! Эти взгляды… эта жалость… Такое чувство, что они уже его похоронили. Ничего нового болван-Узумаки не сказал бы. Саске прекрасно видел заплаканное лицо матери, не единожды. Знал, что отец выпивает по вечерам, минимум раз в неделю. Помнил то сожаление и потерянность в глазах Итачи. Представлял, как дорого обходится… лечение? Херня, а не лечение. Осознание того, что причиной всего этого является непосредственно он, хищно впивалось юноше в горло удушающей хваткой. Неприятно, начинаешь давиться горечью. И меж рёбер больно щемит что-то… Проще закрыть глаза и уши, притвориться безучастным.
 
— Прекращай, — прозвучало необычно серьёзно. Ладони непроизвольно сжались в кулаки.
 
— М?
 
— Вести себя так прекращай, — пояснил паренёк. — Противишься врачам, прогоняешь всех, не слушаешь, от еды отказываешься… Вообще всячески игнорируешь попытки тех, кто желает тебе помочь! Так же нельзя!
 
В ответ всё та же мерзкая усмешка. Помочь? Это слово особенно забавляло темноглазого. И чем же ему собрались помогать? Ни одни из тех таблеток, что набивали собой тумбочку, не помогут. Ни врачи, ни уж тем более родня.
 
— Ведёшь себя как эгоистичный ребёнок, — степень разочарования Нару росла с неимоверной скоростью. — По-твоему, одному тебе хреново?
 
— Заткнись…
 
Учащенное сердцебиение бьёт по вискам, и пульсация горячей волной разливается по лбу. Пот не справляется с задачей охлаждать. Ещё немного — и черепушка треснет, а расплавленный мозг густой массой вытечет через трещины, дымясь и обжигая кожу.
 
— Можешь сколько угодно ныть о несправедливой судьбе и о том, как всё ужасно, но это не скроет твоих попыток оправдать собственную слабость! Ты знаешь это и поэтому боишься признать. Продолжаешь трусливо сбегать от проблемы, отгораживаясь ото всех, потому что так проще, — блондин подмечает, как простынь гневно сминается в руках альфы. — Пара неудач — и всё? Решил сдаться? Нашёл лёгкий путь, да? — удручённо прыснул Узумаки. — Единственный, кто виноват в том, что люди испытывают к тебе жалость — это ты сам. Никогда бы не подумал, что ты такая тряпка.
 
Омега не успел среагировать на резкий рывок и тут же оказался завален на пол, стукнувшись затылком. Он не ожидал, что кто-то, едва ли способный подняться на ноги, будет в состоянии настолько быстро двигаться. Альфа жёстко вцепился в воротник оранжевой футболки, сдавив горло. Сила хвата удивляла. Крепко держит, зараза, хотя со стороны Саске выглядел болезненно истощённым. И сейчас под его глазами впалые синяки, особенно выделяющиеся на бледной коже. Да и лицо в целом схуднуло, став более угловатым.
 
— Пришибленный! Что ты делаешь?! — сжимая запястья неприятеля, стараясь убрать того от себя, прохрипел светловолосый.
 
Нависая над ним, брюнет не торопился отпускать. Складывалось впечатление, что травмированное тело удерживала одна лишь буйственная ярость, вырвавшаяся на волю. Немигающий взгляд горел алой злобой, зубы стиснуты в оскале, дыхание же замерло. Злость затуманивала здравый рассудок, не оставляя тому места. Учиха намеревался подтянуть парнишку, дабы затем вновь ударить о пол, но силёнок недоставало.
 
В уличной драке мало хорошего. Испорченная одёжка, разбитая морда, ссадины, синяки, родительские лекции — прочие прелести. Она могла застать врасплох где угодно, чаще в закоулке поздней ночью, быть бесчестной и болючей. Однако благодаря ей Наруто научился важному — давать отпор любому, кто посягает на его безопасность. Инстинкт самосохранения воинственно кричал: «Всегда защищайся! Не дай никому навредить себе!». И юноша слушался. Как ни крути, а «приятель» куда хлипче по вине пошатнувшегося здоровья. В отличие от него, у Узумаки в полном распоряжении всё, от головы до пят. Пользуясь преимуществом, он юрко кувыркается в сторону, удерживая соперника — и вот уже тот беспомощно прижат к полу. Толкая за плечи вниз, парнишка не позволял подняться, как бы «друг» ни дёргался и ни упирался.
 
— Возомнил себя волонтёром… Да что ты понимаешь?! — рявкнул Саске, ворочаясь влево-вправо, дабы «выскользнуть» из-под захвата. Барахтался, точно зверь в капкане, пусть слабость и одолевала ломотой в костях.
 
— Уж побольше тебя! — ответно прикрикнул голубоглазый. За ворот опять потянули. — Ты двинутый! Хватит!
 
— Всю жизнь лез ко мне с глупыми спорами и состязаниями, а сейчас что?! Не об этом ли ты мечтал — выиграть у меня?! Давай, мы же терпеть друг друга не можем! Не мешкай!
 
— Сбрендил?! Я не собираюсь драться с... — слово застряло в горле.
 
— С кем? — мерзкая, психоватая улыбочка Учихи и бесила, и пугала. — Ну же! Скажи, кем ты меня считаешь?!
 
Алость в глазах дрогнула, рассеиваясь от усталости. Сощурившись, парень отвернул голову в сторону и громко кашлянул. От носа к левой щеке растеклась пара красных дорожек. Скатившись к уху, капли крови моментально перебежали на ковёр, впитавшись, оставляя пятна.
 
Светловолосый тут же отстранился, торопливо отсаживаясь. Как ледяной водой окатило.
 
— Идиотом считаю, — буркнул он, набирая в легкие побольше воздуха и попутно пялясь на лежащего «приятеля».
 
Тот затих. Руки все ещё приподняты, удерживая воздух, либо же кого-то воображаемого. Брыкания сошли на нет, а единственное движение — хилое подрагивание кончиков пальцев. Застывший взгляд направлен куда-то вверх, сквозь потолок и крышу. Приоткрытые глаза словно заволокло туманной пеленой, из-за чего радужка приобрела холодную равнодушную серость. Злость на лице сменилась на… ничто. Полное отсутствие эмоций. Пара секунд — и руки расслабленно падают, будто у тряпичной игрушки.
 
— Эй, — подозвал юноша, — ты там живой? — В ответ тишина. — Заканчивай шутки шутить. Учиха?
 
Кожа того кажется блондину остывшей, возможно, из-за бледноты.
 
 — Учиха, мать твою!..
 
Не дождавшись отклика, Нару шустро, не вставая, подполз к «не чужому», теребя альфу за плечи. Обмякшее тело легко поддавалось махинациям, покачиваясь туда-сюда. Отключился, что ли? Или действительно ласты склеил?.. Этого не хватало… Морозец прошёлся по спине.
 
— Ну ты и мудак! Не вздумай помирать, эй!
 
Цыцкнув, парнишка уж собирался прописать сопернику отрезвляющего леща, но тот внезапно делает глубокий вдох и чуть ли не подскакивает с места, привставая на руках. Наклонившись к кровати, спешно подтаскивает пластиковый тазик, после чего парня рвёт чем-то прозрачным и вязким, похожим на кукурузный сироп.
 
— Ты как? — наверное, глупый вопрос, однако задавался он машинально, не раздумывая.
 
— Отвали… от меня, — звучит сипло.
 
— Не я начал!.. — возмутится Узумаки.
 
Так-то оно так, но под рёбрами досадливый скрежет. При первой же возможности отчего-то он не поторопился отпустить брюнета и отпрянуть. Не переступил через себя, через взаимную неприязнь, поддержав драку. Гадство!.. Поддался на глупую провокацию, а ведь пришел совсем не ради очередного конфликта!
 
— Знаешь, — более спокойно попробовал Нару, — всё вокруг теперь ужасное… Старшие совсем не те… И дом не ощущается домом.
 
 Темноволосый склонялся над тазом, судорожно подрагивая в спине, выжимая из себя то, что желудок счел лишним. Не ясно, слушал ли вообще.
 
— Я лишь хочу, чтобы всё стало, как раньше. Я хочу помочь.
 
Раздался надорванный смешок.
 
— Ты не обманешь меня, — сплюнув, произнёс Саске. — Я видел. Видел, как ты посмотрел тогда, — ладони крепче сжимают пластиковые ручки. — Так же, как другие… Тоже знаешь, что для меня лучше, да? Все знают… — в измученном голосе до сих пор тлеют угольки злости. — Мне не нужна ничья жалость.
 
— Это называется не жалость, а сочувствие! Людям свойственно его испытывать, если ты не в курсе.
 
— Врёшь. Из-за сочувствия ты бы в тот раз не сбежал, — сонливость упорно брала над парнем верх, и тот не замечал клевания носом, вяло сползая обратно на ковёр. — Что, не смог смотреть на меня?.. Никто не может без этого… мерзкого выражения лица… Достали со своей чёртовой «заботой»… Все стремятся сделать что-нибудь «хорошее», только бы почувствовать себя лучше в моем присутствии. Подать, принести, помочь, сказать… Даже ты припёрся, — тихонько прорычал брюнет. Веки такие тяжёлые… — Не чужие?.. Иди ты на… — проиграв утомлению, умолк.
 
Курама, наблюдавший за всем, глянул на хозяина со всей своей кошачьей безмятежностью. Перепалка его ничуть не волновала, точно он оставался на ничьей стороне. Ругаются людишки, да и пускай. Поругаются и прекратят, не стоит вмешиваться. Зевнув, встал на лапы и потянулся. Следом подошёл к Узумаки, трясь пушистым боком, так и мурлыча: «Заканчивай, парень, и потопали домой».
 
Перетащив Учиху в кровать, Нару напоследок пробормотал: «Придурок», сам не поняв, кто именно: он, дураске или, может, оба.