Ливень

Молчи

Как можно медленнее Учиха скользил по печатным строчкам, стараясь растянуть удовольствие от чтения. Хотя какое там? От растянутости слов клонило в сон, да и смысл предложения терялся напрочь. Никакой динамики — монотонная тягомотина. До конца книги оставалось две жалкие странички. Парень осилил бы их вмиг, но ему не хотелось вновь погружаться в смертельную скуку. Невзирая на это, звать мать, дабы та подала следующую часть трилогии, он не собирался. Казалось бы, простая просьба, а при мысли о ней возникала такая злость, что всё внутри наполнялось жгучестью. Аж противно. Шкаф стоял в метрах двух-трёх всего-то, но при этом оставался недосягаемым. Подойти и взять то, что нужно, — банальнейшее действие… и тоже, сука, ныне недоступное. Брюнет скривился, раздражённо цыкнув. Отвратное ощущение, будто у него безвозвратно украли нечто важное, по праву принадлежащее ему, сверлило виски. Не должно было всё сложиться так.
 
Саске с нежеланием оставил последний абзац позади и, удручённо вздохнув, убрал чтиво на подоконник. Вот и всё, закончилось. Увы, как долго ни тяни, у всего есть предел. Поскольку список развлечений у юноши теперь крайне ограничен, то и выбор скуден. От просмотра фильмов головная боль расходилась не на шутку, так что этот вариант он даже не рассматривал. Наушники на столе — не достать. В мессенджерах гробовая тишина, но то ерунда. Темноволосому плевать хотелось на то, как там дела у других. Все они — чужаки, проживающие дни снаружи, где скоротечный темп бытия продолжает свой ход. Они ушли, а он… остался. К чёрту! Значит… спать? Усталость пляшет в костях, но сон не оказывает милостивую услугу, отказываясь принимать в свои объятия. От невольного безделья исходила тягучая унылость, похожая на стоячее болото. Парень закрывал глаза, и ему представлялось, что он лежит на поверхности зеленоватой трясины, а вокруг мёртвая тишина и ни души. Холодная грязная вода мочит затылок, касаясь ушей, и щиплет позвонки. Небо скрыто дымкой тумана. Нет сил подняться и выйти на берег. А утонуть… утонуть темноглазый не возражал. Ему всё равно. Но он отчего-то продолжал держаться поплавком, пуская рябь по водной глади.
 
Назойливая пульсация расползалась от поясницы вдоль тела, упираясь в макушку. Соприкосновение незримой раны с упругим матрасом усиливало ноющую боль. Дабы смягчить её, Учиха чуть выгибался, на вдохе выпячивая грудную клетку, когда колкость скребла по лопаткам. Неясно, действительно ли сие действо помогало или это самовнушение. Утомительная «разминка» продолжалась часами, высасывая всякие силы. И всё ж она лучше тех краткосрочных приступов. При каждом их «наплыве» парню думалось, что ему конец. В те минуты, на самом пике, он выпадал из реальности, и исчезало всё: счёт времени, звуки, другие люди. Лишь он и боль, один на один. Она каждую секунду ютилась рядом, подобно тем дотошным одноклассницам-омегам, что частенько увязывались за Саске в школе на переменах. И боль подражала им, даже превосходила. Она красовалась, вертелась возле него во всевозможном лике: когда острая, когда тупая, сдавливающая или обжигающая. Иногда невыносимая, а иногда настолько слабая, что едва ли не выдуманная. Разная. Но неизменно притворная, являющаяся на самом деле не притягательной девицей, а ядовитой змеёй, что туго обвивает весь позвоночник, заодно выламывая кости и суставы. Саске просыпался с ней и засыпал. Та стала для него вечной спутницей, неподкупной и стойкой. Мразоту не брало никакое обезболивающее. Она притихала, но не уходила полностью.
 
Спасение от неё крылось в засыпании.
 
Кошмары не устрашали, ведь их нельзя увидеть, ежели не снятся сны. Волшебный мир грёз и мечтаний был парню чужд. Взамен него бессюжетная темнота, не пропускающая едких пульсаций змеиной тварины. Какое-никакое умиротворение. Раз реальность отвратительна, то чем пустота не рай? Бессознательное забвение смотрелось ещё привлекательнее на фоне болтовни придурка-Узумаки. Ранее тот просто раздражал, но с недавних пор брюнет начал испытывать к нему невнятную злость. Юный альфа посмотрел на ладони, затем сжал их. Непрекращающаяся боль, измор и заточение в четырёх стенах не добавляли уму трезвости. Всё то, что принято порицать, выходило из-под запретов, созданных нормами права и морали. Хреновое самочувствие разжижало мозг в кисель, разрешая недозволительное. Вчера в голове впервые промелькнула безумная идея — придушить «приятеля». Или хотя бы попытаться. Слишком тот прилипчивый… и говорливый. Так бы наконец заткнулся и отстал. Не хватило сил. То ли хорошо, то ли досадно. Во всяком случае, более не нужно беспокоиться о нежеланных визитах. Какому нормальному придёт в голову ещё раз наведываться к агрессивному сумасшедшему? Теперь до Наруто дойдёт, что ему тут делать нечего. Он, конечно, недалёкий, но не безнадёжный же.
 
Подтянув одеяло, Саске устроился поудобнее, окуная отлежанные ребра в подушку. Мягкая перина радушно встречает его. Дышать сразу легче. Раз иных занятий нет, то и сон, в принципе, сгодится. На безрыбье и рак — рыба, как говорится. Сомнения вились и расползались вокруг вероятности уснуть быстро, но темноволосый всё-таки закрыл глаза, надеясь скоротать время.
 
— Дураске! Угадай кто? — звонко раздалось после звука открывающейся двери.
 
Была тишина — и нет её. Учиха едва вздрогнул в плечах. Голос Узумаки сравним с пронзительной трелью будильника, правда, без кнопки выключателя, что весьма печально. Она бы не повредила. Парнишка стоял в проёме: подмышкой бледно-жёлтая папка — в похожей ещё у Фугаку хранились документы по работе, в руке глубокая керамическая тарелка с ложкой, воткнутой во что-то съестное. На лице лыба до ушей, как в лотерее выиграл. Припёрся, блин, омежистый камикадзе. Его придушить пытались, а он и рад. Во придурок. Учиха подумал, что зря упустил ту возможность…
 
— Тут твоя мама попросила передать, чтоб поел, — блондин приподнял занятую посудой ладонь, будто без этого жеста «друг» бы не понял, о чём речь.
 
Саске саркастично фыркнул.
 
— Сама заходить больше не хочет? — губы изогнулись в невесёлой улыбке.
 
— Нет?.. — заходя, отозвался голубоглазый. Ухмылка нелепо скосилась в недоумении. В комнату прошмыгнул рыжий кот, горделиво устроившись на компьютерном кресле. — Мне ж по пути, вот и прихватил, — до чего наивный идиот… Совсем не раскусил издевательский тон и по-серьёзному ответил.
 
Альфа брезгливо сморщил нос, когда ему протянули едьбу. Не то чтобы он ярый противник овсянки, скорее просто надоело насиловать пищевод.
 
— Бери давай.
 
— Сам ешь.
 
— Не хочу. Мне-то зачем? Это не я отказываюсь несколько дней подряд.
 
Запах еды вызывал протяжное урчание, подначивающее набить ссохшийся желудок чем-нибудь помимо воды и таблеток. Парадокс в том, что голода не было. Благодаря своей «диете» парень разучился ощущать его, оттого складывалось впечатление, словно организм лично препятствовал стремлениям перестать эксплуатировать пластиковый таз. Сам себе враг, чёрт побери. Учиха упрямо противился треклятой потребности в «топливе». Он не какое-то там животное, чтоб им руководили глупые инстинкты.
 
— Да бери уже, устал держать, — как назло, Узумаки поднёс тарелку ближе, дабы в кой-то веке избавиться от неё.
 
Не произнеся ни слова, брюнет грубо выбил её у него из рук. Та глухо отлетела на ковёр, выплеснув часть содержимого. Омега поворотом головы проследил за траекторией падения, пока его самого буравил рассерженный взгляд.
 
— Ну и нахрена? — прозвучало на удивление без пылкого возмущения, а с искренним непониманием.
 
 «Приятель» предпочёл проигнорировать. Паренёк смиренно вздохнул и откинул папку в сторону, а после направился в коридор.
 
 — Я за тряпкой.
 
Поскольку ванных комнат было две, по одной на этаж, спускаться не пришлось. Светловолосый хорошо знал, что и где лежит, потому тотчас уселся у тумбы под раковиной, куда Микото складывала всякие моющие средства, салфетки, губки и прочие приблуды для уборки. Женщина она опрятная, аккуратная, со слабовыраженным перфекционизмом: не придиралась к каждому миллиметру, но вещи всегда расставляла по полочкам. У всего имелось своё место. В доме старшая Учиха поддерживала идеальный порядок. В уходе за сыном преуспевала, потому её старания невооружённым глазом видны: сам чистенький, одёжка выглаженная, постельное свеженькое, спальня — ни пылинки, ни пятнышка. Вчерашних следов крови на ковре уж не найти. И когда успевает? Хвали и поражайся.
 
Взяв первую попавшуюся тряпку, юноша опустил её под струю воды. Набрав в лёгкие максимум воздуха, неторопливо выдохнул через рот.
 
— Ничего... — бормоча. — Запасись терпением… — терпкое ощущение огрызнуться скребло язык. Постепенно прекратилось. Нельзя наступать на одни и те же грабли. — Больше ты не сбежишь, — хлопнув себя по щекам влажными ладонями, Узумаки взял намокший лоскут и щётку, что удачно бросилась в глаза в том же ящичке. Пригодится.
 
Признать честно, убираться Нару не любил. Постель-то заправлял не по фэншую, что уж говорить об остальном. Однако ничего не поделать. Раз решил добровольно помогать второй семье, то не спустя рукава. Если не ради паршивца-Саске, то ради тётушки, минимум… Отступит — и совесть схрустит его прямо с косточками за милую душу. Хренушки! Глуша всякое недовольство, паренёк усердно шкрябал ковер от остатков каши, дабы не осталось следов. Главное — ворс не содрать...
 
— В сиделки нанялся? — подал надменный голос лежачий, поглядывая на нежеланного гостя.
 
— Нет, — без намёка на шалящие нервы ответил тот, не отвлекаясь на хмурую рожу, — но не оставлять же так. Да и тётушка расстроится.
 
— Какой заботливый, —  гаденько. Внимание темноглазого привлекла чья-то слежка, от которой по затылку расплывалась дрожь. Вальяжно разлёгшись, Курама задержал на нём необычно строгий взгляд, прищурившись. Неуютно как-то. Саске не стал поддерживать с ним зрительный контакт.
 
— Почему не ешь? — снова послышался с пола Узумаки.
 
Ответа не последовало. Паренёк мельком обернулся, как бы оценивая видок «соперника». Н-да, не сахар… В потёмках, на фоне и без того мрачных обоев, кожа смотрелась не то что нездорово бледной, а скорее сероватой. Из-за плохого освещения тени жутко ложились на лицо, оттого на том мерещились две чёрные впадины заместо глаз, под которыми зияли синяки. Заострённый подбородок, потрескавшиеся губы и сдутые щёки свидетельствовали о потере не менее пяти, а то и десяти килограмм. Так себе, конечно. Покойник — и тот поживее будет.
 
 — Ты так загнёшься совсем. Человек не может без еды.
 
— Америку открыл. 
 
Омега потёр лоб, закончив с ковром. Понаклонял головой влево-вправо, дабы улицезреть с разных ракурсов. Вроде ничего не пропустил, и пятен отпечататься не должно. Тряпка и щётка вернулись на положенные места, а вымытую тарелку блондин пока оставил на столе, думая, как с ней поступить. Вариантов немного, так и так на кухню отнести надо. А надо ли соврать Микото насчёт судьбы несчастной овсянки? Наверняка огорчится, узнав, что сын и не притронулся. Ну, а толк врать есть? Лучше тот от вранья выглядеть явно не будет. Ладно, хрен с ним. Потом. Взяв папку, голубоглазый отошёл к противоположной от кровати стене и уселся, облокотившись о предварительно закрытую дверь.
 
Учиха молча наблюдал за «другом», ища подвох. Что тот удумал? Нахрена приходит? Парень порядком заколебался задаваться сим вопросом. Зная Наруто, ничего хорошего не ожидается. Задиристый прилипала — лукавый источник проблем. Ему всегда лишь бы насолить да поиздеваться. С детства кровь сворачивает. Неспроста ж навещает, неспроста…
 
— Самоутверждаешься, что ли? — предположил парень то ли с презрением, то ли с ехидной насмешкой. Блондин озадаченно нахмурился. — Или это у тебя такое извращённое хобби — наблюдать за убогими? Нравится?
 
Узумаки гадал: это как надо было головой удариться, чтоб подобное ляпнуть?
 
— Я уже говорил, что всего лишь хочу помочь. Всем, — поддев пальцем круглую кнопку и слабо отдёрнув, юноша со звонким щелчком открыл увесистый пластиковый «конверт». Затем достал несколько листов. С кровати не видно, что на тех написано. — И тебе в том числе.
 
Саске страдальчески закатил глаза, морально готовясь слушать бредни псевдоволонтёра. Неинтересно. Только он думал отвернуться, как вдруг что-то прилетело ему прямо в висок. А затем ближе к носу, к щеке, просто на ноги, прикрытые одеялом. Ещё и ещё. То оказались «снежки» скомканной бумаги. Альфа оскалился, зло глянув на «друга». Сам не понял, зачем развернул. Наверное, из любопытства. Простецкие рисунки. Какие-то более аккуратные, какие-то, наоборот, каракули каракулями. Брюнет нервно свёл брови к переносице, узнав в чертёнке, начирканным синим карандашом, себя. Размышлять, кто второй, более симпатичный, «человечек», не пришлось. На одном из рисунков оба «персонажа» изображены на велосипедах, причем на двухколёсных. Невольно темноволосый вспоминал, как их, ещё мелких мальчишек, отцы учили кататься на незатейливом транспорте. По-настоящему, по-взрослому, без дополнительных колёсиков по бокам. Давно ж это было… На другом рисунке различим старый мост, что неподалеку от проданной дачи находился, а внизу, в речке, что представляла из себя небрежный голубой штрих, два уже знакомых лица. Первый заплыв без надувных кругов и нарукавников… Такое не забудешь. Всё прошло по-старинке: их старшие тогда предательски столкнули прямиком в воду. Экстремально, но действенно. На остальных листах тоже запечатлены события из прошлого: общесемейная поездка на море, прогулка по парку развлечений, чей-то день рождения, детсадовский утренник, сентябрьская линейка в начальной школе, игра в войнушку с пацанами со двора, эстафета в летнем лагере, ночёвка в лесу с палатками, многое и многое другое. Главными героями постоянно выступали синий и оранжевый человечки. Один веселый, второй рассерженный. Некоторые из рисунков лежачий видел раньше. Придурок-сосед то на свое окно клеил их, то кидался, то запускал самолётиком.
 
— На ностальгию пробивает, да? —неосознанно Узумаки слабо улыбнулся, скомкивая очередной лист. Его и самого вчерашним вечером на нечто похожее пробрало.
 
Хотя кто ж знает мистера «Идеала» и что тот способен чувствовать.
 
— Мы дохрена проводили времени вместе.
 
Рука парнишки была наготове, дабы швырнуть следующий бумажный снаряд. Однако, будучи уже поднятой, замерла, а затем вовсе вяло опустилась.
 
 Омега вздохнул:
 
— Ты прав, я ничего не понимаю. И тебя в особенности.
 
 Активное детство у Наруто без переломов не обходилось. Бывало, и левую, и правую, и обе ноги ломал. И всё-таки его травмы и случай «приятеля» — не одно и то же. Его кости каждый раз срастались, и он заранее знал, что так и будет. Знал, что гипс, костыли, кресло — не навсегда. Знал, что ещё не единожды победит в дворовых догонялках. С Саске иначе. Парнишке в полной мере ни за что не ощутить, каково тому, разве что оказавшись в таком же положении.
 
— Но я хочу попробовать понять, — блондин осознавал, что для этого необходимо идти на уступки. — На протяжении всего знакомства мы не очень-то ладили. Нам нравилось всячески задирать и подставлять друг друга. В частности мне, — неловко потирая затылок, добавил он. — Неудивительно, что ты мне не доверяешь. Но я тут не ради издёвок, — ладонь намекающе хлопнула бок папки. — Погляди, сколько воспоминаний нас связывает! Мы не чужие, и я хочу, чтобы ты тоже это понял.
 
— Герой-умничка, — едко посмеиваясь, произнес темноволосый, покачивая головой, не отрываясь от подушки. — Захотел помочь… Родня моя не просила, деньги тебе вряд ли платят, да и сомневаюсь, что ты получаешь удовольствие, «помогая» мне. Так с какой радости занялся благотворительностью, а, спаситель?
 
— Захотел и всё, – кратко буркнул юноша. —  Считай, чищу карму или возвращаю должок. Ты вот решал мои проблемы. Что мне, отставать от тебя?
 
— О как, — прозвучало скептически. — Теперь ты меня пытаешься выставить хорошим парнем, а не высокомерным придурком? Ладно. Ну, например?
 
— Например?.. — Узумаки чуть задумался, закусив нижнюю губу и пробежавшись глазами, точно просматривая накопленные воспоминания и выбирая подходящее. — Допустим… Помнишь, как у меня зашатался первый молочный зуб?
 
— Ты без конца ныл.
 
— Ещё бы! Он мешал мне! — точно оправдываясь, начал светловолосый. — Это ведь ты предложил его за нитку к дверной ручке привязать.
 
— А ты зассал и передумал, — вмешался альфа, произнеся со злорадствующим удовольствием.
 
— Какая разница?! Ты всё равно дёрнул!.. — стыдливо протараторил Нару. Моменты собственной трусости всегда вызывали неприятный морозец, тем более если находились свидетели. Не пристало главному дворовому сорванцу бояться такой ерунды. Всё это в прошлом.
 
— Я сделал это не от желания помочь, а чтоб не слушать твой скулёж!.. — прорычал Учиха, не желая мерить маску добренького приятеля, что не бросит в беде.
 
А чего этот дурак от него ждал? Что он проникнется речью? Глупыми каракулями? Что скажет: «Да, Наруто, ты абсолютно прав! На самом деле мы всегда были друзьями, просто я не догадывался, а ты открыл мне глаза!»? Бесполезная чушь! Пустой трёп! Слащавые словечки про совместное детство не вернут всё назад, не помешают случиться той аварии, не поставят его вновь на ноги. А этот болтун… уйдёт в мир за окном, как надоест. Они не в одной лодке.
 
Чересчур позитивно настроенный парнишка не возмутился:
 
— Но проблема-то решилась! — воскликнул он, подскакивая на ноги.
 
Нахмурив брови, Саске взглядом проводил «не чужого», что зачем-то бодро, чуть ли не вприпрыжку, зашагал к нему. Со злобой парень ощерился, подобно невоспитанному псу, охраняющему свою конуру, когда голубоглазый коленями опёрся на матрас, чудом не напоровшись на ноги лежачего, и протянул руку к плотно занавешенному окну. Дёрг — и одна из штор отъехала к краю карниза, гремя металлическими колечками. Вмиг альфа сощурился и с отвращением отклонился назад, вжимаясь в подушку, принимая тщетную попытку избежать слепящего света, будто бы от того на коже оставались болючие, еле дымящиеся ожоги. Обволакивающая темнота, к которой парень привык и в которой прекрасно себя чувствовал, лихо расползлась по углам, попряталась под кровать и в шкафы. Былые отголоски жизни просачивались в комнату вместе с греющими солнечными лучами. Нутром брюнет ощущал, что подобному здесь, в холодном мраке, не место.
 
— Ого, — с удивлением, скорее похожим на «ой-ёй…», выдал Нару, — ты бледнее поганки. Жесть, как в муке извалялся, — прямолинейно. — А знаешь почему? — ответно на это темноволосый вторично закатил глаза, скользнув ими наверх и вправо, поджимая губы. — На свежем воздухе не бываешь!
 
От звонкости голоса кольнуло во лбу. Саске в момент сморщил нос и быстро проморгался. Побелевшие пальцы надавили на переносицу, гоня острую пульсацию прочь. Увы, это не помогло.
 
 — Погляди, погода сегодня отличная!
 
Воодушевлённому призыву омеги юноша не уделил никакого внимания, сосредотачиваясь на нарастающей боли. Сперва думал, что кажется. А нет… Отчётливей ноет, паскуда, занимая все мысли. Неторопливо и неотступно подкрадывается, вонзая клыки в позвонки. Язык немел, превращаясь в бесполезный шматок мяса, занимающий полость рта. Хреновый знак. Предугадывая, что будет дальше, лежачий всячески поддерживал здравость ума, цепляясь за ниточку осознанности, коей выступал придурок-Узумаки. «Друг» здесь, в спальне. Он видит, слышит, говорит… Представать перед ним в жалком виде — такая себе перспектива.
 
— Ветра почти нет, солнце во всю шпарит. Редкость для поздней осени. Грех упустить последние ясные деньки! — а тот продолжал болтать, не замечая ничего необычного.
 
 Львиную долю лепета юный альфа пропускал мимо ушей. Не до птичек и солнышка сейчас. Спину жжёт, но терпимо. Вроде даже попускает.
 
— Надо успеть прогуляться, пока опять не начались дожди.
 
И всё. Одно слово — и в голове как будто перегорающая лампочка лопнула. Воздух вязко застыл в лёгких.
 
Боковое зрение улавливает красное свечение. Внезапно. С чего бы?.. Наруто с долей смятения повернулся к взъерошенному ни с того ни с сего «приятелю». Исказившись, улыбка сползла. В ответ Учиха уставился немигающим взглядом. Глаза по пять копеек. Омега впал в ступор, ибо у него не получалось определить, что конкретно выражает лицо темноволосого. Осуждение, ярость, тревога, ошеломление и, кажется, панический страх? Эмоции плавно сменялись, перетекая друг в друга. Алые огни-радужки полыхали будь здоров, и только по ним возможно было распознать гнев среди невнятной мешанины. Доминировал, вероятно, испуг. Он отчётливее прочих. Кроме того, парня зримо потряхивало, особенно в области шеи, словно сердце переместилось в горло и там отчеканивало ритм. Ледяная неуверенность разлилась по телу, и Наруто, сглотнув, интуитивно отстранился на шаг от кровати. Почему на него смотрят так, по-безумному пристально? Ляпнул что-то не то? Перекосило «не чужого» знатно… Замер и пялится. Хоть бы матом покрыл — градус напряжения понизился бы моментально.
 
Усаживаясь на пол, блондин приподнял ладони вверх а-ля «сдаюсь».
 
— Ладно-ладно, не психуй, а то опять кровь из носа ливанёт. В другой раз, так в другой раз, — произнёс он, принимая роль отступающего.
 
В ситуацию по-прежнему не вникал. Сдал назад с целью умерить нестабильность «соперника», чтоб тот окончательно кукухой не поехал. Натянулся, как струна. Того глядишь, не выдержит. А оно надо? Нет! Вероятность же того, что Саске с рвением рискнёт ему втащить, парнишку не пугала. Напротив, это бы успокоило, что ли. Ругань, драка — вот нормальная или, по крайней мере, привычная реакция. А это… стрёмная херня. Дабы разбавить гнетущую неловкость, омега отвернулся, прислоняясь лопатками к деревянному каркасу кровати. Не эталон удобства, но пойдёт.
 
________________
 
Спустя энное количество времени Учиха унялся. Светловолосый лично не видел, но липкое чувство пристальной слежки пропало с затылка. Сам альфа молчал порядка тридцати-сорока минут. Матрас не пружинил, значит, движений тоже нема. Наверняка уснул. Н-да, разряжается быстрее аккумулятора на полудохлом телефоне. И что это вообще было? Нару всё думал, может, правда у «не чужого» слегонца крышу клинит? Почему нет? Мало ли что он себе в той аварии отбил. Ко всему прочему, тогда, в больничной палате, у него голова бинтом была повязана. Повредил-таки. Хотя на совсем уж психа Дураске не тянет. Да, грубый идиот, но все не без изъяна. Смыслил в медицинских нюансах голубоглазый на двоечку с плюсом, а потому делать выводы не спешил.
 
И всё ж дискомфортно сидеть. Твёрдо. Поёрзав по ковру туда-сюда, привставая, паренёк закинул локти на простынь, дабы потянуться и размяться. Но не успел и грудной клетки расправить, как его запястье надёжно обхватили. Как правило, без предупреждения данный жест у многих омег принимался за нахальное нарушение личных границ. Ещё б за ручку взял, ишь! И строить гипотезы, кто ж этот смельчак, не пришлось…
 
— Оборзел?! — оборачиваясь, возмущенно рявкнул парнишка.
 
Однако его пыл тут же поугас. Тело Учихи сковывало напряжение, отчего тот напоминал каменную статую. Тугие мышцы облепляли кости, сокращаясь все до единой. Глаза зажмурены, аж веки трясутся. Сквозь приоткрытый рот виднелись стиснутые до поскрипываний зубы. Пленником второй ладони было одеяло. Ткань сдавливалась с тем же усилием, что и запястье омеги. Брюнет, корчась от боли, не осознавал своего действия. Дышал через раз, с растянутыми пыхтением и хрипом.
 
Очередная странность, не внушающая ни грамма спокойствия. Помирает? Или нет? Ох и чёрт, «приятель» выглядел хреново — и это мягко сказано. Ранее Нару помощь оказывать кому-либо не приходилось, вот и попробуй разберись. Сохраняя крупицы самообладания, хотел было уже сбегать за тетушкой, ибо ей наверняка сие состояние сына знакомо, но альфа настолько крепко вцепился, что не вырваться. Ни туда, ни сюда! Как к батарее наручниками приковали, ей-богу! Вдобавок хват продолжал стягиваться. Перелома для счастья не хватало! Безуспешно подёргав руку, блондин осел на пол. И что дальше? Микото на первом этаже… Услышит ли, если позвать?
 
— Мол…чи, — словно прочитав мысли, процедил темноволосый.
 
К своему удивлению, он обнаружил, что вновь способен сделать глубокий вдох. Острый жар испарялся со спины, а ведь ещё не пик приступа. Отпустило…
 
— Обычно дольше… — измученно шепча, вслух озвучил парень, хотя и не планировал этого.
 
Дыхание восстанавливалось. Расслабившись, Саске облизнул пересохшие губы, жадно глотая воздух. Лоб едва влажный. Окончательно придя в себя, Учиха торопливо отпустил «друга», сердито покосившись на того.
 
И всё ж… держаться за чьё-то тёплое запястье приятнее, чем за простую тряпку. Лучше отвлекает. Даёт ощущение жизни.  
 
— Ну ты, блин… — облегчённо произнёс Узумаки, видя, что «не чужой» оклемался. — Объяснишься? — потирая бывшую пленницу-руку, спросил он.
 
— Не обязан, — буркнул темноглазый.
 
Омега неудовлетворённо насупился, пускай и не шибко рассчитывал на иной ответ. И как угораздило подумать, что этот хладнокровный гадёныш решил подкатить к нему? И смех и грех.
 
— Мне позвать тётушку?
 
— Уже прошло, — приставучесть бесила, и терпение парня исчерпывало себя.
 
— Уверен? – не умирялся Нару. — Просто… — раздражённый рявк перебил парнишку.
 
— Уже прошло!!! — громко повторил Саске, на мгновение сверкнув глазами. Так сложно не лезть к нему?!
 
Цокнув, блондин решил не продолжать бессмысленный спор, садясь в позу «любителей медитации», скрестив ноги. Поставив локоть на колено, подпёр щёку ладонью. Нет значит нет. Больно надо. Нервные клетки так-то не бесконечные. Будет он тратить их на какого-то там балбеса. Ага, конечно.  
 
Тишина, к несчастью Учихи, не продлилась и пяти минут.
 
— Знаешь, выглядело достаточно хреново.
 
— Не нравится — вали. Тебя никто не держит.
 
— Я не об этом, — голубоглазый подавил желание огрызнуться. — Если тебе паршиво, то чего ж в больнице не остался?
 
Юный альфа слабо усмехнулся.
 
— Своя койка мягче, — посвящать в свои дела посторонних он не планировал. Нечего копошиться в его мозгах.
 
— А если серьёзно?
 
Боже, он на допросе, что ли? Не одна головная боль, так другая… Приспичило же родне сдружиться именно с той семейкой, где такой прилипала!
 
— Серьёзно, отвали.
 
Больница… А что больница? Ничего нового ему там не скажут.
 
— Твои предки знают, что тебя кроет?
 
А вот это проблема. Младший Учиха не собирался показывать ту свою сторону, что корячится от жутчайшей боли. Ни матери, ни отцу, ни брату — никому. Те бы наверняка отправили его обратно в палату, к таким же безнадежным калекам. Ещё больше отчаяния, безнадёги, жалеющих взглядов… Представить тошно! Ну уж нет… Скверно, что застал приступ не кто иной, как болтливый Узумаки, будь он неладен! Припёрся в самый неподходящий момент! Коли ответа не получит, сам спросит у старших как пить дать — и пиши пропало. Солгать, мол, родители в курсе? Скотство!.. Всё равно не даёт гарантии на то, что придурок не ляпнет лишнего. Язык у него без костей…
 
— Не вздумай рассказать, — грозно бросил альфа.
 
— Напугал, — саркастично.
 
— Тебя не касается, ясно? Хочешь помочь — держи рот на замке.
 
Так-так… Обнаружилась ниточка манипуляции Учихой, за которую есть возможность потянуть. Нару встал перед выбором. Утаивать подобное — спорная затея, тут и дураку понятно. Однако…. Посвяти он в ситуацию старших, и доверие приятеля ему точно не светит, а пришёл-то он как раз за ним. Про «не чужих» распинался, чтоб с лёту обрубить шансы на корню? Известный факт: молчание — золото. Почему бы не использовать это на благо? Без необдуманной спешки. В конце концов, оповестить родню всегда можно. Ежели будет край — он, естественно, расскажет. А пока… Лови, если рыбка клюёт. По сути, обмана нет, лишь малюсенькая хитрость. Простая осторожность на всякий пожарный.
 
— У меня условие, — с довольным коварством начал Узумаки.
 
Темноволосый вопросительно изогнул бровь. У него позиция проигрышная, как ни крути, потому его согласие обеспечено.
 
—  Ты перестаёшь воротить нос от еды, а я забываю о том, что видел. Считай, уговор. Ты мне, я тебе. По рукам?
 
Лежачий удручённо шикнул, осознавая, что выбор невелик.
 
— По рукам, — хмуро произнеся, пожал протянутую ладонь.
 
***