Ливень

Боязнь

Беловатый, практически прозрачный пар поднимался от воды, конденсируясь на бежевой плитке. Прикрыв глаза, парень неторопливо вдыхал тепло вместе с влажным воздухом, от которого ликовали легкие. Но внутренний холод не растапливался, особенно ощутимо окутывая шею и плечи. Бледные до синеватости кончики пальцев подрагивали. Не получалось согреться. Мокрые пряди слипались друг с другом. Облокачиваясь на предназначенный для этого край ванны, что располагался под небольшим наклоном, Учиха отчаянно пробовал расслабиться, не обращая внимания на то, как твёрдая акриловая поверхность режуще врезается в выступающие позвонки.
 
Тишина.
 
Скопившаяся на аэраторе капля, потяжелев, сорвалась вниз, пустив рябь. Капанье громко пронеслось по ушному каналу, эхом отразившись в голове. Сгущающиеся тучи, запаздывающее такси, шумящий по крыше авто ливень, ослепляющий свет фар, разбросанные осколки, свисающий водитель… Веки моментально распахнулись. Хрипло втягивая кислород, брюнет дёрнулся вперед, вцепляясь в белые бортики. Сбитое дыхание раздувало грудную клетку в бешеном темпе. Кости трещали, прогрызаясь наружу через кожу. По телу рассыпался леденящий мандраж. Закрыв глаза ладонью, Саске сжал переносицу, мысленно отделяя реальность от иллюзии. Он дома — не там. Протяжный выдох — и юноша вновь откинулся, перебарывая напряжение в мышцах и трусливую тревогу.
 
— Ну и парилка у тебя тут! — знакомый бодрый голос нарушает насильно сохраняемое умиротворение.
 
— Какого чёрта ты здесь делаешь?! — хватаясь за шторку, дабы её ненароком не отодвинул нежданный гость, ошеломлённо воскликнул темноволосый.
 
— Тётушке понадобилось отойти на кухню, и она попросила меня приглядеть за тобой, — преспокойно ответил Узумаки, усаживаясь на крышку унитаза. — Весь дом на ней. Непросто всё-таки,  — ухмыльнувшись, паренёк хлопнул по экрану под ванной. — Чего это ты так встрепенулся, а? Забыл, как мы вдвоём плескались? — н-да, в совместном детстве полно эдаких прелестей… Настолько привычно, что практически нормально.
 
— Умолкни, — раздалось недовольное бурчание. 
 
— Давно сидишь? —проигнорировал требование светловолосый. Если б не клеёнчатый занавес, он бы лицезрел сердитую рожу «приятеля». Хотя ему достаточно представить.
 
— Какая тебе разница?
 
— Беспокоюсь, чтоб ты не размок, — дурашливо. — Ну?
 
— Час. 
 
— Обалдеть, ты водяной! — Наруто оттянул воротник, но, увы, от жары это не спасло. На лбу проступила испарина. Настоящая сауна, хоть раздевайся да полотенцем обматывайся! Торчать долго в этой бане омеге не хотелось от слова совсем. — Не закончил с чем-то?
 
— Да.
 
— Давай тогда.
 
— Каким образом? — раздражённо бросил Учиха. — Мне шампунь нужен. Он на другой стороне.
 
— Возьми, в чём проблема? — альфа в недоумении покосился сквозь шторку на то место, где предположительно находился голубоглазый. Память отшибло или он издевается над ним? — Ты не безрукий и не парализованный, я ж видел. Сам смогёшь. 
 
Смятение камнем сорвалось на дно желудка. Отчего-то Саске впал в ступор. Всякий, будь то родственник или врач, исключал «острые углы», плетя вокруг него защитный кокон. Его берегли, подобно чайному сервизу, что принято хранить за стеклянной стенкой буфета, чтоб случайно не треснул и не разбился. Шаблон разошёлся по швам.
 
— Не вмешаешься? — с подозрением произнес брюнет, насупившись.
 
— Только если тонуть начнёшь, — по-шутливому ответил парнишка. Утопающих в собственной ванне он пока не встречал. Наверное, подобное всё-таки возможно, но для того он и тут — предотвратить последствия неосторожности.
 
Учиха взглядом сверлил бутылёк, что примостился на навесной полке в компании разных гелей, масок, бальзамов и прочей ерундистики, которой пользовалась разве что матушка. Менее двух метров — мелочь, взымающая немало усилий, ибо так ведь не дотянешься, лишь подползя. Первым делом стоило освободить себе путь от обмякших конечностей. Обхватив глянцевый борт, парень стиснул зубы, не пропуская старательное пыхтение, и затяжно подтянулся, приподняв корпус. Тощее, лишенное былой подвижности туловище с трудом поддавалось и казалось неестественно тяжелым, схоже с набитым камнями мешком. Скулящая немощь проехалась от затылка к пояснице. Согнувшись, прислонив лоб к акриловому краю, альфа устроил краткую передышку, надеясь, что тошнота перестанет щекотать корень языка. Остывшие капли скатывались по костлявой спине, оставляя после себя мерзлявые дорожки, что улавливали тончайшее дуновение ветра. Учиха выпрямился. Помогая руками, вяло поволочил непослушные ноги, поочерёдно подтаскивая вплотную к себе, сгибая в коленях. Остатки жизни теплились в них затухающим огоньком свечи. Команда двигаться досягала едва касаясь, вызывая почти неощутимое сокращение мышц. Опять отдых, избавляющий от одышки и приглушающий боль, что возникала при шевелении нижней частью тела. Юноша попытался оттолкнуться и перевалиться, усаживаясь так, чтобы голени расположились под бёдрами. Приняв желаемое положение, продолжил перебираться по бортику, перехватывая тот ладонями, словно канат, мало-мальски задействуя низ для раскачки. Завершительный рывок — и пластиковая бутыль падает в покрасневшую от длительного сжатия руку. Получилось. Без чьей-либо подачки. Саске оглядел «трофей». Внутри заметалась неуверенная радость.
 
— Ну, справился? — спросил Наруто, когда копошение за шторкой прекратилось. В ответ согласное невнятное мычание. — А ты сомневался, — блондину уже наскучило сидеть. Для бумаги или наушников в помещении было слишком сыро, так что средства для развлечения остались в спальне «друга». Упёршись локтем о бортик ванной и подперев щёку, он просто ждал. —  Делай, что там тебе нужно, и погнали отсюда. 
 
Взгляд тёмных глаз скользнул по лейке душа. Подбородок невольно задрожал на пару с губами.
 
— Н-нет, — тихо пробормотал Учиха. — Я не могу… — ещё тише.
 
Что за капризы?
 
— В смысле? — Узумаки не понимал, что у «приятеля» вызвало сложность. Весь его ум занят мечтаниями о том, как бы поскорее покинуть душную комнату. На улице хозяйствовал дубак, конец осени как-никак, потому одет омега отнюдь не в футболку и шорты. — Он же не настенный и не под потолком висит. Бери и всё.
 
— Сказал же, нет!!! — упрямо гаркнул темноволосый.
 
 Тут паренёк смутился. Ему не в новику слышать его повышенный голос, но в этот раз он какой-то не такой. Надрывный, чуть ли не истеричный, словно к горлу приставили нож. Так звучит напуганный, забившийся в угол, пойманный живодёрами пёс, стремясь защититься: на морде оскал, брыли трясутся в рычании, а в широченных глазах смертельный ужас.
 
— Саске, не вечность же нам тут тусоваться. Оба сваримся, — тот промолчал, противясь. — Мне тебя, как маленького, уговаривать, что ли? — и ничего. Своенравный паршивец! — Тогда придётся мне, — юноша, соскочив на пол, решительно засучил рукава. — Я открываю шторку. Ты предупреждён, так что не вздумай врезать мне. Получишь в отместку, усёк? — снова молчание.
 
Всем известный факт, что таков знак согласия. Потому блондин не спеша, точно опасаясь спугнуть «спрятавшегося», отвёл занавес. Опустив лицо, «не чужой» сминал пластиковые бока бутылька и пялился в пустоту. Нездорово выпирающие плечевые суставы мелко дёргались. Парень никак не отреагировал на вторжение в личное пространство. Видать, заклинило.
 
— Эй, — негрубо подозвал Нару, — поворачивайся к стенке.
 
Безмолвно Саске обернулся. Блёклый, туманный, несколько бегающий взгляд заявлял, что его обладатель, мягко выражаясь, не в себе.
 
— Давай-давай, — задиристый малый удивился добродушности своей интонации. Уж больно вид «друга» потерянный. Поскрипывая ванной, сидящий перекочевал в упомянутую позу. — Саске, шампунь, — намекающе добавил омега. «Немой», как и прежде, пребывал в приступе глухоты, не идя на контакт. — Ладно. — Узумаки вздохнул. Кажись, всё на нём. Он и вообразить не мог, что попадёт в такую курьёзную ситуацию… — Дай-ка сюда, — хотел было уже забрать бутыль, но Учиха как приклеился к ней! — Да твою ж… пусти! — буркнул отбирающий, норовя вытянуть злосчастный шампунь. После непродолжительного «сражения» таки выиграл мыльную войну. Щёлкнув кругляшом-крышкой, Наруто смерил взглядом того, кому ещё каких-то пару месяцев назад с удовольствием бы врезал по морде. — Боже, я серьёзно делаю это?.. И как всё до этого дошло… — процедилось сквозь неверие.
 
 Глупо уже отступать. Во всяком случае, так казалось. Смиренно опустошив лёгкие, голубоглазый, стараясь не думать ни о чём, намылил колючие жёсткие волосы. В обычном состоянии их владелец определённо начал бы бастовать, но ныне складывалось впечатление, что он вообще где-то в другом месте. Оно и к лучшему, наверное. Благодаря податливости меньше хлопот. Когда Наруто взял лейку душа, Учиха колыхнулся в противоположную от него сторону.
 
— Нормально всё, не ссы, — не то чтобы брюнета это угомонило. — Не ёрзай! Тебя что, били им? Что ж такое! — возни больше, чем с ребёнком! — На.
 
Свесив ему левую руку, авось прокатит, светловолосый двумя пальцами, мизинцем и безымянным, что не играли особой роли в держании чего-либо, крутанул вентиль. Поток из множества струй шумно ударил о переливистую гладь. «Немой» сразу судорожно вцепился в протянутую конечность, как увязнувший в болоте за кривоватый сучок коряги. Паникующий барахтался, желая удрать. Он напомнил Кураму в процессе мытья после уличных прогулок. Рыжий тоже не фанат сих процедур. Но то кот, а тут человек…
 
— Полегче, оторвёшь ведь!.. —
 
Странно, однако. Узумаки не припоминал, чтобы у «приятеля» имелась водобоязнь. Вместе ж на речку каждое лето ходили, да и школьным бассейном тот не брезговал. Бред какой-то.
 
— Чего ты шугаешься? Звука, что ли?.. — сведя брови к переносице, малец надумал проверить догадку и убавил напор.
 
Буйственное вырывание ослабло. Пускай предплечье в красноватых следах от ногтей, но, по крайне мере, его перестали дергать к низу.
 
— Я осторожно. Слышишь? Вряд ли… — поднося лейку ближе, проговорил омега. Зажав ту между зубами, освобождая тем самым ладонь, неторопливо смыл с чёрных прядей пенистый шампунь. Оставленные темноволосым борозды щипали. — Вот, — закончив, Нару вернул душ на место. Слив к тому моменту осушил ванну. — Видишь, никто не умер. Скажи что-нибудь, а то я как сумасшедший болтаю, — ноль реакции. Сняв с крючка полотенце, Узумаки накрыл мокрую макушку. — Дальше сам.
 
Только сейчас он заметил, что спина Учихи тут и там усеяна полосами-шрамами — откликами глубоких порезов. Какие-то длиннее, какие-то короче. Некоторые шире, некоторые уже. Все немного выпирали. Попортилась та внешняя эстетичность, воспевающаяся всеми. Теперь мистер «Идеал» не такой уж и идеальный. Паренёк поджал губы, к удивлению, не почувствовав и крохи злорадства. Лишь что-то неприятное, неправильное. Даже у него нет таких рубцов, несмотря на кучу безрассудных поступков, совершённых в поиске новых ощущений. Ну, может, один похожий от неудачного лазанья по стройке. Сигать со второго этажа, удирая от сторожа, и без того плохая идея, а если бонусом при приземлении ждёт затесавшаяся в кустах репейника арматура, так тем более. Зато памятно. У всякой травмы своя история. Бессознательно парнишка подушечками пальцев скользнул по одному из шрамов возле лопаток, воображая, какой была рана.
 
Саске диковато отстранился, оглянувшись с возмущением.
 
— Аэ!!! — громко от неожиданности выкрикнул Узумаки, шустро уводя кисть. — Напугал, блин! Спокойнее, чё ты!  — перевёл дух омега.
 
Не отвечая, брюнет ворошил полотенце туда-сюда. Сидел-сидел себе — и на те! Будто и не впадал в жутковатый транс.
 
— Это самое… — прозвучало замешкано. Говорящий колебался. — Страшно было? Ну, тогда.
 
— Было быстро, — незаинтересованно.
 
— Понятно… — ладони звонко шлёпнули по штанинам. — Что ж… Обмотайся пока полотенцем, — сказав это, юноша подкатил к ванне кресло, что стояло поодаль. — Готов, не?
 
— И не думай, — предвещая дальнейшее действо, проворчал сопротивленец.
 
— Не надоело ещё, а, водяной? Прекращай выкобениваться и пошуровали отсюдова. И как тётушка тебя таскает? —  блондин нагнулся к ванне, размышляя, как бы лучше подступиться. — Шею обхвати, а то навернёшься.
 
— Ненавижу тебя, — зло пробормотал Учиха. До чего унизительно…
 
— Да-да. Мне память, знаешь ли, тоже никто не сотрёт. Потому молчи, — заведя руку под колени сидящего, Наруто поднял того, параллельно придерживая за спину. — О, раньше ты тяжелее был, — ответ на заданный ранее вопрос был найден и сопровождён раздражённым фырчанием. — Лишнего ляпнул, извиняй.
 
Дверь распахнулась, и намокших обладало холодом.
 
— Ох, совсем забыла о времени. Спасибо, родной, что… присмотрел… — Микото озадаченно замерла, уставившись на парней. Нет, она полагала, что они близки, но чтобы настолько…
 
— … Не за что… — опуская «не чужого» на сидушку, с долей неловкости пробормотал светловолосый. — Мы закончили…
 
***
 
За счёт углового расположения кровати у Учихи в распоряжении имелась пара окон: одно, лишь с форточкой, вело на соседский участок, другое же, с украденной ручкой, во двор. Разнообразие. Но не пропускающие свет шторы были милее представленных видов. Сонливая серость пропитывала город: дома, заборы, машины, когда-то яркие магазинные вывески, людей и их одёжку. Она поглощала многообразие цветов, марая и превращая в нечто унылое. Распространялась, как вредоносная плесень. Хвалёные осенние листья, золотившие ветви деревьев и кустарников, с приближением зимы опали и сгнили, перемешавшись с землёй. Плешивый коричневатый газон, не успевающие просохнуть тротуары, дороги в лужистых разводах, забрызганные бордюры, заволочённое тучами небо, проглатывающий дальние здания туман — всё безобразное, сырое. Парень не знал, зачем смотрел на мрачную картину, сложа руки на подоконник. Нужна ли вообще причина? Он ничего не ищет, ничего не ждёт. Его окно, чего бы и не пялиться?
 
Внимание привлёк клочок зыбкой почвы, что неестественно пузырился и, кажется, чавкал. Двойное шумоизолирующее стекло не дозволило бы противному звуку протиснуться в спальню, но наблюдающий отчётливо слышал чмокающее хлюпанье. Мутные волдыри, раздуваясь, лопались. На поверхность выступала бурая жидкость. Брови нахмурились в недоумении. Гадкая субстанция кляксой растеклась рядом с воротами, где ещё минут пять назад красовались кирпичики плитки, складывающиеся в площадку перед гаражом. Болото, снившееся не первую ночь подряд, а вернее, его кусочек подползал к калитке, распуская ручьи из тины и ила. Ладони холодели от сего зрелища. По спине прокатилась волна мурашек, но темноволосый, как заколдованный, не сводил глаз. Пролившись в щёлку под оградой, топь проникла во двор. Запузырилась активнее и довольнее. Не остановилась, метя на входную дверь. Когда она достигла крыльца, Саске, дабы не терять трясину из виду, приподнялся на руках. Не достать, зараза… Он кожей чувствовал её приближение. Знал — она идёт за ним… Необузданный страх засел в лёгких. Позвонки защемило. Во рту скопилась слюна. Тело потихоньку немело, начиная с кистей. Сердце бежало марафон, и его удары сотрясали всю грудную клетку. Угрозу не видать, но она фактически здесь… наверняка на первом этаже, в прихожей или даже на лестнице. Перебирается по ступенькам, чтобы проскользнуть в промежуток между ламинатом и дверью. И…
 
Сзади по плечу дважды ритмично стукнули. Готовый вскрикнуть, чтобы навеки замолчать, парень вздрогнул, оборачиваясь. Голос так и не покинул горла.
 
— Чего там такого? — наклоняя голову, высматривая, поинтересовался Узумаки. Ни прохожих, ни живности, ни автомобилей он не заметил, а посему любопытство в голубых глазах окрепло.
 
— Ничего, — отпрянув от окна, пробормотал Учиха и сжал ладони, дабы дрожащие пальцы не выдали позорного испуга. Неприятель достаточное количество раз заставал его жалкую сторону. Надоело.
 
Тот уставился, надеясь на зрительный контакт.
 
— Почему ты не высовываешься на улицу?
 
— Мне там не место, — равнодушно. Присутствие в комнате кого-то извне рассеивало страх, как свет от костра рассеивает тьму. Хотелось упрочнить связь с настоящим, где не существует оживших луж.
 
— Чё? Ну и глупость! — честно прокомментировал паренёк. — Ещё какое место. Неправильно сидеть затворником, без общения, — свихнуться как два пальца об асфальт.
 
— Начхать. Это и так не я.
 
— Ещё более глупая глупость! — прямолинейности омеге не занимать. — Будь ты несоображающим овощем, пускающим слюни на подушку, с пелёнкой под задом, без мыслей и памяти, — вот тогда да.
 
Альфа интуитивно сморщил нос от отвратительного примера с не менее отвратительными подробностями.
 
— Но ты же здесь. Такой же вредный, сердитый придурок. Единственное… — пауза. — Прежде ты от себя не отказывался. — Брюнет увеличил дистанцию, предчувствуя, что от него потребуют откровений. Собеседник придвинулся, не позволяя уйти от разговора. — Почему ты сдался? Почему перестал бороться?
 
Подтянув одеяло, укрываясь по пояс, Саске тихо усмехнулся:
 
— Мне не за что.
 
— Ошибаешься, есть за что! — прозвучало по-наивному оптимистично. Такое лежачий не принимал, не усваивал. Для него заявления подобным тоном равносильны лепету несмышлёного ребенка, что не видит жизнь в её истинном облике, продолжая искренне верить в фей и единорогов. — Как же возможность?
 
— О чём ты болтаешь? Её нет. Это всё, — в конце переходя на шипящий шёпот, альфа таки посмотрел на него. В чёрных глазах зияла озлобленная, уставшая безысходность. — Я осознал это тогда, у перил. Все осознали. Пора бы и тебе снять розовые очки. Очнись и уходи.
 
— Нет на мне никаких очков! Это ты заядлый пессимист! — юнца пронизывало будоражащее несогласие. — Ставишь на себе крест, будто помер уже! Нельзя! — в порыве эмоций кулак глухо ударяет по матрасу. — Как же ты не понимаешь? Надо пытаться!
 
— Я пытался, ясно?! — рванув к собеседнику, рыкнул Учиха, сродни запертому дикому зверю, к клетке которого подошли непозволительно близко. Железные прутья в обличье истощения мешали наброситься на наглеца. — С самого начала пытался!!! В палате, дома! Не раз! И ни черта не вышло! Лизался с полом, пока до меня не дошло, что это бесполезно! — израсходовав весь кислород, он пал на подушку, громко втягивая воздух ноздрями. — Хватит делать вид, что побывал в моей шкуре, — затем, дотянувшись до пластикового контейнера на тумбочке, перенёс тот на кровать, скинул крышку и с усилием перевернул вверх тормашками. Шурша и звеня, на простынь посыпались небольшие коробочки, блистеры и колбочки из-под таблеток. Те распластались, заняв добротную долю кровати. — И я, по-твоему, до сих пор живу? — фальшивый смешок. — Это, — ладонь нырнула в образовавшуюся горсть из лекарств, достав рандомную упаковку. — И это, — следующую. — Ещё, — третью. — Вот, что у меня есть. А твоей нафантазированной возможности вернуть всё как было нет.
 
— Я не говорю о фантазиях, — несвойственно серьёзно произнёс Узумаки. — Знаешь, в чём твоя ошибка? — на что Саске закатил глаза. — Ты поспешил. Попёрся разгуливать, толком не зажив. Какого результата ты ждал? Всему нужно время, терпение и практика, — уняв пылкость, парнишка сложил содержимое контейнера обратно. — Да, хочется всё и сразу. Сам такой же. Но иногда иначе никак, а не то ничего не получится. Можешь мне не верить, считать дураком, а все мои слова чушью, но я думаю, что шанс всё изменить у тебя есть. И я докажу это.
 
Заключив, что дискуссия ни к чему не приведет, парень предпочел игнорирование. Улёгшись, отвернулся от позитивного прилипалы. Та апатичная пустота, разбавленная гневом, плотно засела у него в голове. Сегодня, завтра, будущее в целом его волновали с каждым днём всё меньше. Должны были тревожить, побуждать, но вместо этого разрасталось мертвенное равнодушие. Станет ему лучше или хуже — без разницы. Пусть хоть метеорит упадёт. Даже если в чем-то белобрысый болван прав — наплевать. Нет никакого желания куда-либо дёргаться, что-то делать. Нет и всё.
 
___________
 
Учиха отрубился быстро и беспробудно, как не спавший несколько суток, стоило всего-то принять горизонтальное положение. Едва затылок утоп в мягкой перине, и кнопка выключателя клацнула, замедлив пульс и дыхание. Лицевые мышцы непроизвольно расслабились, расправившись. Устроившись у изножья, Наруто, скребя карандашом по страницам блокнота, пробыл в гостях вплоть до вечера. Вопреки всему, признаков скорого пробуждения спящий не подал. Хотя, быть может, Саске симулировал сон, дабы ни с кем не взаимодействовать. Хитрый жук… Проверять Узумаки не стал: вдруг действительно дрыхнет. Окончательно убедившись в том, что ловить нечего, засобирался домой.
 
Вальяжной рысцой рыжий обогнал хозяина, лихо протиснувшись в щёлку только-только приоткрывшейся двери. Хвост трубой, моська горделиво задрана. Пушной царь, ишь! Человечьи заботы его не волновали, да и не должны. По мере превращения во взрослого кота игривость тускнела, заменяясь ленью и откровенным пофигизмом. Курама был рядом со своим человеком, но в то же время сам по себе. В конце концов, он не услужливая собачонка, чтобы путаться под ногами и вилять крупом.
 
Следом за усатым товарищем прошмыгнул крадущийся юнец. Во избежание шума придержал металлическую ручку, плавно вернув ту на изначальную позицию. Что-что, а сон — это святое, особенно для неважно выглядевшего «приятеля». Завершив миссию по сохранению тишины, Узумаки облегчённо выдохнул. Попятившись, собирался уж потопать к лестнице, как почувствовал чьё-то присутствие позади. Шаркающие тяжелые шаги приближались по ступенькам, затем коснулись второго этажа, скрипнув половицей. Вместе с этим слышно шелестящее шуршание. Паренёк смекнул, с кем предстоит столкнуться. Раньше подобные встречи не сопровождались жжением в груди. Секундно затянув нижнюю губу, прикрыв ту верхней, юноша повернулся и нерешительно встретился с Фугаку, что как нарочно остановился подле. Всё как обычно: по-суровому каменное выражение лица, неустойчивые покачивания, немота. От него за версту веяло ледяной отстранённостью и пьяной тоской. В руках пакет с напечатанным названием местного продуктового магазинчика. Через белый полиэтилен просвечивается несколько стеклянно звенящих бутылок. Сегодня пятница. И календарь ни к чему. Мех на холке хвостатого распушился. Блондин рад бы уйти, но взгляд мужчины гвоздями прибивает стопы к полу. Голубые глаза с сожалеющим отвращением цепляются за купленное спиртное, но малец не решается ничего сказать. Он знает, что оно и не нужно. Глава семейства читает его мысли, как книгу без переплётной крышки. У обоих в головах застыли фразы, резкие и ведущие к конфликту.
 
Пять минут под увесистым взором показались мучительно неловкой вечностью. Точно забыв об Узумаки, упитый горьким алкоголем и никчёмной жалостью, Фугаку, шурша пакетом, побрёл дальше, шатко и ломко. Своей походкой он напоминал измученного старика, отработавшего смену на заводе, — никак не мужчину в рассвете сил. Наруто не мог разобраться, как относиться к нему. С сочувствием? Отвращением? Разочарованием? Отец «приятеля» всё также работает, обеспечивает семью, пускай и… пропускает по рюмке. Наблюдать, как знакомый человек разваливается, словно дряхлый сарай, убийственно печально.
 
Удрученно омега подавлял порыв выдать что-нибудь грубое, бестактное, но здравое. Каждый справляется с трудностями по-своему. Ему не познать величину горя родителя, с чьим ребёнком приключилось несчастье, а потому у него нет прав осуждать… Но внутри что-то колется, ворочается, не унимается.
 
— Не зайдёте к нему? — вырвалось скорее утверждающе, с упреком. Эдакое неудовлетворённое подтверждение факта.
 
Телепающий вдруг остановился, а младший нехило напрягся. Плеснул масла в тлеющие угли… Ух, нет врага хуже, чем неугомонный язык. Боковым зрением замечает широкую спину. Старший Учиха не обернулся и не ответил, вскоре скрывшись в комнате, захлопнув дверь.  
 
*** 
 
Мелкий камешек, подобранный по дороге, зациклено подбрасывался, перекручивался в воздухе и в падении ловко ловился ладонью. Сидя на скользком, покрытом инеем мостовом бортике, свесив ноги, Наруто задумчиво пялился на замёрзшую недоречку. Розовеющие щёки и кончик носа едва пощипывало. Холодно, зараза. Как бы не отморозить себе чего-нибудь. Юноша частенько приходил сюда, дабы разгрузить голову или выплеснуть эмоции, скопившиеся от общения с язвительным «приятелем». Прохожие тут, на осыпающемся мостике, редкость, ведь давно уже проложен удобный маршрут, объезжающий высыхающий водоём и ведущий прямиком в центр города. Уединение. Оно и хорошо: и повопить, и повозмущаться, и попинать пустоту можно, не опасаясь, что сочтут за сумасшедшего психа. Бойкому омеге это помогало опустошить переполненную чашу терпения, чтобы вновь и вновь навещать вредного Учиху. Казалось, что чем больше времени он проводит с ним и его семьёй, тем сильнее тонет в какой-то тягучей трясине из мрака и отчаяния. Ему, как по жизни позитивному человеку, становилось дурно. Точно в баночку яркой краски щедро вылили чёрный цвет. От этой темноты Узумаки старательно избавлялся. Невозможно, чтобы всё было плохо. Рано или поздно для всех настанет белая полоса. Обязательно…
 
Раздражённый бросок. С хрустом тонкая плёнка льда трескается, прошибаясь каменным снарядом. Ускоренное дыхание вырывается изо рта клубами полупрозрачного пара. Жёлтые глаза направлены на беспокойного хозяина. Тот хмурит брови, теребя язычок расстёгнутой куртки. Хвостатый чуял: от двуногого пахло сомнениями. Бесчисленным множеством сомнений. Не первый месяц.
 
— Правильно ли… я поступаю? — спрашивает, будто тот способен ответить. — Шанс…  Откуда мне знать, что он есть?.. Всё, на что я полагаюсь, — это обыкновенные идеи, догадки… Зов интуиции, не подкреплённый ничем. Что если я зря обнадёживаю его?..
 
Кошачий собеседник слушал внимательнее всякого человека. Лишь с ним парнишка честен. Для других же он вынужден демонстративно играть непоколебимого оптимиста. Так устроено, что никто не поверит тому, кто сам не уверен в своих убеждениях на сто один процент. Учиха не поверит, а без него ничего не исправить. Вернуться бы в прошлое, чтобы отдёрнуть того от приехавшего такси, чтобы не позволить Дураске сесть в машину и пешком дотащить до дома. И пусть он бы сопротивлялся, отталкивал и называл придурком… Зевнув, Курама свернулся калачиком, прильнув тёплым боком к руке без перчатки.
 
— Но сдаваться… нельзя. Саске сдался, и теперь ему хреново. Очень. Со мной этого не случится.
 
***
 
Подсвечивающийся циферблат будильника отображал четвёртый час ночи. До рассвета далеко. Парень не помнил, как заснул. Он прикрыл глаза всего на секунду, но в следующее мгновение его встретила мгла. Узумаки ушёл, а вернее, исчез. Только что сидел на кровати, болтал… и пропал, как какая-то галлюцинация. Ни солнечных лучей, ни звонкого голоса. В комнате, охваченной чернотой, лежачий остался один. Неясная тревога тормошила сонное сознание, побуждая полностью проснуться, и в памяти отчётливо мелькнуло болотистое нечто, пробравшееся в дом. Днём в спальне присутствовал посторонний, что прогонял ползучую мерзость. Сейчас же никого. Снова Учиха ощутил остужающий кровь страх перед чем-то несуществующим, ненастоящим. Не было и малейшего желания озираться. Брюнет боялся взглянуть на пол и увидеть ту пузырящуюся бурую кляксу. Боялся думать, что ждёт потом, когда она полезет на койку. Тело сковывало. Позвонки щекотливо поднывали. Шестое чувство панически трезвонило, уведомляя о незримой опасности. Что-то должно произойти… что-то ужасное.
 
Не убежать. Сжимая край одеяла, Учиха не смел пошевелиться, прислушиваясь к темноте. Пульс тарабанил по перепонкам.
 
И ничего.
 
Никто не напрыгнул на него, не схватил, не утащил. Ладони упёрлись во влажный лоб, скользнули по волосам и, спутав сколько-то прядей, сжались. Какая глупость… Он, взрослый разумный альфа, трясся из-за разбушевавшегося воображения! Это же смешно!  Как низко он пал… Пряча лицо, Саске зло мычал сквозь растопыренные пальцы, задыхаясь от приливающей ненависти.
 
В дальнем левом углу, меж стеной и письменным столом, в тени, что-то тихонько булькнуло.
 
***