Ливень

За окном

За плёнкой век черным-черно, и ниточки просвета нет. Солнце ещё не взошло. Похлопывающим движением Учиха заторможено ощупал скомканное одеяло справа от себя и скривился, сквозь отступающий сон осознавая, что пустующая половина кровати уже успела остыть. Куда слинял Узумаки? Когда? Тесное ложе, где соприкосновения неизбежны, пружинистый матрас, реагирующий на каждое движение, не уведомили о том, что «приятель» встал и ушёл. Саске не помнил этого, равно как и момента своего засыпания: тумблер в его голове попросту отщёлкнулся, и настала бессознательная мгла. Ранние же воспоминания походили на смазанные отрывки из старого фильма. Вроде он вертелся, сжимая простыни… или это Узумаки всё никак не мог улечься? Кто из них так громко дышал? Кто просил о чём-то? Что было сном, а что реальностью? Узумаки исчез со своего места подозрительно незаметно. Был ли он вообще здесь? Были ли события дня на самом деле? Лёгкие свело от вставшего в них колом воздуха. Сонливость испарилась вслед за теплом. Учиха мертвенно замер, анализируя. Что, если всё, абсолютно всё, — иллюзия? Никакого Узумаки «утром», «завтрака» за кухонным столом, никакой прогулки по городу. Что, если он так и лежал всё это время в темноте, в ловушке, сходя с ума и погружаясь в ужасающую топь? От сей мысли холод мурашками разбежался по телу, и парень резво приподнялся на руки, суматошно озираясь, точно ища выход из затяжного кошмара. От быстрого мотания головой тёмные силуэты мебели сливались в неразборчивые тени-каракули.
 
— Ё-моё, ты чё? — озадаченно раздалось снизу. — Чего подскакиваешь, как в зад ужаленный? — прошипела знакомая фигура, развалившаяся на ковре пластом.
 
Тьфу ты, Узумаки!
 
Нет, всё же не иллюзия. Узумаки сейчас тут и никуда не пропадал. Он реален, как и всё вокруг. Саске испытал невероятнейшее облегчение, услышав его голос, что даже при шептании был похож на колокольный звон. Пожалуй, он впервые так сильно ему рад, что едва ли в силах контролировать собственную интонацию, подавляя торжествующие нотки:
 
— Ты, придурок, какого чёрта там забыл? — невзирая на старания, язвительность получилась фальшивой, но Узумаки вряд ли распознает отличия.
 
Расслабленность мягко обволокла напряженные от испуга мышцы. Манна небесная, до чего же хорошо… Облокотившись спиной о прохладную стену, парень на пару секунд блаженно прикрыл глаза, вытесняя из груди тревогу. Всё в порядке, и оттого он был в шаге от того, чтобы улыбнуться, но упрямство и вредность помешали ему. Он был стопроцентно уверен в подлинности «не чужого». Ни одна погань, рождённая в его воспалённым сознании, не смогла бы подделать излучаемый им свет. Узумаки наивный и беспечный болван, но благодаря его несерьёзности рассеивалась тьма. Он с простотой относился к проблемам, из-за чего те действительно казались ерундовыми пустяками, не такими страшными и безвыходными. Рядом с ним, никогда не сдающимся, цветёт вера в лучшее, которая заряжает не только самого Наруто, но и находящихся подле него. Саске никогда не отрицал этой способности, но в сложившейся ситуации он не знал, что по итогу победит — влияние пылающего огнём света Узумаки или всепожирающая тьма болота, что стремится его поглотить.
 
Замутнённый страхом взор прояснился. И вовсе в комнате не так темно, как Учихе почудилось: пусть и в тёмно-синих оттенках, но он отчётливо видел содержимое спальни, вплоть до набора карандашей и ручек в органайзере на столе. Дальние объекты также различимы, но менее — не прочесть, что написано на книжных корешках. Впрочем, этого хватало, чтобы убедиться в том, что ничего подозрительного в спальне нет.
 
Ну, за исключением «не чужого» на ковре.
 
Лицо того освещалось тусклыми лучами уличных фонарей, блики от которых добавляли его глазам блеска и кошачьей игривости. «Приятель» лежал на спине, подложив под голову сцепленные в замок ладони и согнув ноги в коленях. Он словно сквозь потолок и крышу любовался звёздной россыпью. Нашёл, чем заняться ночью, когда все нормальные люди спят. Саске барственно цыкнул, подчёркивая для себя нелепость действий омеги. Тот факт, что он, будучи таким же неспящим, входил в число ненормальных, он не учёл.
 
— Что ты делаешь? — вопрос так и напрашивался, и Учиха не устоял, подползя к краю кровати.
 
Наруто подтянулся к нему, не убирая рук с затылка и плотнее прижимая коленные чашечки друг к другу.
 
— Я-то? —переспросил он, придумывая, как бы объясниться, и снова опуская лопатки на ковёр. — Да вот, позаниматься захотелось. Пресс, здоровье, все дела.
 
Мельком Саске глянул на подсвечивающийся циферблат часов, примостившихся на тумбочке.
 
— В пятом часу утра?
 
— Ну да, — без утайки изрёк омега, в темпе продолжая выполнять физическое упражнение.
 
Правдивость его слов не вызывала у Саске сомнений, но всё ж странно как-то. Из Узумаки жаворонок, как из жаворонка Узумаки. Он бы не стал подрываться в такую рань. Вероятнее рак на горе свистнет, чем его режим наладится.
 
— Ты не спал, — подытожил раздумья альфа.
 
— Бессонница, — светловолосый по-обречённому пожал плечами. Опыт подсказывал, что попытки вымотаться путём занятия спортом скудны на результат, а в комнате Дураске, где ничем таким изнурительным не заняться, подавно, но валяться ему уж невмоготу. — Я недостаточно устал, а значит, отрубиться мне сегодня не судьба. Да и хер с ним. Пободрствую несколько денёчков — и тогда уж точно без задних ног дрыхнуть буду, — с неиссякнувшим оптимизмом добавил Нару.
 
Признавая бесполезность разминки, он тем не менее от неё не отказывался в том числе и от скуки: Учиха уснул как убитый, и Узумаки лишился единственного собеседника. С учётом того, что полноценного сна у «приятеля» не было, он не рассчитывал, что тот ни с того ни с сего очнётся посреди ночи.
 
— А ты чего проснулся?
 
— Холодно. Живая грелка из тебя никудышная, — необычно спокойно упрекнул Учиха, не вкладывая в слова намерения унизить. Колючесть характера, не более.
 
Реакция Узумаки была соответствующей:
 
— А, сорян, — без отпирательств и огрызаний в отместку.
 
Всё-таки он сам вызвался на роль грелки, и надо бы выполнить свою функцию, а то что он как пустомеля. Качнувшись вперёд, паренёк пал на колени, после чего ухватится за матрас и ползком вскарабкался на кровать. Отчего ему взбрело в голову забраться именно так, брюнет не ведал. Впрочем, это же Узумаки — ему свойственно страдать ерундой и дурачиться.
 
Прикидывая, что Учиха опять отключится, омега поспешил забронировать оставшееся средство какого-никакого развлечения:
 
— Чур моя очередь сидеть у окна! — занырнув под одеяло, он вытеснил «не чужого». Тот закатил глаза, но не то чтобы сопротивлялся, отодвигаясь к краю. Чур… Напоминало о детстве, когда они, гостя друг у друга, состязательно кричали «Чур я первый!», занимая очередь владения пультом от телевизора, дабы выбрать, какой канал смотреть.
 
Прислонив подушку к изголовью кровати, Саске полусидя пал на мягкую опору, молча уставившись на Узумаки — вторую живую душу в комнате, не позволяющую мраку взять его в плен. Его присутствие внушало безопасность. Он был подтверждением того, что всё настоящее.
 
— Ну и чего ты пялишься, а, извращенец?
 
— Лезешь ко мне в койку, раздеваешься передо мной, заходишь в ванную, когда я моюсь, и открываешь шторку, — хитро и заносчиво перечислил альфа. — И кто из нас ещё извращенец?
 
— Не преувеличивай! Тебя послушаешь, так сплошная похабщина!
 
— Скажешь, что ничего из вышесказанного ты не делал?
 
— Ну, делал, — парнишка не пробовал отвертеться. — Но без всякого такого умысла! — его акт честности скорее напоминал провальную попытку оправдаться.
 
Учиха насмешливо шикнул, точно не поверив. Разумеется, это очередная его издёвка над Узумаки. Похоже, они с ним поменялись ролями, и теперь уже Саске достаёт «друга» забавы ради. Ни злобы, ни желчи — видать, таблетки всё ещё действуют, сглаживая всё восприятие, делая парня бесстрастным и нескандальным. Или же его настроение заметно улучшились от крепкого сна без кошмаров. В любом случае он чувствовал себя бодро — вряд ли удастся уснуть.
 
Интуитивный радар по обнаружению агрессии помалкивал, и Наруто дерзил чисто из принципа:
 
— Ой да нужен ты мне сто лет. Слишком высокого мнения о себе!
 
Традиция у них такая — передразниваться. К тому же «размякшее» состояние Дураске позволяло делать это без последствий. Сейчас Учиха представлялся Наруто уравновешеннее всего: с ним можно по-человечески общаться, пускай и в своеобразном стёбе. Фактически идиллия. Но вполне возможно, что ничего не изменилось, просто с учётом «приятельских» заскоков несколькими часами ранее, нынешнее поведение контрастирует, создавая ложное впечатление адекватности. Нет гарантии, что Саске не накроет псишка через несколько минут. Не стоит забывать, что этот тип требовал себя грохнуть посреди торгового центра. Признаться честно, Узумаки до сих пор не по себе от той ситуации.
 
— Больше никогда не проси меня ни о чём подобном, — в наглую вырвал он из потока мыслей, не подумав, что собеседнику вовсе может быть не понятно, к чему он.
 
Но Учиха догадался:
 
— Ты всё ещё под впечатлением? — чуть ли не с гордостью произнёс он.
 
— Иди-ка ты нахер с такими впечатлениями.
 
Голубоглазому с малых лет нравилось испытывать эмоции, подкреплённые бушующим в крови адреналином. Такие эмоции особо яркие и запоминающиеся, но от них стремительно вырабатывается зависимость, притупляющая страх и трезвый ум. Наруто шагал с опрометчивостью и неосторожностью нога в ногу, держась с ними за руки, и потому с его стороны было бы лицемерно тыкать Саске носом в нравоучения о том, что нельзя разбрасываться жизнью налево и направо, но внутри всё не унималось. Пороть чепуху и глупить — это по его части, но ведь Саске совершенно другой. Всегда был другим. Да и одно дело рисковать жизнью и при этом стараться всё-таки её сохранить, а другое — ни во что её не ставить. Узумаки никак не мог привыкнуть к той безалаберности, с которой «приятель» теперь относился к себе. Неужто он не осознаёт, насколько неправильно звучит? Для него всё шуточки, пустяки. Просить «друга» детства столкнуть себя с эскалатора? Будничное дело! Мелочь, про которую не грех тут же забыть! До чего же это неестественно для рационального Учихи.
 
— Ты же это несерьёзно тогда, да? — ну не мог светловолосый поверить, что то требование не было грубым приколом или до дрожи реалистичным представлением. Не мог, не хотел, ведь если всё действительно так, если Учихе становится только хуже, то он и впрямь бесполезен. Столько самонадеянных речей, и каков результат? Контроль над ситуацией юркой змеёй ускользал из рук, как бы Наруто этого ни отрицал. У него не получалось повлиять на «приятеля», и эта беспомощность вгоняла в отягощающее отчаяние. Всё равно что пытаться спасти утопающего из цепких лап трясины и неумолимо проигрывать, наблюдая, как топь мало-помалу проглатывает жертву. Как потом свыкаться с поражением? Как себе верить?
 
Хотелось услышать успокоение, но тишину рассекла сиплая усмешка альфы.
 
— Нельзя же так… — всё, что Наруто удалось из себя выудить: наивное и банальное, не способное что-либо изменить, не способное никому помочь.
 
Он был без понятия, какие слова подобрать, как повести себя с подавленным до неузнаваемости человеком. Драки, дерзость, применение грубой силы — вот, в чём он мастер. Какая из него поддержка? У него и опыта-то подобного не было. Никаких чётких инструкций в голове. Будь то девчонка какая, он, возможно, сориентировался бы, повспоминал, как ведут себя парни из сопливых мелодрам, разобрался бы в общих чертах, но тут же Учиха, а как грамотно взаимодействовать с ним Узумаки и до всего этого не знал.
 
— Нельзя, можно… — перевалисто прошептал Саске. — Какая разница? — чрезмерная спокойность его тона уже не выглядела признаком чего-то хорошего. От неё исходила отнюдь не умиротворённость, а глухая безнадёга, смешанная с усталостью и апатией. — С моими данными у меня было столько перспектив и возможностей, сколько ещё не открытых дверей, и тут… — парень приподнял над грудью ладони, сжав те в кулаки. — Пуф! — эмитируя взрыв, он лениво оттопырил пальцы. — И как ни бывало: ни перспектив, ни возможностей, ни дверей. Таблетки, кресло и ярлык обузы для предков, влекущего жалкое существование на их шеях. Класс. Просто шик. Знал бы, заранее сунул голову в петлю или тем осколком от машины вскрыл бы себе горло.
 
— Перестань… — нетвёрдо вклинился Узумаки, теряясь от «приятельских» умозаключений.
 
— Вот скажи, — проигнорировал Саске, — в чём ценность такой жизни? В чем смысл?
 
Намечалась дискуссия — тот спасательный круг в их разговоре, за который Наруто сразу же ухватился. Поток вопросов вдохнул в него оздоровительной ярости. Чего он расклеился? Чего мямлит? Разве ему нечем поспорить? Чушь собачья!
 
— Да, блин, у жизни куча смыслов! Всех не сосчитать! — вспылил он.
 
— Ну и зачем, например, живешь ты?
 
— Много зачем. Я тебе гору причин насобираю! — заявил паренёк, восполнив чашу уверенности. — Чтоб родители, заходя в мою комнату, видели там меня, своего сына; чтобы было кому звать Микото тётушкой; чтобы преображать блёклые потрёпанные стены краской из баллончика и получать нагоняй от противных соседей; чтоб было кому изрисовывать страницы скетчбука твоей кислой рожей! Это и многое-многое другое! Кто бы делал всё это, если бы меня не было?
 
— Да кто угодно, любой человек.
 
— Но тогда бы это была уже не моя жизнь, сечёшь? Речь же конкретно обо мне, — прилив энергии снял с Узумаки черты не спавшего всю ночь: ни бледности, ни синяков под глазами, ни вялости. — Смыслом моей жизни также является тебя, придурка, вразумить. И ты тоже живёшь затем, чтобы я тебе мозги вправил. И не только за этим: чтобы быть чьим-то сыном, младшим братом, бесячим другом; чтоб читать эти твои дурацкие книжки; чтоб спорить и ругаться со мной; чтоб по итогу обходиться без кресла. К чёрту один масштабный и ненадёжный смысл! Все эти сложные философствования, гипотезы — всё к чёрту! Слышишь? Нефиг истязать себя, считая, что из-за травмы этот надуманный, единственный смысл рухнул, и тебе теперь незачем жить! Брехня! Уйма причин!
 
Наруто готовился к тому, что «приятель» высмеет его позицию, оскорбит, оспорит, приведя миллион аргументов, почему она ничтожна. Но Учиха смолк, и смолк как-то иначе, не от нежелания разговаривать, а будто переваривая всё перечисленное, мерно и бесконфликтно. И ведь он не перебил — он слушал.
 
— По-твоему, все мы — элементы смыслов чужих жизней?
 
— Ну вот, ты заговорил по-умному… — проныл омега. — Проще, проще.
 
— Ты сказал, что живёшь, чтоб быть у своей семьи, чтоб контактировать со мной. Только благодаря окружающим ты способен реализовывать эти причины. Нет людей — нет смысла. Выходит, что твоя жизнь тебе не особо-то принадлежит, — альфа не принимал мнение Узумаки за истину, но и не отвергал, а рассматривал то с нейтральным настроем, точно желая понять основную суть и непосредственно «приятеля». К позиции Наруто он проявлял какой-никакой интерес, что для того было поражающим замечанием. Сегодня какая-то особенная ночь? Саске необычайно разговорчив. Это точно он?
 
— Выходит, — начиная догонять, о чём говорит «не чужой», согласно кивнул паренёк. — Но я думаю, что так у каждого человека. Все мы связаны, и, наверное, поэтому нам паршиво от одиночества. Нет людей — нет смысла, — медленно и осмысленно повторил он за Учихой, окончательно поняв, к чему тот клонит. — А жить ради выживания… мы же не животные.
 
Брюнет с хрипотцой фыркнул, и не ясно, плохой это знак или нет. Он не предполагал, что будет беседовать на подобные темы с легкомысленным Узумаки, хотя и сам подвёл того к ним. И, что важнее, он не предполагал, что станет углубляться в его версию смысла жизни. В сим взаимодействии что-то есть, что-то развлекательное.
 
— Значит, наши жизни, как и мы сами, принадлежат друг другу, — Учиха беззлобно усмехнулся. — И тебя это устраивает? — он скептически насупился, на что Узумаки, периодически пялившийся куда-то мимо «друга», повернулся к нему и со всей решительностью заглянул в глаза:
 
— Разве я похож на несчастного? — разъяснения не требовались.
 
Дураске никак не съязвил. Он в целом отреагировал хило: безмолвно разорвал зрительный контакт, продемонстрировав, что на этом прекращается его инициатива чесать языком. Воцарилась тишина. Но ненадолго: то ли от искушения воспользоваться ветреным спокойствием темноволосого, то ли из личного желания поболтать, Наруто подал голос:
 
— Почему ты заговорил об этом со мной?
 
— Потому что ты, возможно, прав: одними книгами «сыт» я не буду, — ничто не мешало Саске увильнуть от расспросов, но нет — он всё ещё откликался. Воистину волшебная ночь. — А собеседник лучше тебя мне пока не улыбается.
 
— Это комплимент или оскорбление?
 
— Сам выбирай.
 
— Комплимент — это, конечно, здорово, но ты бы меня не похвалил. Да на меня скорее луна свалится! — Наруто слишком давно знаком с Учихой, и от того во век добрых слов не дождёшься! Но, невзирая на это, было б славно, если б тот бросил хотя бы намёк на обратное. В глубине души парнишка хотел, чтобы ему возразили.
 
Выставив руки вперёд, альфа с ленцой потянулся. Поёрзал, устраиваясь поудобнее и явно не торопясь как-либо отвечать.
 
— Это да, — как само собой разумеющееся подтвердил он, без зазрения совести спустив «приятеля» с небес на землю. Темноволосый мог бы сказануть ещё что-нибудь эдакое, язвительное, мол, не мечтай, Узумаки, не достоин ты моей похвалы, но колкого порыва плеснуть ядом не возникло.
 
Флегматичность Учихи одновременно и давала надежду на то, что с ним удастся поладить, и пугала своей подозрительностью. Острый на общение, но без истерических припадков, в меру отрешённый и невозмутимый — он напоминал себя до аварии. Его, казалось бы, обыденное поведение с учётом последних месяцев было Наруто непривычно, и это неправильно. Не должно так быть. Он что, свыкался с неправильным Дураске? Без отрицаний «нового», сломанного его? Как бы то ни было, их «баллада» походила на что-то вроде разговора по душам, первого за всё время их знакомства. И, если без лжи, Наруто понравилось обмениваться мыслями с соперником детства. По-своему, без дружбы и симпатии, но они всё ж были близки. Что ещё они могут узнать друг о друге?
 
Да, книгами «сыт» не будешь, но и монологом с котом не отделаешься:
 
— Ты не сказал про себя. В чем для тебя смысл жизни? — вновь привлёк внимание «приятеля» Наруто.
 
Человеческая жизнь — краткий миг по меркам вселенной, выпадающий отнюдь не всем. Прежде Саске допускал, что её смысл в том, чтобы провести сей миг как следует, без сожалений и на полную катушку, будучи на пике своих возможностей. Ему отведён срок, за который он обязан через упорный труд самостоятельно создать комфортные условия и обеспечить себя стабильностью, доказав, что его миг был дан ему не зря и не прошёл впустую. В его преимущественно пессимистично-реалистичном видении это был эдакий просвет, дарующий мотивацию всем стараниям: словно парень не гнался за стремлением оправдать отцовские ожидания и не отстать от старшего брата, а вносил вклад в своё будущее, поступал верно, реализовывая то, зачем собственно и живёт. Но всё оказалось напрасно. Его возможности ограничены, многого он лишён, и сожалений уйма. Авария — миг куда мимолётнее, но перечеркнувший всё, и в перечёркнутом настоящем смысл жизни для Учихи заключался в:
 
— Ни в чём, — хладнокровно прошептал брюнет. — Его нет. Неважно, что ты сделаешь, какие знакомства заведёшь, какое хобби выберешь, — в итоге ты всё равно умрёшь, твое сознание померкнет, а вслед за ним разложится и тело. Пройдут столетия, и ты сотрёшься из памяти людей. Твои связи при жизни, увлечения, мечты, внешность, имя и фамилия — всё станет ничем, пустышкой, будто тебя никогда не существовало. Ты помнишь своих дальних предков? Нет. С тобой будет также. Со всеми. Когда-нибудь, не скоро, даже известные личности будут забыты миром, куда уж там простым людям и тем, что ниже, калекам, вроде меня.
 
На что-то позитивное Узумаки и не рассчитывал. Мысли Учихи мрачные, поглощающие свет, однако омеге было, чем их разбавить.
 
— Твоя версия ненадёжна. Может, ничего не исчезает, — влил каплю оптимизма он. — Откуда такая уверенность? Ты же не знаешь, что будет после смерти.
 
На что Саске едко улыбнулся:
 
— Узнаю — пришлю тебе весточку с того света.
 
Вроде и с сарказмом сказано, а внутри у Узумаки похолодело. Он неуютно поёжился, утратив только-только прибывшую безмятежность. Умеет, конечно, альфа невзначай нагнести обстановку, накинув атмосфере несколько пудов мрака.
 
— Ты щас допиздишься у меня. Завязывай об этом, пока я тебя не стукнул, — за едва ребячливой интонацией блондин скрыл серьёзность настроя, оттого его угроза Саске никак не потревожила. Тот и не заметил.
 
Так-то омега без волнений относился к теме смерти: она ему не шибко интересна, но никаких табу на неё не накладывалось. И, может, он верил в силу судьбы, в то, что всё не просто так, но этого недоставало, чтоб превратить его в суеверного параноика. Он не брезговал чёрным юмором, но из уст Учихи тот воспринимался иначе, темнее, неприятнее и будто опаснее. Наруто это совершенно не нравилось.
 
— Зачем ты… — голос резко истончился и оборвался, сродни шёлковой нити, будто паренёк передумал спрашивать. Поджав губы, он застопорился. Стиснутые в кулак пальцы пленили край одеяла. Стоит ли? Накалит или обойдётся?
 
Учиха еле-еле вскинул брови. Он догадался. Ну и ну, ему удалось так сильно зацепить Узумаки, что тот всё никак не отойдёт. Тц, какой восприимчивый мальчик.
 
Глубокий тягучий вдох:
 
— Зачем ты меня попросил… сделать это? — возвращаясь к инциденту у эскалатора, пробормотал Наруто. Он понятия не имел, что окажется хуже: ответ «приятеля» или глухонемое притворство.
 
— Не считай себя каким-то избранным, — холодно прыснул альфа.
 
Когда его грубость растворилась в дальнейшем беззвучии, голубоглазый испугался, что на этом всё, никаких дополнительных комментариев, что уняли бы неуютный трепет в груди. Его контакт с Учихой стремительно переливался в неизведанное русло, грязно-чёрное и неконтролируемое, а потому жуткое. Зародившаяся неправильность меняла ту атмосферу, что возникала при их с ним взаимодействии: куда-то делось то ребячливое соперничество, несерьёзность всех ссор и драк, лёгкость поверхностной болтовни. Словно в банку жёлтой краски влили чёрной, неторопливо перемешивая и в конце искажая цвет целиком. Из яркого во тьму. Наруто думалось, они на этапе перемешивания: исправить уже не получится, но ещё возможно предотвратить полное искажение, сохранив светлые прожилки. Но всё бесполезно, если в Саске не пробудится желание бороться. Исход зависит от него, и Наруто страшился, что тот предпочтёт игнорирование.
 
Шёпот разрезал безмолвие:
 
— Сам бы я не осмелился… — Саске отчуждённо прятал глаза, без удовольствия, но и без принуждения выставляя мысли напоказ «другу». Из-за отсутствия злобы и колючести он выглядел таким беззащитным, и ему это не очень-то нравилось, судя по тому, как дёргано хмурились брови. Но тут выражение его лица изменилось, и Учиха приобрёл былую ершистость. — А ты всего-то попался мне под руку, — сей фразой он показал, что хватит с него демонстрации уязвимости, акция прошла. — Ты ж от зависти с детства был бы рад избавиться от меня, чтоб я не сдавал твои проделки старшим, чтоб не умничал, чтоб не побеждал тебя в дурацких соревнованиях, — недобро посмеиваясь, брюнет осклабился. — Думал устроить тебе прощальный подарочек, дав себя прикончить. Но, Узумаки, ты упустил свой грандиозный шанс.
 
— Ясно… шарики за ролики, — терпеливо процедил тот, настраивая себя на новый лад. — Брехня. Да, гладко у нас никогда не было, и ты меня всё также раздражаешь. Но, — интонация снисходительно смягчилась, — я не желаю тебе плохого, — омега вложил всю честность, на которую был горазд.
 
— Оставь эти откровения при себе, — Саске встретил его искренность с равнодушием, однако еле слышно добавил: — Я в курсе.
 
Тихая мелочь, грубовато и скупо произнесённая, но Узумаки радовало то, что «приятель» воспринимает его менее враждебным. Чем не прогресс? Ещё чуть сблизиться, и ему наверняка удастся достичь с ним мира. Блондину аж не верилось, что он не прочь обзавестись с Дураске дружескими узами. Разве не так всё должно было быть с самого начала, с ранних лет? Они ведь ещё с детства могли крепко сдружиться, чтоб не разлей вода быть, без зависти, перебранок и потасовок. Все условия для этого были, так чего ж не срослось? Откуда взялась их вражда — никто и не вспомнит. Столько лет растрачено на пустую неприязнь. Стоило ли оно того? Пойди со старта всё по иному сценарию, как бы сейчас всё сложилось? Возможно, будь они приятелями, в тот день не поехали бы со школы врозь, а потопали бы домой пешком, разглагольствуя о том-сём, прячась от ливня под каким-нибудь навесом, и никакого такси, никакой аварии. Гадать об этом — затея бестолковая, и Наруто это понимал, вместе с тем ощущая что-то новенькое, жалящее и горькое — сожаление, что их с Саске узы не товарищеские, а запутанные, в узлах былых перепалок. Но те, благо, не спеша распутывались.
 
— Эй, — наигранно обиделся паренёк, локтем толкая альфу, — как-то несправедливо, что тебе болтать разрешено, а меня ты затыкаешь.
 
— Я могу и замолчать, — вредно буркнул тот и отстранился, костяшками пальцев побренчав по рёбрам, смахивая с себя след от прикосновения.
 
Дураске не клевал носом, не зевал и в общем-то не выглядел сонным, из чего Наруто сделал вывод, что продолжительные проводы ночи в одиночку позади — Учиха не собирается засыпать, превращаясь в холодное, немое и податливое тело. Всё ж, с ним куда приятнее, когда он в сознании: появляется успокаивающее чувство чьего-то присутствия. Блондину было важно, чтобы на него реагировали, чтобы ему отвечали, чтобы не было ощущения глухой изоляции от всего живого. Он был честен, говоря, что для него нет ничего ужаснее одиночества. Намёки на него, и те вызывали дискомфорт. Парнишка терпеть не мог мёртвой тишины, когда угасали звуки, издаваемые кем-то живым: дыхание, сопение, бормотание, хрипы, урчание, шиканье, бубнёж, скуление, шаги и всё, что специально или нет воспроизводили созданные из крови и плоти существа, будь то люди или животные. Без этого становилось до дурноты плохо.
 
— Книгу? — предложил омега, опасаясь, что бездеятельное лежание наскучит «приятелю», и тот ненароком провалится в мир сновидений, задышав почти беззвучно.
 
Одобрительный кивок в знак согласия. С заманчивым предложением Узумаки не прогадал — то пришлось Саске по вкусу, о чём свидетельствовал покладистый вид. Он будто прижал свои колючки, спрятав те. Надолго ли?
 
Освободившись от одеяла, Наруто перелез через «друга» и шмыгнул на ковёр, а далее к громоздкому шкафу. Глаза, привыкшие к темноте, скользя, просканировали ряды полок: он запомнил название книги, что не дочитал «не чужой», но вот её месторасположение увяло в памяти. Кончик пальца перескакивал с гладкого корешка на соседний, выводя заглавные буквы, ища, какую книжонку вытянуть.
 
— Не то, не то… — просипел светловолосый, щурясь от внимательности. — Не… Ага, вот она! — довольно уведомил он. Достав чтиво, поспешил доставить то «приятелю», параллельно с тем включая настольную лампу.
 
Учиха забавно читал. Раньше, до той аварии, Наруто на этом не зацикливался — чтение для него было унылым занятием, он вечно высмеивал альфу за хобби и пакостил назло, стаскивая книги и пускаясь в бегство. Не счесть, сколько из-за этих шалостей было «баталий», когда мальчишки, сцепившись, валялись и перекатывались по полу тайком от родителей, мелькая в брешах стен, дверных проёмах, борясь каждый за свою цель: один, дабы вернуть украденную вещицу на полку, а второй, дабы тому помешать и продолжить догонялки. Наруто бесила каменная рожа Саске при чтении, так и хотелось вывести его на какую-нибудь эмоцию. Сам ведь твердил, что книги — это не скукота смертная, так и нечего сидеть с никакущей физиономией! Но парнишка был не прав насчёт никакущей физиономии. Он просто не замечал до тех пор, пока карты судьбы не выпали на то, чтоб он больше проводил времени с Учихой, часами наблюдая того за перелистыванием страниц. Скромно, но тот всё ж реагировал. Он хмурился, чуть выпячивая бантик губ, когда доходил до самых интересных абзацев, из-за чего его лик казался сердитым. Он наклонял голову, обычно при прочтении детективов, когда искал в тексте скрытые детали, ставя под подозрение какого-нибудь персонажа. Он расслаблено опускал плечи и выпрямлялся, изгибая брови едва скругленной дугой, если финал истории был счастливым, и морщил нос, отрешённо поглядывая на нижний левый уголок последней страницы, если печальным. Он с аккуратностью закрывал книгу, задерживая ладонь на обложке, если та ему полюбилась, и торопливо убирал из рук, зрительно ощупывая шкаф, дабы перебить чем-то «послевкусие», если книга не оправдала его ожиданий. Узумаки и не подумал бы, что замкнутый Учиха сам читаем как книга. Ему понравилось наблюдать за ним.
 
Увлёкшись, Саске абстрагировался от реальности, при помощи богатого воображения переместившись в другую, ту, о которой повествуется в строках. В таком состоянии он не обращал ни на что внимание: ни на устроившегося рядом «приятеля», что исправно выполнял свою функцию грелки, грея правый бок; ни на мерцнувшую и померкнувшую бело-жёлтую вспышку за окном. Наруто всматривался то в содержимое страниц, от безделья читая наискосок и толком не вникая, то на «сердитое» лицо Учихи, и точно мотылька, его привлёк движущийся огонёк. Он отпрянул от читающего, вертанулся на живот и, приподнявшись, подтянулся к подоконнику, прилипая к стеклу, холодному, как пласт до прозрачности чистого льда. В местах близь рта и носа от выдыхаемого горячего воздуха мутностью расползался конденсат. Парнишка протёр окно, недоумённо всмотрелся. Взгляд налился заинтересованностью, заблистал. Перебравшись с кровати на подоконник, он приподнялся, возложив упор на колени. Обе ладони прислонились к стеклу. Блондин был схож с домашним котом, что увидал за стеклянной преградой птах, от которых просыпались охотничьи инстинкты, побуждая выслеживать и ловить. Что-то завладело его вниманием, но Учиха и не обернулся. Сознанием он был сейчас не тут, не в спальне.
 
— А что всё-таки у вас произошло с Итачи? — Узумаки, будто заворожённый чем-то за окном, не отлипал от того.
 
Помнится, он уже интересовался сим вопросом, то тогда его без заминок отшили. Омега возобновил попытку разведать, что там за Учиховские тёрки, чисто из риска, не уповая на успех и ожидая порцию «отвали». Попытать удачу никто не запрещал, но один хрен Учиха поведает ему что-то личное, касаемое семьи, а уж тем более брата. Нутро напряглось в предвкушении, когда от умиротворённого и адекватного, по нынешним меркам, Саске не останется и тени.
 
Гнетущее молчание…
 
Парнишка смутился, но не шелохнулся. Может, зря он ногу на те же грабли поставил, полагаясь на авось, что не прилетит по башке. Вот как возьмёт, да и прилетит с удвоенной мощью!
 
Могильная тишь. Комнату заволокло непроницаемым в вакуумом.
 
Хоть бы звук какой издал: ругнулся, цыкнул, гаркнул. Так нет же! Злобу копит? Удар со спины нацеливает? Или не услышал?.. Или притворился, что не услышал? Попробуй угадай-ка.
 
— Я… — начал было Саске, но тут же замялся. — Любопытному Узумаки на базаре нос оторвали, — уклонился он, но дразнилка его была скомканной. Нет той полыхающей агрессии, звериного оскала и встающих дыбом волос. Есть колебания, трещины в упрямстве, а это уже немало.
 
Наруто с ходу поймал шаткие нотки в нотации «приятеля» и лихо сообразил, что шансы того разговорить выше чем когда-либо. Вот оно! Попался скрытник! Учиха балансировал на грани, и его надо всего-то подтолкнуть. Оплошать нельзя — обидно будет.
 
— Брось, — воспрянув духом, настоял блондин, не давая «другу» спрятаться за толщей уводящих от темы речей. — Так что? — надавил он.
 
За спиной шумно выдохнули, тяжело так, тоскливо. Бумажное шорканье и схлопывание обложки от страницы — альфа убрал книгу на потом. Отодвинул обожаемое хобби на задний план. Всё, победа, финиш.
 
— Я… сглупил, — паузно пробормотал парень, с трудом выжимая из себя столь коротенькую фразочку.
 
— Это я уже понял. Мне б подробнее, — не отступал Нару. Затылком он ощутил, как в него стрельнули взглядом. Не злым, а стыдливым, оттого «не чужой» и отвел моську обратно.
 
— Я обвинил его… — и без того шепчущий голос убавил в громкости, — в случившемся тем днём.
 
Узумаки, отпрянув от окна, в заторможенном недоумении обернулся к Учихе.
 
— Чего?..
 
Несуразица. Чтоб Саске смел на брата нагнать? Да и за что? В чём вина Итачи-то? Не мог он ни предугадать, ни предотвратить той аварии. Бред какой-то, но произносить мысли вслух светловолосый воздержался, да и ни к чему оно — Саске и сам прекрасно осознавал всю нелогичность, но от того не легче.
 
— Я был не в себе, — не в оправдание, а в упрёк себе процедил парень. — Сказал, что всё это его вина, ведь если б он не позвал меня к себе на выходные, то ничего бы из этого не было. И… что не желаю ни видеть, ни слышать его, и что от него мне только хуже, — Саске болезненно зажмурился. — И много чего ещё… — Мерзко тормошить те терзающие воспоминания, прокручивать их в голове снова. Снова представлять взгляд Итачи перед уходом… Вернуться бы назад, заткнуть бы себя и окликнуть брата, извиниться перед ним. Но время не обратить вспять, и остаётся лишь захлебываться сожалением, коря себя и проклиная трусость. Он же так и не осмелился перезвонить. Стыдно. — Мы перестали общаться. Больше Итачи не приезжал. Он разочарован, зол и наверняка ненавидит меня. Оправданно, есть за что, — брюнет невесело ухмыльнулся, не совсем отдавая себе отчёт. Нервная улыбка без спросу выскочила. Пришлось сгонять её, смыкая губы в тонюсенькую бледную полосу. — Но, — лик его огрубел, равно как и интонация: — тебе-то это на кой? Зачем спрашиваешь?
 
— Просто, — Наруто указал на что-то за окном, — там его машина.