Ливень

Ночь

— Эй-эй, Дураске, а ты знал, что с кем Новый год встретишь, с тем и проведёшь следующий? Ты, например, проведёшь следующий год с кислой рожей.
 
Узумаки в своём репертуаре. Учиха глянул на него, безнадёжного дурака, что болтает, а главное — верит во всякие глупости. И чего улыбается? Перспектива-то для них обоих незавидная. Не новогоднее волшебство, а проклятье какое-то. Впрочем, это всего-навсего безобидный вымысел. К тому же их семьи и без этого стабильно собирались… за общим праздничным столом. Каждый Новый год встречали вместе? И проводили также. Парень осёкся и вдумался в сею закономерность. А может, не такой уж и вымысел? Чёртов Узумаки с его заразительными бреднями!..
 
Мороз колюче щипал за пунцовые щёки и такой же нос, со склеивающимися от холода ноздрями. Ветер пробирался под тонкую футболку и проскальзывал вдоль спины, отчего по той пробегало стадо мурашек. Парнишка переминался с ноги на ногу, дабы сбросить со стоп окоченение. Мышцы непроизвольно сокращались в надежде согреться, словно их кто-то потягивал за ниточки, и тело предательски содрогалось. У Узумаки сей бзик организма вызывал позорное чувство слабости, и потому он прибавлял активности, маятником колеблясь туда-сюда, маскируя дёрганья, а то как кузнечик, которого током бьют, ей-богу! Потерев ладони друг о дружку, Наруто сложил те лодочкой у рта и обдал горячим воздухом. Струйки беловатого пара моментально просочились меж пальцев. Невзначай глянул на Учиху. Сидит всё так же, сродни статуи, уставившись на рассыпающиеся вспышки салюта на грани безмятежной заинтересованности и абсолютного безразличия. То ли нравится, то ли нет. Непонятный он. Бледный-бледный, даже синеватый. Плечи жмёт, неуютно ёжась. Под толстым пуховиком и не видать, дрожит ли. Вероятно — тот же ещё мерзля! И молчит, гад! Стоя по левый бок «приятеля», омега снял с себя куртку, встряхнул и накрыл ею Учиху. Не одеяло, конечно, но дополнительный слой одежды не повредит.
 
Брюнет акт доброй воли не оценил:
 
— Обморожение для тебя шутка какая-то? — с порицанием спросил он, стаскивая с себя щедро врученную куртку. — Живо оделся.
 
— Не, мне зашибись, — сказал тот, кто в середине зимы разгуливал по улице в домашней футболке, кедах и летних, максимум осенних джинсах. Вообще не убедительно. — Это ты сосульками обрастаешь! — Узумаки несильно щёлкнул «друга» по носу, вызвав у того мычащий рык. — А мне сойдёт. Нормально.
 
Возвращать одолженную вещь Узумаки упирался. Как это так: дал и сразу же отнял? Стрёмно, не по-пацански. Что он, тюфяк какой? Или трепло? Хрен там плавал! Избавиться от дутого матушкиного презента, наоборот, в радость! Да и заваливать Микото новыми хлопотами, расстраивающими её, не хотелось.
 
— Не рыпайся, — вроде и хабально, но в то же время просто и без угрозы. Ляпнул по дворовой привычке, не подумав толком. — Как я тётушке в глаза посмотрю, если ты простудишься, а?
 
— А сам-то? — сидящий скептически смерил противника холода.
 
— Чего? Волнуешься? — наигранно изумился тот, а после ухмыльнулся. Бодрость старательно сглаживала неровности в голосе. — Не пугай, Дураске!
 
Чтоб безосновательно проявлять заботу о шебутном «не чужом» — Учиха не проявлял. Он так, надзирал. Не как старший и более здравомыслящий брат или товарищ, а скорее как нянька, сытая работой по горло. С детства повелось, что он был ответственным за проблемного Узумаки, а всё потому что «не чужой». Свой… Пускай Саске того и не желал, но Наруто внедрился в его семью, стал её частью. А своих бросать нельзя — воспитание такое. Потому он присматривал, чтобы непоседливый Узумаки нигде не убился. При спасении его зада от разного рода неприятностей приходилось окунаться в эти неприятности вместе с ним. Если драка, то он обязательно встревал и по возможности гасил пламя конфликта, а ежели не получалось, то примыкал к «другу». Если какая сомнительная авантюра в виде вылазки в глубь леса на закате или в виде исследования неблагополучного района, то он шёл тоже, дабы проследить, чтоб беглец домой вернулся и желательно целым. Иногда он обламывал веселье Узумаки, с поличным сдавая того родителям. Тогда обиженный «приятель» дразнил его стукачом и ябедой, что не очень-то приходилось Саске по вкусу, потому нередко он всё же умалчивал от старших и сопровождал блондина. Геморно. В отличие от того, Учиха — домосед, предпочитающий тишину и уединение. Экстрим и риск — это не для него. Ему бы занимательную книгу, кружку кофе и дверной замок, размером с амбарный. Но с милости болвана, живущего по соседству, его планы менялись ежечасно.
 
— Всё путём. Можешь потом жаловаться моей матушке, но куртку я не заберу! — бараном упёрся парнишка, для усиления эффекта скрестив руки на груди. — К тому же мне не холодно.
 
Лжёт паршивец. Вон, ладонь к волосам потянулась, но задела разве что чёлку. Да и хрен с ним. Раз его устраивает мёрзнуть, то пожалуйста. Брюнет, сдавшись, цыкнул и укрылся «приятельским» недопуховичком. Уговаривать он ещё будет, ага, как же. Встать и нацепить насильно у него всё равно не выйдет. Проще принять — и шуму меньше, а простынет — сам виноват. Болеть зимой для Узумаки — старая традиция, а таковые нарушать нельзя. Борец с холодом, блин. Ну и дурень. Учиха, кряхтя, усмехнулся.
 
— Что смешного?
 
— Невольно подумалось о кое-чём, — в интонации альфы Наруто опознал ехидную хитрецу. — Помнишь, как однажды, зимой, мы гуляли у вас во дворе. Лет пять нам было. Твой отец тогда гараж не запер.
 
— Да блин! Ты сколько будешь тыкать меня в это носом?!
 
Пакости развлекали Узумаки. С детского сада он еле приструнял расплывающуюся улыбку, неправдоподобно изображая сожаление, когда воспитатели ругали его за очередное хулиганство. К выговорам он относился несерьёзно, пропуская половину нравоучений мимо ушей. Крайне редко случались шалости, из которых бы он извлекал урок, прочувствовав на себе последствия во всех красках. Один такой случай въелся в память Учихи, и, вопреки всем ожиданиям омеги, этот гад всё никак не забывал ту оплошность, продолжая злорадствовать спустя годы! Любопытному сорванцу подвернулась удача: отец, ходивший в гараж за лопатой, чтоб дорожку от снега расчистить, по невнимательности не запер дверь, уходя. Родители мальчишку в гараж не пускали, мол, это не детская площадка. Закон подлости в том, что чем чаще запрещают, тем сильнее хочется, особенно неугомонному ребёнку. Кто ж упустит такую возможность? В компании ворчащего Дураске, Наруто проник на запретную территорию. Игнорируя все настояния уйти, он облюбовал стеллаж со всякими инструментами, канистрами, контейнерами, банками из-под шпаклёвки. Его внимание приковала полупустая баклажка, на дне которой было сантиметра три-четыре ярко-синей жидкости, ассоциирующийся у сладкоежки с сиропом для мороженого. Текст на клейкой этикетке стёрся, и его заменяла написанная отцовским почерком поверх «Незамерзайка». Вона! Магический эликсир! Для Узумаки, рьяно бунтующего против объёмной зимней экипировки, это было настоящей находкой! Говорящее название незнакомой жидкости воспринялось им буквально. Фантазия тут же вырисовала, как он обретёт суперспособность, навсегда перестав мёрзнуть. Тогда бы он распрощался с неугодной одёжкой, и матушка прекратила бы причитать о важности держать всё важное в тепле. Пользуясь тем, что Учиха наконец отвлёкся на какой-то журнал с кроссвордом, Наруто отвинтил крышку и отпил. До чего же горькая гадость! Когда во рту всё онемело, стало ничуть не весело. Собственно, валяться в инфекционном отделении тоже — сомнительное удовольствие.
 
— Каким же идиотом надо быть, чтоб догадаться до такого? — не унимался Учиха, брызжа ядом, но как-то дружелюбнее, что ли. Без искажённой в злобе психоватой гримасы, хотя ему определённо нравилось стыдить Узумаки за совершённые глупости.
 
— Во-первых, — набрав полные лёгкие воздуха, омега принял оборонительную позицию, пустив в ход весомые аргументы в своё оправдание, — я был мелким! А во-вторых, ты вообще видел, как она выглядела? Цветная такая, жвачкой пахла. Да тут любой бы соблазнился!
 
В звонком утверждении темноволосый усомнился, с долей высокомерия и усталости закатив глаза. Он не поперечил: Узумаки хрен переспросишь, да и разводить из такой чепухи перепалку лень. Нутром овладевало равнодушие к внешним раздражителям. Оно постепенно заволакивало рассудок подобно густому туману, безобидному и неосязаемому, но видимому. Саске ловил себя на том, что его мироощущение склонялось к тому, что он испытывал в ранних версиях сна: без разницы, где он, с кем и чем занят. Но там, лёжа на водной глади, мертвенная апатия поглощала его без остатка, а сейчас ему по-прежнему доступны некоторые эмоции. Хилые, почти что прозрачные, но на фоне беззаветного ничего их удавалось засечь и развить. Парень представлял себя актёром дешёвого сериала, интуитивно опираясь на свойственную конкретной ситуации реакцию и подобающе кривя под неё лицо. Что указывает на радость? Тянущие вверх уголки губ, повышенная интонация, посмеивания. Этого хватит, чтобы посторонние растолковали посыл. Стоит запомнить банальные признаки той или иной эмоции, и всякую из них можно будет скопировать и применить. Не ложь, а всего-то доработка того, что угнетал туман. Чувства свойственны живым, нормальным людям. Саске боялся перестать быть таковым и бессрочно утонуть в разъедающем плоть и разум болоте. На поверхности его удерживал приставучий Узумаки, чья энергичность регулярно расплескивалась за пределы дозволенного. Столь горячо и ярко, что полусгнивший осадок Учиховских эмоций по привычке откликался.
 
Внутренние часы подсказывали, что время за полночь. Отображающиеся на экране телефона цифры сие подтвердили. Без пятнадцати два. У паренька выдавались прогулки и позднее, но шататься по улочкам в черте города и в самом центре — не одно и то же. Они с Учихой жили в коттеджном посёлке: ряды схожих по стилю домиков аккуратного и компактного вида, облагороженные участочки с декоративными деревцами, ленты тротуарной плитки, поле, лес и речка неподалёку. Неспешный закуток, в общности тихий и миролюбивый, отчего Наруто принимал его за обособленное поселение. Шумиха там чужда. Город в этом плане куда скоротечнее и активнее. Разные происшествия тут случаются по несколько раз на дню, и здешние к сему приспособлены. Надо быть настороже.
 
Встав ровнее, вытянувшись, Узумаки воровато огляделся, чем напомнил суриката. Для его с Учихой возрастной категории во всю хозяйствовал комендантский час.
 
— Слух, а к нам менты прикопаться могут?
 
— Вполне.
 
Будь омега тут сам по-себе, то не заморачивался бы. Он резвый и прыткий — удрал бы, а коль нет, то не критично. Но с ограниченным в движении «приятелем» всё усложнялось. Хрен скроешься — это раз. А два — матушка с отцом обзавелись иммунитетом к эдаким инцидентам, а родители Дураске… маловероятно. Несмотря на то, что Микото лично дала добро, доставлять проблем ни ей, ни Фугаку не хотелось.
 
— Давай-ка сматываться.
 
Да и холодно…
 
_____________
 
Узумаки с лёту отмёл пешее возвращение в родную обитель: от такого длительного пребывания на морозе «приятель» стопудово выкатит. Автобусы заколесят по дорогам к шести. Не намереваясь торчать на остановке до утра, Узумаки заручился запасным вариантом — такси.
 
Пялясь на припарковавшееся авто, Узумаки в застопоренной растерянности почесал затылок:
 
— Что-то я дико тупанул.
 
Он с опозданием осознал, что не нарочно восстановил звено хронологической цепи, что привела к роковой аварии. Не сядь тогда Учиха в такси… Да к чёрту! Что произошло, то произошло. Секундно зажмурившись, Наруто мотнул головой, гоня бесполезные гадания и сосредотачиваясь на сложившемся казусе. Неудачно… Сей гениальный способ добраться до дома претендовал на звание самого нетактичного и дурацкого стёба над Саске. Авто как назло вдобавок чёрное, точь-в-точь как в тот день. На парнишку напало желание убиться об стенку. Как он так лоханулся? Он проверял, есть ли у Дураске та жутковатая реакция на слова «такси» или «машина», как на всё, связанное с дождём, и тот не буянил. Но тут-то вживую, да ещё и это совпадение в цвете… Вдруг «не чужого» накроет посреди улицы? Что с ним делать? Мимолётный зырк на Учиху: не кипишует, ничего лихорадочно не бормочет.
 
— Тебе как? — омега намекающие кивнул на автомобиль. — Всё пучком? — в голосе проскакивала неуверенность.
 
Парень вяло пожимал плечами, разминая ноющие мышцы и мечтая поскорее принять лежачее положение.
 
— Поехали, — с сонливой тяжестью выдохнул Учиха, поторапливая того.
 
Хлопнула водительская дверь. Кажись, таксиста смутило нерешительное поведение клиентов. Учитывая их пятиминутное топтание подле машины, он вполне мог подумать, что у тех возникли какие-то сложности. Представшие его взору двое подростков, один из которых был с ограниченными возможностями, автоматически создали определённое представление о ситуации.
 
— Доброй ночи, — приветствием мужчина привлёк юношей. Точнее, светленького, а второй, в инвалидном кресле, будто не слышал. Значение этому не придалось: мало ли, чем парень болен. — С наступившим.
 
— И Вас, — рефлекторно ответил Наруто. Вообще, он считал обмен поздравлениями с незнакомцами странным, но не то чтобы возражал. Коль положено, то почему бы и нет?
 
Обойдя клиентов, таксист остановился у багажника. Щелчок — и крышка плавно приподнялась. Узумаки мысленно порадовался тому, что кресло складное, а не то с ним было бы напряжнее. Едва он открыл пассажирскую дверь, как сзади раздалось:
 
— Помощь нужна?
 
Боковое зрение ловит постороннее движение. Всё внутри жгуче накаляется. Молниеносный разворот корпусом вполоборота — и парнишка перехватывает тянущуюся к Учихе руку.
 
— Не трогай!.. те, — поправляется он, понижая интонацию с грозной до смущённо-виноватой.
 
Осведомлённость о том, что «приятель» ненавидит чужие касания, кувалдой ударила по вискам, и блондина аж покоробило. Ему словно передалось желание утомлённого Учихи предотвратить контакт. Тело среагировало быстрее, чем он сообразил.
 
Пальцы туго свело от неправильно вымеренной силы сжатия. Узумаки, заметив, что неоправданно перебарщивает, отпустил обескураженного мужчину.
 
— Не нужно, я сам, — он попытался сгладить допущенную резкость доброжелательным тоном, подкрепляемым неловкой улыбочкой.
 
Таксист буркнул чего-то и отпрянул.
 
Облокотив обмякшего, но пока не дремлющего Учиху лопатками о левую руку, Наруто завёл правую тому под колени, поднял с кресла и пересадил в салон автомобиля. Тот, отталкиваясь от сидений, отполз к противоположному краю, не впритык к окну, подтащил к себе лямку ремня и брякнул защёлкой. Разобравшись с креслом и убрав то в багажник, Узумаки также занял пассажирское место.
 
— Пристегнись, — негромко, но настойчиво скомандовал брюнет.
 
Пристёгиваться Наруто не любил, как всё, что препятствовало свободе движения. Однако он не посмел высказаться поперёк тому, кто вряд ли был бы ещё тут, если б не воспользовался незамысловатой конструкцией безопасности в той поездке. Под рёбрами отчего-то защемило. В нынешних реалиях парнишка послушался «приятеля»: пристегнулся, безгласно и податливо.
 
— И к окну не прислоняйся, — добавил Учиха. А сие парнишка недопонял, но всё ж отодвинулся.
 
Таксист плюхнулся на водительское сиденье, по салону зарябила вибрация заведённого двигателя, и машина тронулась. Наруто ощутил, как Учиха давит ему на запястье. То обжигало ненавязчивой опоясывающей болью.
 
— Дураске?..
 
— Молчи… — шикнул тот, заставляя себя сконцентрироваться на мелькающих за окном прохожих, столбиках многоэтажек, подсвечивающихся вывесках, горках-сугробах, увешанных гирляндами деревьях — на чём угодно, лишь бы не на машинной тряске, не на гудении мотора, не на паническом ознобе. Тесня в груди тревогу, парень сглатывал подступающие к корню языка комья. Взгляд его неестественно блестел и отчаянно прыгал от объекта к объекту. Учиха пресекал трусливое ёрзанье, впечатываясь в спинку кресла.
 
Наруто отвернулся. Лучшее, что он мог — притвориться слепым.
 
_____________
 
Дыхание Учихи секундно замерло, когда такси грубовато притормозило на площадке перед гаражом. Омега прикинулся, что не увидел, как тот стушевался.
 
— Наличными, — уведомил он, передавая названную водителем сумму в тысячу с чем-то рублей.
 
И это у него-то проблемы с финансами? Вода, бенгальские огни, а потом и оплата такси, что в Новый год дерёт цены будь здоров. Темноволосый недоверчиво нахмурился. Не украл ли?
 
— Откуда деньги?
 
На что паренёк шлёпнул рюкзак и с гордостью отчеканил:
 
— С днища!
 
Не рюкзак, а скопище клада! Чего только не обнаружить. В основном там исписанные бумажки, фантики и карандашная стружка, но и забытые карманные отыскиваются. А матушка-то ругала его за бардак. Ей не ведом сей эталон удобства!
 
________________
 
— Нужно по-тихому зайти, чтоб тётушку не разбудить.
 
Узумаки нашарил в кармане связку бренчащих ключей. Ещё осенью Микото вручила ему дубликат.
 
— Она не спит. — Наверняка мать сидит на кухне, караулит их под тиканье часов, а на столе кружка остывшего чая. Узумаки присылал ей фото и видеоотчёт, но этого недостаточно, чтобы она не нервничала. — И дверь не заперта.
 
— А, точняк. А я-то думаю, чего ключ ни-ни.
 
— За ручку проверить не судьба?
 
— Отстань.
 
Всё по старой схеме: блондин переправил Дураске через крыльцо на банкетку, а потом занёс кресло. В коридоре их встретила Микото, заприметившая огни автомобильных фар и дуэт перемещающихся от калитки фигур. Бледненькая, тоненькая, в кухонном фартуке — снять, поди, запамятовала.
 
— С возвращением, мои хорошие, — выдохнула она с облегчением. — Как съездили?
 
— Отлично!.. — восклицал полушёпотом Нару.
 
Саске подтвердил его «восклик» кивком и принялся расстёгивать молнию пуховика. Микото направилась к нему, дабы помочь раздеться, но вмешавшийся Узумаки преградил ей путь:
 
— Мы тут разберёмся, тётушка.
 
Та рассеянно замешкалась:
 
— Справитесь?
 
— Иди отдыхай, мам, — Саске поставил точку в данном вопросе.
 
— А, родной, тебе постелить?
 
— Не, я знаю, где простынь и одеяло взять. Сам на диване расстелю.
 
На диване? Выходит, в зале… Слишком далеко. Страх облепил позвоночник, и Учиха возмутился намерению «не чужого» примоститься на сей дистанции. Беспрецедентно, но ему до трясучки не хотелось уединиться в комнате. Всё его естество трезвонило об угрозе, что непременно нагрянет, останься он ночью один. Стойкое ощущение чего-то ужасающего, чего-то, что хуже мучительной смерти, петлёй затягивалось на кадыке. Нет, нет уж… не снова.
 
— Узумаки, мне холодно, — парень не пересилил себя, чтобы прямо попросить или потребовать, но Наруто на то и свой: он расшифрует его фразу.
 
Омега посверлил «друга» чуть удивлённым взглядом. Не будничная прихоть для ярого ценителя личного пространства: то ни мизинцем не тронь его, то в койку зовёт. Хотя Дураске же мерзля, а он ничего такая грелка.
 
— Или не на диване, — косвенно принял приглашение парнишка. Ему не принципиально, где спать.
 
Судя по округлившимися женским глазам и частому морганию, Микото их раскусила. Узумаки мысленно попрекнул себя за язык без костей. Опять семейные сплетни поползут, и матушка гарантированно проявит интерес.
 
— Свет мы везде погасим, поэтому… — пока не повисла неловкая пауза, Нару вильнул с темы. — Спокойной ночи, — и под финал аккуратно спровадил тётушку.
 
— Спокойной, мальчики, — неловко, но довольно, что ли, проурчала та, перед тем как уйти на второй этаж.
 
— Ну, я пытался, — сдался парнишка. — Фиг с ним. Пошли переоденемся, то-сё и на кухню, схомячить чего-нибудь.
 
— Пас.
 
— Учиха, есть дважды в день, — прозвучало в подобии приказа. — Не будь врединой. Со мной за компанию супец похлебаешь. Немного. Половничек. Ну давай.
 
Дотошнее вокзальных попрошаек. Куда от него деваться? Брюнет не ответил, но по нему было видно, что он поддался на уговоры.
 
— Ты своим отписался?
 
— Не, — с халатной беззаботностью бросил Наруто, стаскивая с сидящего ботинок.
 
— Отпишись.
 
— Да ну. Меня не потеряют.
 
— Ты без спросу сбежал, неясно куда и на сколько. Дай родне знать, что ты здоров. Не терроризируй.
 
— Не душни.
 
— Узумаки, — сердито шепнул Учиха.
 
— Да блин. Ты как пристанешь, так всё… — капризно пробурчал тот, но телефон таки достал. — Щас маякну.
 
_________________
 
Пнув дверь носком, Узумаки встряхнулся, надёжнее перехватывая бёдра «седока». Нырнув в тьму комнаты, достал до переключателя коленом, кликнул. Свет на втором этаже нигде не горел, и от бело-жёлтой вспышки брюнет скривился, щурясь. Затем, проморгавшись, несмело выглянул из-за блондинистой макушки. Просканировал спальню от угла до угла — ничего. На душе малость отлегло. Подойдя к кровати, Узумаки спустил «не чужого», а сам направился к выходу.
 
— Ты куда? — щемя в голосе дрожь, всполошился Саске.
 
— Ща, поссу, умоюсь и приду. Ты-то всё сделал. Мой черёд.
 
— Ты надолго?
 
— Минут десять. А чё?
 
Нервно облизнув губы, Учиха отрицательно качнул головой. Наруто юркнул к двери, но притормозил, кладя ладонь на деревянный косяк для равновесия. Обернулся к «другу». Что-то в нём его смутило.
 
— Все точно окей?
 
— Иди давай.
 
— Я туда и обратно, — и шустрая фигура Узумаки, одетого в Учиховские футболку и шорты, исчезла в темноте коридора.
 
Тишину нарушали скудные шорохи из ванной. Сердечный пульс бил по барабанным перепонкам куда громче. Саске заново осмотрелся. Лечь не рискнул, как и двинуться в принципе: так и сидел на краю, где слез с «приятельской» спины. Холодные простынь с одеялом и такая же взбитая подушка отнюдь не привлекали. Серые обои, ковёр, книжный шкаф и шифоньер под одежду, незанавешенные шторы, письменный стол с креслом, тумбочка — знакомая обстановка, но парень не чувствовал себя защищённым. Коварная фантазия разбушевалась, и Учиха утратил власть над ней. В тенях ему мерещились незначительные шевеления, а шуршания и скрипы дома тихо-тихо собирались в его имя. Ничего конкретнее, ничего отчетливее, и от этого тревога крепла. Дыхание сипло и учащалось, бешено раздувая грудную клетку. Где, чёрт его побери, Узумаки? Чуйка вопила: «беги!», но Саске терпел. Он же не идиот, чтобы поверить в обман воображения. Да и как ему убежать? Он сидел смирно, проклиная грёбаный страх, от которого пересыхало во рту и спазмами сводило кишечник. Ненавязчиво мутило. Не стоило ничего есть. Парень не чувствовал матраса под задом, не чувствовал пола под ногами. Всё какое-то ватное. Кажется, его плавно кренило в разные стороны, словно корабельную мачту в шторм. Саске не был в этом уверен. Холодно — единственное, что он воспринимал.
 
— Та-дам!.. А вот и я!.. — жизнерадостно прошипел Наруто, играючи выскочив в дверном проёме. Лицо поблёскивало от влаги, потемневшие кончики чёлки слипались, а футболку окропляли мокрые пятна. — Соскучился?
 
Перед тем как вспомнить, что тот из ванной, Учиха дрогнул. Сжав всю волю в кулак, он заставил себя выпрямиться и унять бурные вдохи и выдохи. Кислорода не хватало, но он упрямо сковывал лёгкие, напрягая мышцы пресса и мышцы груди, в попытке замедлить дыхание. Через боль в диафрагме тело исподволь подчинилось. Узумаки здесь, а значит, разрешено расслабиться.
 
— Выключишь свет? — с уточнением спросил брюнет, гоня прочь волнения по поводу тьмы, которую его воспаленная фантазия обожает извращать.
 
— Ну да.
 
Щёлк — и лампочка погасла, на прощание сверкнув проволочной спиралью. По заслуге уличных фонарей чёрное полотно лишило Учиху зрения не полностью. Поэтому он прикрыл веки, не желая с тщательностью взирать на мрак, пока «приятель» не подойдёт ближе. Шлёпающие шаги босых стоп по ламинату. Тишь — омега ступил на ковровый ворс. Робкий ветерок коснулся лица альфы. К нему подошли. Саске аккуратно посмотрел на «не чужого», убеждаясь, что это действительно он.
 
— Чего пыришься? Двигай к стенке!..
 
________________
 
Перетолкавшись локтями за лишний сантиметр матраса, парни всё равно легли плотничком, соприкасаясь плечами. Как правило, достигнув подросткового возраста, молодые люди перекочёвывают на кровати попросторнее — пора отношений и новых открытий своего организма как-никак! Но секс Саске не интересовал и в какой-то степени вызывал омерзение. Парень с зубным скрежетом читал постельные сцены, если те вклинивались в сюжет книги. Иногда не выдерживал и перелистывал страницы. Благо, к фильмам и сериалам он был равнодушен: там неприятные сцены он перематывал без угрызений совести за незавершённое дело. Учиха не корчился при виде парочек на улице — чужие взаимоотношения его не волновали, но когда кто-то лез с романтическим настроем именно к нему, он сразу с отвращением щерился. Случайные касания приносили ему дискомфорт, а уж более интимные так и вовсе побуждали собирать манатки и валить. Потому его устраивало одноместное ложе, и он уж точно не рассчитывал делить его с кем-то, а особенно с Узумаки.
 
В недрах тела витало изнурение, но сон, паскуда, ни в какую не шёл: то ли от насыщенности дня, что контрастировал в сравнении с предыдущими, не столь активными, то ли от того, что омега, также не спавший, ворочается. Матрас пружинил. Саске надоели копошения, и, дабы прервать назойливое трение о лежащего рядом, он перевернулся набок, спиной к тому. Тепло отдалилось. Утопив ухо в подушке, парень врезался взглядом в стену. Обои без орнамента, без складок — не на что отвлечься. Так бы он от скуки зрительно обводил контуры узоров. Сна не было, но глаза слипались. Брюнет дал тем волю сомкнуться.
 
От окна веяло морозом. Тело приятно отнималось. Сознание мало-помалу таяло.
 
Учиха поморщился. Какое-то интуитивное ощущение… слежки. Его будто ощупывали пристальным взглядом, подстёгивая посмотреть в ответ. Всё же было так хорошо, и дёрнул же его чёрт… Грязное бурое пятно, пульсируя, растекалось по обоям, вылезая из промежутка между стеной и кроватью, аккурат возле его лица. Оно тут… тут… Крик паники застревает в горле. Парень инстинктивно шарахнулся. Его как кипятком ошпарило. Скрючившись, он в смертельном ужасе перевалился на другой бок. Глухой удар обо что-то.
 
— Да твою ж!.. — процедил Узумаки, массируя пальцами скулу. — Дураске, ну ты, падла!.. Чего крутишься как уж на сковородке?!
 
Прикрывая ладонями ушибленный лоб, Учиха, рыча от стрельнувшей боли, невнятно ругнулся. Со всей дури стукнулись. Узумаки опасался, как бы тот не сотряс и без того барахлящий мозг:
 
— Ты живой, не?
 
Логично, что живой. Мёртвые не бранятся в простынь.
 
Встрепенувшись, темноволосый вертанулся и уставился на… чистые, не отсыревшие обои.
 
— Чего ты?
 
— К… кошмар, — Саске выжал из связок что-то, еле-еле отражающее невозмутимость.
 
Пропустив сквозь себя остаточную волну страха, он улёгся, сродни замёрзшему котёнку прижимаясь к Узумаки всем туловищем. Ему доступно объяснили, что отдаляться от того — паршивая идея, как бы прескверно ни было. Урок он усвоил, но ущемлённая гордость колюче щекоталась, сгорая от стыда.
 
Узумаки ошалел от внезапных обжиманий, но от себя не отпихнул. Человек он тактильный, да и Учиха — свой, так что к контакту с ним омега не брезглив, чаще нейтрален. Но этот Дураске хуже девчонки! То нахер шлёт, то обниматься лезет! Чокнутый! Проще на луну слетать, чем под его волну подстроиться! Парнишке пора бы свыкнуться с его сменой настроения.
 
— Я использую тебя, чтобы чувствовать себя комфортнее. Не более, — поспешил обосновать свои действия альфа.
 
 Наруто не был бы собой, если бы промолчал на язвительную прямолинейность «приятеля». Раз уж такие откровения, то:
 
— А я использую тебя, чтобы вернуть ту жизнь, к которой привык. Ты лишь очаг проблемы, — выпалил он как на духу. В голове повторил взброс честности… Замер с лицом идиота. Зачем он ляпнул это?! Ну зачем?! Ох, откусить бы себе язык!
 
Наруто был в ожидании того, что «друга» разопрёт от ярости.
 
— Ладно, — избыточно флегматично, с удовлетворением сказал тот.
 
Чего?..
 
— Ладно, — смятенно повторил парнишка.
 
Что это вообще было? Они достигли какого-то соглашения?
 
Зарывая лицо в подушку, Саске досадливо скривил полоску обкусанных губ, не отстраняясь от омеги. Изнутри неумолимо пожирала злоба. Он ненавидел себя за трусость и неспособность ей противостоять. Прежде он не отличался пугливостью, так почему? Почему его труханит ледяным потом? Почему сердце отплясывает чечётку? Он же отдаёт себе отчёт. Ему всё чудится. На самом-то деле ничего нет: ни окликающих его шебуршаний, ни проникающего в комнату болота. Эта паника паразитом засела у него в черепушке, отравляя рассудок. Разумом Учиха всё понимал, но эмоции срывались с поводков, твердили о смерти и брали верх, господствуя над ним. Дебильное противоречие, дебильный инстинкт самосохранения. Беззвучно парень давился гневом. Он должен придушить эту ядовитую змеюку страха, засевшую в нём. Свернуть ей шею, как кролику. Сам. Без никого. Это его проблема, его враг, его обязанность.
 
А Узумаки, этот безрассудный болван, лезущий на рожон… Он же вечно попадал в неприятности. Сколько раз он был избит толпой бугаёв в обшарпанной подворотне? Сколько угроз прилетало в его адрес? Сколько было встреч со стаей бездомных голодных псин? А травм, полученных в полуразрушенных, брошенных всеми зданиях? Трясся ли он тогда от ужаса? Учиха не помнил, хоть и был рядом в большинстве случаев. В его памяти тот разве что мальчишкой побаивался прививок. Коленки дрожали, а он, шпендрик лет четырёх, топтался перед дверью медкабинета, шмыгая носом. Но, услышав свою фамилию, шёл на рандеву с иглой без оглядки. Ныть мог, поорать вполне, но удирать, сверкая пятками, — никогда. То было давно. Узумаки, как к дракам пристрастился, стал числиться в рядах добровольцев на прививку. С начальной школы храбрился. У них и соревнования были за право первым выпендриться перед одноклассниками.
 
Парень затяжно выдохнул, освобождая лёгкие от дурманящей злости.
 
— Узумаки… Ты боишься чего-нибудь? — просипел он ради утешения.
 
— Конечно! Я человек или булыжник, по-твоему?! — чересчур бурно отреагировал тот. — Все чего-то боятся!
 
— И чего же… ты?
 
— Ну… — Наруто замялся. На кой эта информация Дураске? Чтоб выведать уязвимости и поиздеваться? Но «друг» ведь уже знал о нём всё. Или нет? — С ходу и не скажу. От ситуации зависит, — предвидя, что сей ответ альфу не устроит, блондин пояснил: — Допустим… Сам по себе шум меня не страшит, но, если кто-то подкрадётся ко мне сзади и гаркнет, я охерею, ну и выбью крикуну пару передних. Пугать меня — себе дороже. Я очень быстро вхожу в режим защиты, а всем известен факт, что лучшая защита — нападение! Поэтому не советую шугать меня! — Учиха такой ерундой пусть и не страдал, но парнишка вшил в речь предупреждение. Ненароком. Якобы. — Жёстких фобий у меня нет. Высота, насекомые, темнота — фигня. А так… хм… — Наруто задумался. Раньше он не зацикливался на страхах. Он проживал их мимолётно, как и прочие эмоции. А было ли что-то, от чего он не мог отделаться? От чего не спал ночами? Что тяготит его? — Наверное… — сравнимо тише проговорил он. Саске аж заострил слух, — … наверное, сильнее всего меня пугает абсолютное одиночество. Эта неполноценность…
 
Брюнет, умничая, фыркнул:
 
— Необязательно быть с кем-то, чтобы чувствовать себя полноценным. Если человек ломается под давлением одиночества, то он слаб и жалок.
 
— А я не согласен. Одиночество сводит с ума, поэтому люди ищут общение или замену ему, иногда сами того не замечая, — с социумом у Узумаки со старта, до дня распределения не заладилось. Он бы мог замкнуться в себе, как многие не вписавшиеся в картину этого мира, но природа наградила его бунтарским духом. Если общество отвергает его, то и он будет отвергать общество, в придачу с некоторыми правилами приличия. Но, пусть он демонстрировал «клыки», испытываемого периодически одиночества не отрицал. — Я вот с котом разговариваю, а ты залпом читаешь книги, что тоже своего рода общение. Каким бы отчуждённым человек ни был, рано или поздно его приспичит на беседу.
 
Учиху отчего-то взбесило то, что «не чужой» загрёб его с собой под одну гребёнку. Яд плеснул на язык:
 
— Это ты скулишь от жажды общения. Не я. Я никогда не испытывал недостатка внимания. Не проецируй свои проблемы на мне. Я не такой, как ты, — он интонацией выделял местоимения, подчёркивая их с Узумаки различая и будто бы упрекая того.
 
— Ты как обычно, — на его огрызания Наруто не повёлся. — Если в самом деле не одинок, то где же все остальные? Почему в комнате с тобой лишь я?
 
— Я не просил быть со мной.
 
— Сколько мне ещё повторять? — терпеливый вздох. — Меня не нужно просить. Я хорошо тебя знаю. Не всегда понимаю. Но… я перешагну этот порог.
 
Ох, Узумаки… когда он повзрослеет?
 
Его наивности тушили вспыльчивый жар альфы.
 
— Твоя самоуверенность раздражает, —проворчал он.
 
Ненадолго воцарила тишина.
 
Паренёк едко хмыкнул.
 
— И всё же ты… странный. С детства бесил меня. Хвалённый всеми младший Учиха, до безобразия талантливый и сообразительный. Дневник в пятерках, и за что ни схватишься — получится идеально, и каждая задачка для тебя ерундовая. Куча людей вокруг — и все заливают мёд в уши. У тебя было то, чего не имел я. И я думал, чего ж ты, собака, такой недовольный? Почему с такими возможностями ты никого к себе не подпускаешь? — Узумаки сам недоумевал, на кой разошёлся в вымещении давних обид. А Учиха слушал, не перебивая, с невозмутимой физиономией. — Ты прав, что мы разные. И принять это мне было невообразимо сложно. У меня в голове не укладывалось, как кому-то может не нравиться находиться в шумной толпе? Мне казалось, что ты издеваешься надо мной. Дразнишь. Я так… завидовал тебе, — натужно признался юноша. Для Учихи сие — не секрет, но задышалось всё ж легче. — Эти соревнования, соперничество… Я хотел тебя хоть в чём-то опередить. Ты же во всём превосходил меня.
 
— Ошибаешься, — бесстрастно изрёк парень. — Не во всём. Ты всегда был сильнее меня.
 
— Не звезди. В наших баталиях ты побеждал меня.
 
— Дурак, я не об этом, — безнадёжно прыснул Учиха. Но он не сомневался в том, что, окажись Узумаки на его месте, того бы не сгубила зависимость от кресла и лекарств. Да он бы на вторые сутки носился во всю. Энергичный оптимист, чтоб его. — Всё. Достаточно с тебя сантиментов. И с меня тоже.
 
— А ты, оказывается, бываешь нормальным. Ну, пятьдесят на пятьдесят. Я поражён, — Нару улыбнулся в дружелюбном сарказме. — Мне-то каз…
 
— Да-да, не утруждайся, — Саске устало оборвал его. — Я помню, ты говорил, что я нарцисс.
 
— Чё? — искренне изумился омега. — Саске, ты что-то путаешь. Я никогда не называл тебя цветком. Ты слишком вредный для этого. Как сорнячок.
 
Точно безнадёжен….
 
Упоминание растений натолкнуло Наруто на новые разглагольствования. Ему суждена бессонница — чего ж молчать? Этого, эксклюзивного не немого Дураске, под таблетками рассиропило, а Узумаки сам по себе любитель потрещать.
 
— Ты в школе пользовался популярностью у девчонок, но ни с кем не замутил, — он прекрасно знал, что альфа жуткий недотрога, но в том и смак. Светловолосый продолжал приятельски доставать того от скуки. Тот не скалился, а значит, был не критично против. — Мог бы с Ино, — он нарочно выбрал ему в кандидатуру самую назойливую барышню из их класса. — Она по тебе с первого класса сохла.
 
— К чёрту.
 
— А что? Она симпатичная. От неё цветочками пахло.
 
— Ага, как от освежителя воздуха для туалета, — съязвил Саске. Выражая поддержку его мнению, Узумаки, прикрывая рот тыльной стороной ладони, клокочуще посмеялся. — Не радуйся. У тебя не то чтобы лучше.
 
— Но спишь-то ты со мной, — не растерялся он.
 
Контратаковать сие заявление Дураске было, увы, нечем.
 
______________
 
Учиха, прильнувше, цепко обвил омежью руку. Поначалу Наруто решил, что тот, уснув и замёрзнув, в бессознательном состоянии нашёл источник тепла в его лице. Ногти царапнули кожу до красноватых полос. С хрипом «приятель» болезненно съёжился, точно его ударили в живот, и, подволочив ноги, частично запрокинул те на соседа по койке. Глаза были зажмурены, но он не спал. Сводя брови к переносице, едва ли не залазил на «не чужого». Уткнувшись ртом и носом в ком из одеяла, он простонал столь душераздирающе, что блондин даже испугался за него. Затем ещё, и ещё, оставляя меж всхлипывающими воями мизерный промежуток на вдох. Если б не мокроватая от слюны и пота ткань, скуления бы распространились за пределы спальни. Впервые так громко, протяжно и жалостливо. Долгая прогулка аукнулась. Пыхтения предательски переливались на крик, но Учиха душил те на корню, стискивая зубы. Он нервно покачивался, ёрзая в припадке, выгибался и скукоживался обратно, прикусывал щёки и губы, кряхтел и выл. Прежде настолько плохо ему не было, и Узумаки посетила мысль — а не забить ли хер на их уговор? Его бездействие походило на издевательство. Наблюдать сею пытку с каждым разом всё невыносимее. Он же не изверг! Жалость? Да! Да, ему жаль, по-человечески жаль того, кого он с пелёнок мнил соперником. Наруто поспешил было подняться с кровати, дабы метнуться к старшим, но держащийся за него Саске впился крепче.
 
— Нет, нет… — изнеможённо и беспомощно протараторил он, умоляя передумать и остаться в спальне. У него не было сил помешать. Ничего, кроме слов и хрупкого упования на то, что «друг» всё-таки не предаст.
 
И Наруто остался… Не ушёл, никого не позвал, досадливо ложась на матрас и вручая себя жмущемуся Саске. А нутро вопило, что он должен поступить иначе. Начхать на цель, она тут ни при чём. А что при чём, парнишка и сам-то недоумевал. Его пленяла мольба Учихи. Он не сумел не оправдать его ожиданий, не сумел пожертвовать зачатками доверия. Он ругал и корил себя за утаивание, но ничего не мог с собой поделать.
 
«Приятель» унялся минут через десять: холодный, обмякший, из-за чего у Узумаки создавалось впечатление, что с ним на кровати лежит труп. Аж не по себе. Воображение зло шутило, воспроизводя устрашающие и омерзительные образы в голове.
 
_______________