Книга 1. Преданный 🔞

Глава 36. Только Ману и я.

Мой разговор с Шанди был как ушат холодной, отрезвляющей воды на мою голову. Смешно, Дени, но последующие дни я занимался тем, что избегал встреч с Ману.

Мда. Я так стремился его найти и так готовился к нашей встрече, чтобы в итоге тратить уйму сил, чтобы не столкнуться с ним на территории лагеря и в руинах. Уверен, окружающие этого не замечали. Ну или я верил в это. Во всяком случае, когда он входил в шатер, я выходил из него. Когда он шёл спать, я вообще уходил из лагеря. И если и встречался с ним взглядом, или сталкивался с ним, то становился ещё более холоден и равнодушен, сухо бросая ему слова приветствия или же обходясь кивком головы. И по сути, относился к нему ровно так же, как к любому в лагере.

Ману как будто бы расслабился, видя, что я не собираюсь к нему лезть и с каждым днем я стал всё чаще замечать его кокетство и флирт. Я отчетливо видел что то, что я принимал за особое отношение к себе, когда мы были на горе Гуну вдвоем, это было лишь стилем его общения.

Да, он все также с вожделением поглядывал на меня, когда ему казалось я не замечу, но это не мешало ему тут же шлепнуть по заду служащего, проходя мимо последнего, когда тот поднимал что-то с земли.

Последней же каплей было то, когда я случайно услышал, что он получил письмо от Олева. Можешь презирать меня, Дени. Но я тайком прочитал его и понял, что они все это время с момента их вынужденной разлуки писали друг другу. И пусть я не знал, что писал ему Ману, но письма этого парня было достаточно мне, чтобы осознать своё место в жизни Ману. И оно было далеко не самым главным.

Мне вдруг стало душно и тесно в этих джунглях. Я чувствовал огромной силы разочарование. Но не в Ману, отнюдь. В себе. «Самоуверенный дурак. Кому ты нужен, без статуса, без власти, без тела рептилии?» Занимался я моральной поркой самого себя. И все чаще начал задерживаться в руинах до ночи. А потом и вовсе проводил ночи напролет в полуразрушенном зале, сидя на пыльном полу у колонны.

Отложив в сторону потрепанную тетрадь с детским изображением единорога, я перевел взгляд на огромную фреску на стене. Парень, изображённый на ней, был невероятно красивым и стального цвета маска на лице, только сильнее подогревала интерес. И пусть на его теле были лишь несколько ниток жемчужных бус, опоясывающих его талию и лодыжку, да тончайший кусочек ткани прикрывал его половые органы - он выглядел таким чистым, таким непорочным. Художник передал нежность взгляда, в котором было невозможно разглядеть порок или алчность. Но было все же что-то еле уловимое. Заметное только сейчас, когда я чувствовал, как моё сердце истекает кровью. Мне казалось, в его глазах тоже была тоска и боль, которую он тщательно скрывал.