Чонгук
Прости меня, Господи, ибо я согрешил! Слова сами по себе крутились в голове, потому что иначе я своего поведения объяснить не мог. Я откровенно разглядывал в зеркало почти двухсотлетнюю тетку, которая старше меня, и испытывал при этом странное ощущение – взгляд не отвести. Ну не извращение ли? Аббатиса была прекрасна – милейшее лицо, голубые глаза и полные губы алого цвета, и все это в обрамлении вьющихся темных волос до самой талии. Точеной талии, я бы отметил, которая, словно перевязь песочных часов, подчеркивала и полную грудь, и шикарные бедра. Подумать только, что все это богатство она прятала под своей монашеской хламидой и когда-то решилась уйти в монастырь… Удивляло и другое: на каком же хорошем счету в ордене находилась эта женщина, если Верховный отец разрешал ей омолаживать не просто лицо, а все тело полностью – огромные затраты, не всегда граничащие с разумностью… Я и прежде слышал, что высшие чины духовенства выпрашивали подобную честь за особые заслуги, но речь, как правило, касалась лишь лица и общего состояния здоровья. Все же прихожанам куда более нравилось общаться с моложавыми женщинами и мужчинами, а не стариками, чьи мешки морщин могли бы подметать пол. А уж для простых смертных омоложение и вовсе было недоступным. Церковь считала, что вмешиваться в дела Божьи, а тем более в продолжительность жизни простых смертных – огромный грех. А посему даже королю не дозволялось продлевать срок собственной жизни в отличие от “представителей” Бога на земле. При взгляде на аббатису у меня бы в жизни не повернулся язык назвать ее представителем Бога, скорее уж – самого дьявола. Чистое искушение во плоти. А уж этот дерзкий язык, который постоянно хотелось заткнуть. Если бы не источники правды, я был бы полностью уверен, что ее подослали ко мне специально, чтобы расстроить свадьбу. Но эта чертовка полностью отрицала заговор и по какой-то причине куда больше интересовалась Ким Намджуном. Я не мог этого не заметить, вот только мотивы пока не понимал. Быть может, аббатиса имела какие-то неведомые мне связи со старым хрычом? Хотя вряд ли, ходили слухи, что лет тридцать пять назад его грозились даже отлучить от церкви за какие-то неведомые мне прегрешения. Но слухи всегда лишь слухи, если нет доказательств. Или, быть может, их связывало что-то более личное? Я усмехнулся этой мысли и отмел ее в сторону. Намджуна всегда забавляла моя нелюбовь к духовенству, он считал ее правильной, называя всех представителей церкви шарлатанами в рясах, спекулирующими на людском доверии. Поэтому о личном между лордом и аббатисой и речи быть не могло, максимум о знакомстве. Тут определенно было что-то еще… Чего я пока не очень понимал. Может, нужно копать с иной стороны? Аббатисе сто семьдесят, и она вполне могла являться какой-нибудь дальней родственницей Кима – скажем, кузиной бабушки. Это бы объяснило некоторые странности в ее поведении, такие как плохо прикрытые переживания и волнения, когда речь заходила о градовладельце Локшера. В этом и других отношениях аббатиса плохо умела скрывать свои чувства. Старалась, и все же реакции были заметны. Будто она не опытная двухвековая тетка, а юная дебютантка на балу. По крайней мере, краской она заливалась именно так – подобно неопытной нимфе, которую поймали нагишом. Я прикрыл глаза и вспомнил, как застал Чеён в ванной, как она смутилась и вспыхнула подобно огню. И о чем я только думаю! Отвесив себе мысленную пощечину, заставил себя заняться более полезным делом. В сундуке, путешествующем со мной, имелся дорожный набор письменных принадлежностей, и я составил небольшое письмо. Планировал отдать записку кому-нибудь из своих людей и пустить вперед себя по королевскому тракту. Одинокий всадник в несколько раз быстрее, чем обоз с грузом и пассажирами. Писал я своему давнему другу – Пак Чимину. Он, как и я, обучался в Велигорском университете, но после учебы, приходясь сыном столичному текстильному магнату, занялся семейными делами. Насколько мне было известно, именно дом Чимина поставлял духовенству ткани для их “божественных одежд”. А значит, у него были связи в ордене. А вопрос меня волновал очень простой: что он сможет узнать об аббатисе Пак Чеён? Любопытство по сути блажь, да и только, но уж очень мне захотелось узнать побольше о своей странной спутнице. Ничего предосудительного… Впрочем, возможно, завтра она откажет мне в путешествии. Все же я сильно ее задел. И зачем только? Почему-то рядом с ней я начинал себя вести по-мальчишески. Мне определенно доставляло удовольствие ее дразнить, будто я подросток какой, а на кону не моя свадьба и перспективы. Аббатиса ведь вполне могла разрушить все одним словом Верховному отцу, а тот имел огромное влияние если не на самого короля, то на принцессу – чересчур набожную и правильную. Я прикрыл глаза, вспоминая наши короткие пересечения с Лалисой. Холодная и бледная, похожая на аквариумного сома, и такая же инертная. Уверен, не будь у девчонки статуса королевской дочери, она бы добровольно ушла в монастырь, но таких вольностей ей попросту не позволяли. Так же как и аббатиса, принцесса всюду ходила с томиком Библии и носила исключительно хламиды в пол. Вот только от Чеён даже на расстоянии ощущались огонь и энергия жизни, а Лалису постоянно хотелось ткнуть палкой, как медузу, выброшенную на берег. Проверить: жива она вообще или нет. Брак с ней мне представлялся унылым и скучным: мы будем видеться пару раз в месяц, а после рождения наследника она уедет куда-нибудь за город, чтобы мы не докучали друг другу своим нахождением рядом. Она будет молиться, а я начну заниматься делами, возможно, даже заведу любовницу… Эта мысль меня повеселила, отчего-то представил, как в очередном покаянии рассказываю о своих планах аббатисе и она очередной раз вспыхивает в праведном гневе. В ее глазах, должно быть, я невероятный грешник. Похоже, мою душу не спасти, потому что даже в этой мысли мне нравилось, как бесится аббатиса…
* * *
Утром встал ни свет не заря. Собрался и покинул номер. Немного постоял под дверями аббатисы. Уместно ли будет разбудить ее стуком и спросить ответ: согласна ли она отправиться в дальнейший путь? Я уже поднес руку к полотну, но в последний миг передумал. Так и ушел ни с чем, решив, что если она захочет, то спустится сама, я же просто подожду ее в экипаже… Возможно, даже целый час или полтора…
– Милорд, – выдернул из мыслей подошедший к дверцам кареты возница. – Мы стоим уже два часа. Лошади нервничают. Быть может, пора в путь? Я рассеянно перевел взгляд на пожилого кучера. Он прав, аббатиса не придет… Очень жаль.
– Выдвигаемся, – коротко бросил я, с тоской глядя на пустующее место напротив себя. На мягкую подушечку, на которой обычно сидела священнослужительница. Дорога без этой женщины будет убийственно скучной… Кучер ушел. Я слышал, как он забирается накозлы, и в этот момент перевел взгляд на крыльцо гостиницы.
– Подождите! – вырвался приказ из моих уст, потому что по лестнице, никуда абсолютно не спеша, спускалась Чеён собственной персоной. И точно так же не спеша направилась к карете. Ее мягкие туфли, касаясь брусчатки, не оставляли ровно никаких звуков, но ощущение было совершенно иным. Словно каждый ее шаг отдавался в моих ушах звоном маленьких каблучков. Аббатиса дошла до кареты, сама открыла дверцу и точно так же самостоятельно и независимо уселась напротив меня.
– Два часа, госпожа преподобная! – произнес я, едва сдерживая внезапно нахлынувший гнев. – Вы, должно быть, издеваетесь? Два часа?!
Она подняла на меня свои глаза, будто два омута, затягивающие в свои глубины, и невозмутимо произнесла:
– Ну должна же я была убедиться, что действительно необходима вам. Что такое два часа, когда на кону судьбы.
– Стерва, – невольно вырвалось у меня.
– Хам! – отозвалась она и открыла свою чертову Библию.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Абатисса [Закончен]
FanfictionПеределано под к-рор. Отца Дженни убили, никто не знает убийцу, кого будут подозревать в первую очередь? Правильно, того кого последним видели с умершим, а в нашем случае это Дженни, хотя она даже не причастна к смерти отца на неё ведут охоту.