Ну а Русалка, Нина Петровна, была совсем другой. Русалкой ребята
прозвали ее не за длинные волосы, а за то, что она преподавала русский
язык. Нина Петровна всегда будто куда-то торопилась; и если кто плохо
отвечал или забыл немного, она тут же сажала на место и ставила двойку.
Нужно было потом за ней ходить и клянчить, чтобы вызвала снова.
Ребята ее боялись и не любили, и Михаська тоже не любил. У Юлии
Николаевны он за изложение на экзаменах получил пятерку и считался в
прошлом году лучшим "русаком", а теперь выше тройки подняться никак не мог.
Однажды Нина Петровна вывела в его дневнике жирную двойку. Это была
первая двойка в новом году, и Михаська страшно расстроился, тем более что
урок был проще простого - суффиксы - и он его знал, только почему-то
растерялся и не смог назвать примеры.
Он еле досидел до конца уроков и побрел куда глаза глядят. Домой идти
не хотелось, он проводил Сашку Свирида, погулял еще и неожиданно для себя
оказался на рынке.
Рынок кишел народом. Какой-то солдат держал в обеих руках по буханке
хлеба и торговался со старухой. Тетка, обмотанная в цветастую шаль,
топталась возле деревянного забора, к которому кнопками были прикреплены
странные картины - лебедь с женской головой, плывущий по гладкому озеру, а
на берегу человек с кривой саблей на боку. Картины были все одинаковые,
только на одной из них у дядьки с саблей были черные усы и походил он
чем-то на Чапаева. Перед лебедями и Чапаевым на земле, устланной газетами,
длинной шеренгой выстроились серые кошки. Кошки были гипсовые, с дыркой на
голове, чтобы бросать туда монетки. Кошки-сберкассы.
Михаська побродил еще, прошелся по барахолке, где торговали ржавыми
гвоздями, засохшей краской и довоенными книгами, посмотрел на клетку с
живыми петухами, которых доставал по одному дядька с носом, похожим на
картошку, и пошел к выходу.
Он совсем было уже вышел, как вдруг словно споткнулся. Возле урны,
полной окурков, бумаг и еще какой-то дряни, стояла Катька, и ее окружала
толпа.
Михаська пробрался вперед и увидел рядом с Катькой корзину, из которой
торчали две большие бутыли. Из третьей она наливала в стакан квас, потом
быстро ополаскивала стакан в миске и наливала снова. На улице было
по-летнему жарко, хотелось пить, и торговля у Катьки шла бойко.
Михаська хотел было выбраться, но очередь подтолкнула его прямо к
Катьке.
Катька вздрогнула, увидев Михаську, моргнула глазами от неожиданности,
но тут же спохватилась и протянула ему стакан с квасом.
- Пей, - сказала она.
Михаська взял стакан и выпил. Квас был невкусный, горьковатый.
- Выпил? - спросила Катька, и глаза ее потемнели. - Вкусно? - спросила
она снова, и Михаське показалось, будто она чувствует себя виноватой.
Толпа тотчас оттерла Михаську, и он остановился, сбитый с толку.
Катька, семиклассница Катька, торговала на рынке квасом! Как та тетка
с картинами или мужик с петухами. Вот приведись ему торговать на базаре, да
он бы сгорел со стыда!
Когда мама вернулась с дежурства, Михаська усердно сидел над русским.
Ему казалось - это лучшая маскировка. Но если он старательно глядел в
учебник, мама его всегда спрашивала:
- По какому?
И приходилось говорить.
- Ну, - сказала мама, бренча кастрюлями, - повторяй вслух. Как на
уроке. А я буду за учительницу. Так что не надейся...
Ссориться с мамой не хотелось: скоро должен вернуться отец - вдруг она
ему расскажет?
Михаська встал из-за стола, как на настоящем уроке.
- Суффикс, - начал он, - это часть слова...
Правило он знал, теперь надо было примеры.
- Например, коза - козочка, - сказал он. - Книга - книжечка. - Опять
их не хватало, этих примеров! Михаська решил фантазировать. - Двойка -
двоечка, - сказал он. (Мама чуть улыбнулась у плиты.) - Двойка - двоечка, -
повторил Михаська. - Мама - мамочка...
Мама засмеялась.
- Ладно, ладно, - сказала она, - не подлизывайся, не скажу...
В дверь стукнули, и Катька вызвала Михаську в коридор. Она отвела его
в уголок и протянула красного сладкого петушка на палочке. Он видел сегодня
таких на базаре. Какая-то толстая тетка держала в руках поллитровую банку,
набитую петушками. Петушки высовывались из банки, их было много, и банка
походила на удивительный сладкий цветок.
- На, Михасик, - сказала Катька. - Только очень тебя прошу, не говори
никому.
Катькины глаза и вся ее фигура, тонкая, худая, просили Михаську не
говорить никому, что он видел ее на рынке торгующей квасом.
- Вот еще!.. - сказал Михаська. - Что я, доносчик? А петуха отдай
Лизе.
Катька хотела было силой сунуть Михаське петуха, но он так посмотрел
на нее, что она сразу же пошла к себе.
- Спасибо, Михасик, - сказала она.
- Вот еще!.. - ответил Михаська, и ему стало жалко Катю.
