Михаська ходил за отцам хвостом. Куда отец, туда и он. Пошлет мама
отца на рынок, и Михаська с ним. Пойдет отец просто по улице прогуляться, и
Михаська тут как тут.
Когда мама брала его за руку, Михаська сейчас же вырывался: что он,
маленький? А отца сам за руку брал, чтобы все видели - это его батя.
И вот что интересно: куда бы они ни шли, отец, как мальчишка, по
сторонам глазеет, улыбается. Михаське с ним интересно. Раз шли и увидели
льва на воротах. Каменного, конечно. Сколько раз Михаська его видел льва
этого. И никогда не думал, почему это на воротах лев, не собака там или еще
кто. А отец остановился, кивнул льву, как старому знакомому, и рассказал
Михаське, что львов на воротах ставили купцы. До революции это было. Если
на воротах лев, значит, тут купец живет.
Отец ходил по улицам так, будто все в первый раз видел. И все наверх
смотрел, на крыши, на деревья. Ворот у гимнастерки расстегивал, чтоб дышать
легче.
Так они и ходили вдвоем: куда отец, туда и Михаська.
Однажды отец решил зайти в пивную, выпить кружечку. Михаське сказал,
чтобы подождал на улице, но он увязался за отцом.
Пивная была в маленьком подвальчике. Пахло дрожжами и чем-то мокрым.
Отец взял кружку пива и сел за столик. Народу было невпроворот: все вокруг
гудело, шумело; пластами плавал седой дым.
Отец выпил кружку и хотел уже уйти, как его кто-то окликнул. К столику
медленно, боясь расплескать пиво, двигался человек. В каждой руке он нес по
три пивные кружки.
- А-а, Седов! - сказал отец. - Пропиваешь состояние?
Седов не обиделся.
- Не угадал, - ответил он, - как раз обмываю состояние. Вот корову
купил.
Он показал на какого-то старика - видно, колхозника.
- По поводу ценной покупки, - сказал он, - прими кружечку. - Седов
подул на кружку; хлопья пены полетели на пол.
Они выпили, и отец уже не посмеивался над Седовым, а все расспрашивал
его о корове.
- Молочко буду теперь пить, - говорил Седов. - Ты знаешь, молоко с
пивом, - во, говорят, выходит!
- Где же ты денег столько взял? - спросил отец. - Корова-то, поди-ка,
и правда целое состояние стоит?
Седов захохотал. Лицо у него было и так круглое, будто блин с ушами, а
когда он смеялся, становилось еще круглее и глаза совсем закрывались - одни
щелочки только.
- Хочешь узнать? - спросил Седов, наклонил свой блин к отцу и зашептал
ему на ухо, хрипло похохатывая.
- Ну и скотина же ты, Седов! - сказал отец и поморщился, будто зубы у
него заболели.
Михаська подумал, что сейчас Седов вскочит, грохнет кулаком, начнет
орать, но он не грохнул и не заорал.
- Захочешь жить по-человечески, - сказал он ласково, - поймешь, что к
чему.
- Я же воевал, - сказал отец, - в разведке служил! За кого ты меня
принимаешь?
- Вольному - воля, - сказал Седов серьезно, и Михаська увидел, что
глаза у этого блина колючие. - Никто за рукав не тянет. Война - это одно, а
мирная жизнь - другое. Тут разведчики не требуются, все уже разведано.
Только выбирай...
Отец не ответил ему, кивнул, прощаясь, взял за руку Михаську, и они
пошли домой. Отец застегнул воротник, глядел под ноги, хмурился и молчал.
Перед самым домом спросил:
- Хочешь, Михаська, молока с пивом?
Михаська мотнул головой: молока, конечно, можно, но зачем же с пивом?!
- А вот я, представляешь ли, хочу, - сказал отец задумчиво. - Только
как?
- Нет, лучше молоко отдельно. А пиво сам пей, - сказал Михаська.
Отец усмехнулся и положил на Михаськино плечо свою руку.
- Только как? - повторил он, будто и не слышал Михаську.
Про что это он?
