𝐓𝐮𝐳 𝐜𝐡𝐞𝐫𝐯𝐞𝐲 | 𝐓𝐚𝐞𝐧𝐧𝐢𝐞

•43•

Тэхён

У меня и без того было плохое настроение, но после сообщения Юнги оно стало просто отвратительным. Я знаю, что у нее наверняка есть хорошая отмазка, ее не может не быть. О какой наводке речь? Что я упустил?

Она догадалась, что мы задумали с «New York Times»? Если да... то это дело может прогореть в одно мгновение.

Я обещаю себе поговорить с ней об этом вечером и на время турнира выкидываю Дженни из головы.

Чем больше проходит времени, тем меньше остается игроков. И тем труднее становится соперничество. Впервые с самого нашего приезда я оказываюсь за одним столом с Хосоком, и этого хватает, чтобы несколько приглушить мой гнев.

На протяжении нескольких часов мы играем. Все идет хорошо, когда вдруг кто-то выдвигает стул напротив. Я узнаю избитое лицо Юнги, сверлящего меня убийственным взглядом – зеркальным отражением моего собственного. Хос, сосредоточенный на игре, борется с желанием взглянуть на меня. Сперва мы играем в тишине, но затем, когда мы остаемся один на один, Мин завязывает разговор.

— Выглядишь немного уставшим. Плохо спал?

Я даже не смотрю на него; игнорирую его и делаю вид, будто его не существует. К сожалению, он продолжает:

— Знаешь, можешь уже перестать из кожи вон лезть. Делать вид, что ты бухаешь, отрываешься и постоянно трахаешься, лишь для того, чтобы не давать мне спать. Как жалко.

Я, как и сидящий рядом Хосок, напрягаюсь. Я осознаю, что он говорит о вчерашних событиях и обо всех тех звуках, которые, вероятно, он слышал через стену. Так значит, он в курсе. Должно быть, Дженни, как хорошая маленькая шпионочка, рассказала ему, что я всего лишь притворялся. Как много она по секрету донесла ему? Знает ли он, что у меня ахроматопсия? Хуже: известно ли ему, что я виновен в убийстве собственного отца?

Он ждет подходящего момента?

Я ничего не могу с этим поделать: в глубине души я паникую. Лучше бы ему не отвечать, но у меня сегодня тяжелый день. Поэтому одариваю его оскалом, проводя языком по губам.

— Видишь ли, все, что ты вчера слышал, было по-настоящему, – говорю я, поигрывая своими фишками. – Полагаю, ты наверняка ею гордишься, не так ли?

Он явно этого не ожидал. Он смотрит на меня, онемев. Хосок хмурится, ничего не понимая. Плевать я хотел на то, чтобы сохранить свое лицо. Единственное мое желание – стереть эту гребаную улыбку с его лица.