maniac II

Глава 8

Вернуть... На уме только «Дай, дай!»... Но сам никогда не отдаст. Он же постоянно размышлял и выпивал с друзьями до тех пор, пока не начинал нападать. И они знают, как остановить разговор. Они знают, как порвать отношения. Если они не найдут выход, то останется лишь сойти в могилу... Всем вместе.        Это контраст жизни совсем стёр с лица улыбку, не позволяя разбитые и искусанные губы сомкнуться с теми, что были горячее солнца. Парень с тёмными волосами зашёл в комнату и сразу закусил свою губу, замечая небольшой беспорядок. На кровати лежало пару футболок, видимо, блондин очень долго подбирал себе образ из немногих вещей, что были в комнате. Вся комната была в холодных голубых тонах, что очень подходило Феликсу, создавая контраст между солнцем и льдом, зимой и летом, лучам солнца и каплям дождя. Феликс был единственным солнцем в этой комнате... Солнцем, что озаряло мир даже в холодный дождь. У Сынмина после потери вольной птицы появились странные порывы и стремления. У него появилось желание найти себе уединение, но при этом не оставаться в одиночестве. Но он остался... Остался один.        Во всём есть контрасты. Они слишком глубокие, иногда их даже не заметишь в людях. Тихони — очень страстные, а те, что слабы — имеют больше силы внутри. Нежность чаще нужна тем, кто пренебрегал ей, а тем, кому по вкусу грубость, хотелось бы ласкающих рук, что нежно проведут по изгибам. Чем острее контраст, тем больше мы способны ощутить полноту жизни. Каждый из нас особенный на общем фоне, пренебрегая остальными — теряет свою уникальность.        Им не о чем было разговаривать... Сидя в тишине на полу холодной комнаты, Феликс держал его руки и просто смотрел в глаза. Такие родные и совсем не похожие на те, что так страстно и глубоко до боли любили. Совершенно разные карие глаза. Одни согревали — другие уничтожали. Одни ласки — другие убивали. Одни скучали — другие утопляли. Заместо крепких объятий и радостных слёз, они молча сидели и смотрели друг на друга. Тишина — лучший разговор, когда голос дрожит.  — Как... — тихонько начал Феликс, совсем не замечая мурашек по телу. — Как вернуть то, что мы сделали? Как вернуть то, что мы сказали? Сынмин... Чонин... — блондин берёт за руку ещё одного друга и сжимает настолько сильно, что костяшки пальцев синеют. — Как вернуть? Потому что никто не выиграл: разрушив любовь, мы оба умрём. Я бы всё отдал, чтобы прогнать этот мрак и начать всё заново.  — О какой любви ты говоришь, Феликс? — Сынмин вырывает свою руку и выдыхает. — Он одаривал тебя вымыслом, но ты был опьянён реальностью.  — Да, Феликс, — Чонин тяжело вдыхает воздух и качает головой. — Всё, чего ты хотел — быть желанным для кого-нибудь, но пока не ушёл от нас... Мы привыкли быть несдержанными, нетерпимыми и дикими. Мы привыкли быть хозяевами ночи. Помнишь?  — Играли в эти глупые игры, — дополнил Сынмин. — Спускали деньги Минхо и говорили всякие глупости...  — Вспомни! — Чонин берёт Феликса за плечи и начинает тихонько трясти. — Вспомни, когда мы впервые столкнулись! Мы утратили то время, мы утратили...        Феликс тяжело выдохнул и на несколько секунд прикрыл глаза. Он подумал о том, какая бы была яркая жизнь, если бы он не попал в руки Хёнджина, оставаясь с друзьями. Это было бы пьяное упоение и самое первое... В жаркую ночь его бы мучала жажда скорости. Выжимал бы двести сорок, просто чтобы взбодриться. В комфорте нет отрады, ему нужно было бы идти просто по краю, но край постоянно движется — всё это у него в голове. Он бы попал в Город Ангелов... В Голливуде по его венам растекалось бы лекарство — любовь. Да, лето в Голливуде и множество лекарств... Только они и эти никчёмные дозы, которые они находили в клубах.        Если бы не Хёнджин, Феликс бы дал себе ощутить тот же пыл, что в первую ночь. Хочет выдохнуть, но просто сходит с ума. Нужно ощутить прикосновение, словно впервые, ведь он когда-то гнался за первым упоением...  — А что было бы хорошего, если бы мы продолжили свой путь? — спросил Феликс и встал с пола, смотря на друзей сверху вниз. — Мы были на хорошем пути? Куда мы тратили деньги? Чем убивали печень? Чем заполняли лёгкие? Чем туманили разум? Это был хороший путь? О чём мы мечтали и что одевали? Что творили? — Феликс словно задыхался осознанием всего, что было в прошлом. — Мы учились — и это было единственным, что мы делали правильно, но вот парадокс: даже на переменах мы бегали в туалет и творили всякую дичь. И нет, в этом не виноват Минхо, мы сами виноваты в этом! Мы сами решили, что нужно прожить подростковую жизнь настолько ярко, чтобы запомнить! Только вот сейчас я понимаю, что нам не светит Сеул, и на нас плевать всеми желанному Голливуду! Мы пили литры алкоголя, мешали коньяк и виски, запивали дешёвым соком, курили сигареты и рвали на себе вещи, несясь обдолбанные по ночным улицам.        Сынмин и Чонин смотрели на него и впитывали каждое слово. Перебивать не хотелось, ведь Феликсу давно пора выговориться и не держать всё в себе... Ему нужно говорить, чтобы стереть иллюзию идеальной жизни перед их глазами.  — Я помню всё и то, что было сказано — это сказано не в красках, — выдохнул Феликс, опуская взгляд. — Родители были правы — всё, что мы делали правильно — это учились. А знаете почему? Потому что если мы не дома, то они думают, что университет — это безопасное для подростков место. Они думают, что так мы защищены. Они думают, что стопка книг нас спасёт, но... Они не знают, что мы делали ночью, и я знаю, что даже БанЧан и Хёнджин будут в нас разочарованы, — он смотрит на Чонина и качает тихонько головой. — В свои годы мы настолько испортились, что попали в такую жизнь. Мы хотели быть плохими, но попали в руки тех, кто олицетворяет слово «плохой». Где бы мы были, если бы не в их руках? Я был бы на свободе, но что она бы мне дала? Я уверен, что от сигарет бы мы потеряли смысл и пытались бы купить себе дозу, но на неё нет цены... Я бы пытался унять голод, не дающий мне спать ночью. Мы улетали, чтобы повторить, но это исступление оказалось бы совсем не таким.  — Ты хочешь сказать, что Хёнджин — это твоё спасение? — выдыхает Сынмин и встаёт, толкая Феликса в плечи. — Открой глаза! Я приехал сюда, рискуя жизнью, а ты мне утверждаешь, что он — это твоя безопасность!  — Он хотя бы контролирует моё состояние, делая это за меня, — усмехается Феликс. — Посмотрите с другой стороны — это всё урок, это наказание за то, что мы делали. Я влез в чужие отношения — мне отомстили. Я отомстил за то, что мне отомстили. Я тут, в этой комнате, лишённый возможности выйти... А где бы я был, если бы у меня в кармане нашли таблетки? Где был бы Чонин, если бы мы продолжили? Он бы лежал обдолбанный на грязном асфальте с пеной во рту... А ты бы лежал под каким-нибудь мужиком, чтобы выпросить деньги. И только Минхо бы вышел чистым из воды. А так... Хёнджин хотя бы отрезвляет и ограничивает мою смерть от простого передоза.  — То лето остаётся у меня в памяти, ведь в душе ты и Минхо ещё вместе... — выдохнул Чонин. — То лето не сотрётся, ведь ваша дружба не угаснет.  — И наша жизнь никогда бы не осталась прежней, Феликс, — тихо произнёс Сынмин. — Возможно, я всё неправильно понял. Как же получилось, что ты оттолкнул нас? Ведь теперь Хёнджин для тебя недосягаем.  — Возможно, я был слишком осторожен, — Феликс подходит к окну и садится на подоконник. — Почему же я отстранился от тебя? Неужели я настолько ослеплён, что не прозрею? Я надеялся, что ты так или иначе догонишь меня, ведь я уже далеко впереди. Каждый раз, когда мне кажется, что я продвигаюсь вперёд, но я снова оказываюсь непонятым. Я думал, что рассказал о своих чувствах поступками, а не словами. Я думал, что он чувствовал это, играя в игры, в которые я не играл. Пусть станет понятно, что я никогда не отпущу его. Можем ли вновь пойти прежним путём? Нет, не можем. Я думал, что сказал вам об этом словами, которых не произносил вслух. Что если я прокричу об этом? Что если я дам обещание? Или ты подумаешь, что это чересчур? — Феликс смотрит на друзей слишком холодным взглядом. — Чего вы хотите от меня? Я думал, что всё было серьёзно, но, видимо, этого было мало. Ты просто не хочешь ничего менять, — Сынмин подходит к нему и садится рядом. — И всё же никто не прав, но одно сказано верно: играя в игру, никто не проиграл. Они не проиграли, и мы не проиграли. А что если посмотреть на всю нашу жизнь, которая сейчас, как на игру? Не слишком ли много команд?  — Я совсем перестал вас понимать! — Чонин пинает тумбочку и хватается за ногу, падая на кровать. — Я устал от ваших разговоров!  — Да что тебе не понятно?! — Сынмин спрыгивает с подоконника и подходит к парню. — Феликс принял не нашу сторону! Мы уже отдельно от него! Хотя... Нет! Это я отдельно от вас! Потому что вы все предали не только нашу дружбу, но и себя! — Сынмин переводит дыхание, но не понимающий взгляд Чонина только больше злит его.  — А команды тут причём? — выдыхает брюнет, но тут не сдерживается уже Феликс и кидает в него зажигалку. — Эй!  — Чонин... — блондин тоже подходит к парню и закусывает губу. — Мы сейчас друзья только потому что когда-то и вправду ими были. Это не понять, но это так... Мы любим друг друга, но наша дружба приобрела другой смысл. Посмотри на всё с другой стороны... Жизнь — это самая настоящая игра, состоящая из команд.  — Минхо и Джисон — команды номер один, потому что они всё и начали, — произнёс Сынмин и лёг на постель. — Ты и БанЧан — команда, которая вообще никогда не должна была стать командой. Феликс и Хёнджин — команда номер три... И они пока что лидируют. А есть я — я один. Мы все преследуем разные цели, но у нас есть одна — спасти Феликса, когда Феликс сам этого не хочет.  — Я хочу, но мне будет трудно его забыть, — Феликс говорит тихо и закусывает губу. — Это будет трудно, и он всегда меня найдёт. Но если посмотреть на всё, как на игру, то...  — Нам стоит избавляться от команд, — выдохнул Сынмин. — Уничтожают первым самого слабого. И это я, потому что я один тут хочу всё вернуть.        Сынмин закрывает глаза, намекая, что разговор окончен. Это трудно, когда ты теряешь людей. Не потому что они уходят, а потому что уходишь ты. Слишком разные, чтобы преследовать одну цель... Слишком разные, чтобы идти за руки. Феликс прав — это наказание для них всех за прошлое.  — И всё же, — Чонин садится на постели и смотрит на них. — Я готов помочь, несмотря на то, что слишком полюбил БанЧана... Я готов встать на вашу сторону, если будет нужно. Но если... Но если из-за вас я его потеряю, я не оставлю целым ничего из того, что вам будет дорого.  — Я тоже, — Феликс смотрит на них и сглатывает. — Если из нас двоих, Хёнджин умрёт первым... То я пойду за ним. — Феликс протягивает руку, чтобы дать обещание. — Я тоже готов встать на вашу сторону.        Чонин сразу прижимает свою ладонь к ладони Феликса и смотрит на Сынмина, который колеблется.  — Ну? — Чонин изгибает бровь. — Ты с нами?  — Только вот мне нечего обещать, — усмехнулся парень. — Мне некого терять.  — Если ты сдашься первым, то я обещаю, мы не оставим тебя, — произносит Феликс.        Сынмин ещё очень долго стоит и смотрит на их руки. Игра продолжается, она набирает обороты... В эту игру смешалось всё: любовь, дружба, безопасность, опасность, жизнь и смерть... В конечном итоге не все смогут насладиться победой.        Брюнет закусывает до боли губу и прижимает ладонь к их рукам, давая обещание.        Это обещание сравнимо с пыткой... Обещание, которое нельзя нарушить, не предав. Обещание, которое уже скоро напомнит о себе...