Любовь в синяках

Предначертано

***

Мутная, непроглядная темень наседает на веки, размывая и без того неясную видимость. Напряженные глаза пытаются разглядеть хоть что-нибудь в округе, поворачиваясь разом с оборотами головы. Кромешная тьма сопровождается глухой тишиной, заставляя сразу два чертога восприятия кануть в неизвестности происходящего. Глаза и уши в неведении, а разум в пассивной панике. Непонятно ничего, не сообразить и обстановки. Едва слышно собственное учащенное дыхание. Почти слепые глаза изучают место нахождения. Нежданно где-то на несознаваемом расстоянии начинает блымать свет, настороженное внимание тут же оглядывается. Свет такой скромный в сравнении с этой бездонной чернью, но такой обнадеживающий разум хоть что-то узреть. Мерцание грязно желтого блика лампочек приносит за собой увиденный силуэт где-то вдали. Да казалось он был не один в своем присутствии. По сторонам метались неразборчивые тени, то исчезая, то появляясь вновь и своим непостоянным нахождением они мигают словно паршивая картина в старом телевизоре. Полученный свет показывает помещение с обветшалым и несуразным потолком, а стен в этой бездне будто и не видать. Разум принимает их отнюдь не четко, они есть лишь в понимании, но не на вид. Таким же странным образом виднеется здесь вся картина. Всё в общем и всецело окутано безымянным мраком. Под ногами холодно-голубая плитка, рассекается в трещинах старости и некой заброшенности. Казалось что и жизни в этом месте нет, причем давно. Внимание заостряется на происходящем в расстоянии метров десяти. Время от времени пробегающие игры света – черные тени, обминают человеческий силуэт, пока он стоит зажато. Шатается этакий человек робко и как-то совсем неуверенно. Внутри формировалось ощущение, что этот черный кто-то испытывает жуткий страх.  Размашистыми движениями его руки пытаются то ли развязать какие-то неосязаемые путы, то ли от кого-то отмахнуться. Словно от чего-то беспредельно опасного, он резко начинает бежать. Ноги будто предательски вросли в землю, не давая дернуть вслед. Остается лишь безысходно наблюдать убегающую и угасающую спину, вновь оставаясь одиноко в этом неизведанном темном пространстве. Но распирающее от невыносимой неподвижности раздражение, позже к счастью заканчивается сменяясь на глухой интерес, стоит ногам сорваться с места и всё-таки побежать вдогонку. Как вовремя играет свою роль быстрый бег, что на диво не стал хуже в этом чудаковатом месте. Во время передвижения глаза мельком успевают улавливать местную округу. Пусть и складывается впечатление, что зрение расплывается в нечеткости, сквозь размытость проглядываются фигуры, а под ногами не кончается застарелая плитка. И вот глазами находится тот самый силуэт, движение замедляется, а внимание фокусируется только на нём. Сознание отказывает в разборчивости каких либо внешних данных. Ни лица, ни тела, от которого лишь изгибы. Всё попросту темное. И эта неспособность понять что видишь, разглядеть – вымораживает наружу всю злость, всё желание узреть кто стоит впереди. Но всё тушится, так же глухо, как и всё в этом незнакомом пространстве.