50 оттенков: Ты моя погибель.

Colors all are brighter when you're near.

  — Анастейша! — стою лицом к окну в своем кабинете, абсолютно игнорируя Майкла. В голове жуткая каша, я не спала всю ночь и, все-таки, решилась. — Доброе утро. Детка? — он тихо подходит ко мне и хватает за плечи, разворачивая. Движение осторожное, аккуратное, но даже оно сейчас приносит боль. На его лице облегчение, когда он не замечает никаких травм. — Ты рано встала. Я дышал перегаром?
— Убери от меня руки, Майкл. Пожалуйста.
Со всех сил сжимаю язычок на часах, отчаянно желая иметь защиту рядом. Но пока не нажимаю.
Майкл делает два шага назад, с явным интересом наблюдая за мной, пока подавляя панику.
— Я позвонила твоему адвокату. После обеда примерный план по разделу имущества должен быть и у тебя, и у меня в офисе. Лишнего я не возьму.
— Какой раздел имущества, Анастейша?..
— Я подаю на развод, Майкл. С меня достаточно.

У него такой вид, будто я вылила на него ушат ледяной воды. Думаю, и у меня не лучше. Я произнесла это. Наконец-то. То, что я мечтала произнести еще много лет назад.

— У нас семья, Анастейша! Ты не можешь просто взять и разорвать это!
— Теодор вырос, Майкл. А София еще слишком мала, чтобы понимать что-то. Я не отбираю ее у тебя, ни за что. Ты ей необходим, ты замечательный отец.
— Ты не любишь меня? — он хватает меня за запястья, заставляя смотреть в глаза. В моих — сталь, уверенность в своем решении, спокойствие. В глазах мужа — ужас, паника, страх. Но я так больше не могу.
— Я не могу сказать, что не люблю тебя, Майкл. Но с твоей стороны — уже не любовь, давно не любовь. И далеко не любовь, — стаскиваю с себя болеро, показывая ему синяки на предплечьях.
— Ана, детка, я... — он проводит пальцами по следам, и я сглатываю, зажмурившись. Мне не больно, мне просто страшно, что будет снова больно. И это ужасно, я не доверяю ему.
— Это был последний раз, Майкл. Я больше не желаю слышать оправданий.
— Дай мне шанс! — как по сценарию, Майкл опускается передо мной на колени, припадая головой к животу. Не впервые, но в этот раз не сработает. — Пожалуйста, Анастейша, пожалуйста... Я не смогу без тебя, Ана...
— Майкл, отпусти меня, — говорю одно, а руки делают абсолютно другое: поглаживаю его по голове, удерживая на месте.
Боже, пожалуйста, дай мне сил. Еще немного. Я выдержу.
— Ты моя, Ана.
Момент: «сейчас или никогда». Ложь во спасение. Я не могу сказать, что я не люблю Майкла, или никогда не любила. Я до сих пор готова на многое ради него... Но я должна оттолкнуть его, иначе я никогда не выберусь.
— Я никогда не была твоей, в этом ты был безгранично прав. Прости.
Всхлипываю, но не позволяю себе слез.
Майкл поднимается с пола, всем своим видом показывая, что ждет извинений. В его глазах гнев, на лице заходили желваки, и я снова вцепилась в часы.
— Все из-за Грея, не так ли? Потекла, по старой памяти? Когда он наиграется с тобой, если вообще обратит внимание — сообщи. Но не обещаю, что приму тебя назад.
Развернувшись, он выходит из моего кабинета с гордо поднятой головой, громко хлопнув дверью.

Я только что рассталась с мужем. С человеком, с которым прожила целую жизнь, и, не смотря на боль во всем теле, даже не могу припомнить ничего плохого.
Майкл замечательный. Он спас мне жизнь. С ним научился ходить наш сын, которому ставили диагноз. С ним мы гуляли под проливным дождем, а потом он сделал мне предложение, уже второе; первое он выпалил, когда Теодор ткнул своим крохотным пальчиком в его щеку и громко заявил: «папа!». Он помог похоронить мне маму, самого родного мне человека, которая боролась со своей проклятой болезнью чуть ли не десять лет. С ним я проводила чудесные ночи и восхитительные дни. С ним мы потерпели семь выкидышей, не считая Оуэна, и он всегда был рядом, чтобы утешить. Я была с ним, когда в автоаварии погиб его отец, его самый родной человек.
Между нами было столько всего, что я просто не могу в это поверить.

Скатываюсь по стенке на пол и обнимаю колени, уже не пытаясь подавить рыданий.
Сколько раз он бросал меня. После пятого выкидыша, очередного ЭКО, когда я была в отчаянии и чуть ли не на грани суицида, он развлекался с моей подругой. Когда мы полетели отдыхать с Трэвисами на неделю, а он уехал через сутки, и я чертовски уверена, что не из-за работы, а из-за чего-то другого. Сколько раз я получала по лицу или куда-либо еще за необоснованную ревность, или просто за то, что сделала что-то не так, как он бы того хотел? Только вчерашний случай я могу назвать более-менее обоснованным. Я не святая, боже, я не отрицаю свою полигамию, но он ревновал к каждому симпатичному мужчине, и раньше он устраивал скандал по любому поводу. Рождение Софии угомонило его.
Сколько раз он пытался подавить меня как личность, как недавно, отчаянно желая создать идеал своей юности. Сколько он перебил посуды, если я говорила что-то «не то» ему. Сколько раз он пытался выставить меня идиоткой при своих друзьях и знакомых. Сколько раз он позволял себе отвешивать Тедди подзатыльники, просто игнорируя мои протесты. Не было большой беды, что у сына не клеилось с историей, но Майкл так не считал.
И это он не вызвал скорую, сказав, что я драматизирую. Драматизирую с кровотечением на восьмом месяце. Не только я виновата в смерти сына.

Прихожу в себя через несколько часов, обнаружив себя на кушетке. Уснула, обессилев. На полу рядом разрывается телефон, и я медленно подхватываю его, не глядя отвечая.
— Алло?
— Привет, мам, — в трубке усталый голос сына, и мое сердце сжимается. Боже, как же я хочу, чтобы его поскорее выписали. — Мне звонил Эп... отец. Он сказал, вы разводитесь.
— Это не телефонный разговор, дорогой. Я приеду к тебе на днях, и мы...
— Это правда?
— Да, Теодор, это правда.
— Я бы сказал, что рад, но это, почему-то, не так, — сын глубоко вздыхает, и я отчаянно желаю обнять его. Мне так нужен мой умный и ответственный мальчик, позволяющий играть с ним, если мне плохо. Мне должно быть стыдно за это, но это далеко не так.
— Я обязательно тебе все расскажу, лишь дай мне время.
— Позвони мне позже, ладно?
— Я люблю тебя, Теодор. Люблю как твоего отца...
— Мам?..
Резко распахиваю глаза, осознавая, что только что ляпнула. Вот черт.
Быстро сбрасываю, жутко злясь сама на себя. Анастейша, идиотка!

В глазах домработницы неприкрытая жалость, которая совершенно мне не нужна сегодня. Женщина убирает в шкаф крохотные вещи моей девочки, всем видом показывая, как она переживает. Оглядываю детскую, злясь на Майкла, что он не предупредил, что возьмет Софи с собой. С другой стороны, я вымотана, он видел это, и с его стороны это проявление заботы...
— Он хоть сказал, надолго он сегодня в офисе или нет?
— Нет, простите. Он был так взвинчен, зол, что я просто побоялась уточнять.
Не смотря ни на что, я уверена в нем. Он обожает нашу малышку, и он не настолько глуп, чтобы как-то исчезать вместе с ней. Я могу быть какой угодно тряпкой, но если дело касается моего ребенка — я могу и убить. И я не думаю, что я преувеличиваю. Еще когда Тедди ходил в сад, его обидел мальчик старшего возраста, уже из школы. Я выследила его мамашу и оттаскала ее за волосы, наглядно показывая, как ее выродку не стоит поступать больше с моим сыном. Помогло.